Владимир Киселев - Весёлый Роман стр 2.

Так вот у нас такая семья: отец рабочий, а дядя вице-адми­рал. Я токарь, а мой старший брат Федя - профессор, док­тор медицинских наук. Лечиться, правда, мы стараемся не у него. Если уж кто заболеет - приглашаем участкового вра­ча. С Федей всегда какая-то чепуха получается. Заболела недав­но у наших соседей бабка - Мария Афанасьевна. Попросила: позовите Федю. Позвали. Он осмотрел ее, протер очки и го­ворит:

- Простудились вы, Мария Афанасьевна. Нужно будет этазол принимать. Я сейчас выпишу.

Клава, невестка Марии Афанасьевны, продавщица из на­шего "Гастронома", сразу же вмешалась:

- У мамы от этазола крапивница по всему телу. Может, лучше сульфадимезин?

- Можно и сульфадимезин, - согласился Федя. - И бан­ки неплохо бы.

- От банок у меня сердце болит, - сказала старуха. - А горчичники можно?

- Конечно, конечно, - подхватил Федя. - Очень хорошо горчичники.

- А может, ей пенициллин нужен, уколы? - спросила Клава.

- Не помешает, - сказал Федя. - Сейчас я напишу, пусть сделают уколы.

Нет у него той авторитетности, с которой разговаривают обыкновенные участковые врачи. Может, правда, когда какое-нибудь серьезное заболевание, он не соглашается с тем, что ему подсказывают. Может, в таких случаях он говорит что-то определенное. У нас как-то никто всерьез не болел. Но для обычных случаев вроде гриппа он совсем не подходит - толь­ко авторитет медицины подрывает своей покладистостью.

Один дядя у меня, как я уже говорил, адмирал и живет в Ленинграде. А другой, мамин брат, Степан Игнатьевич Князюк - литейщик. Дочка его, моя двоюродная сестра Шу­рочка, - портниха, в ателье работает. Это она мне сшила джинсы, которыми я горжусь. Не те пижонские джинсы, какие теперь все носят, а настоящие, из плотного брезента. Если их поставить, они будут и без человека стоять. Такие и нужны мо­тоциклисту - ни ветер, ни дождь сквозь них не проберутся. А блестящие кнопки везде, где только можно, мне прикрепил часовщик, который работает в будочке у нас на углу. Уж он не пожалел металла.

Черную кожаную курточку с девятью замками-"молниями" и белыми витыми кожаными погончиками Федя мне привез из Австралии. Белую каску и пластмассовый щиток-забрало выдали в клубе. Перчатки-краги я купил в магазине спорттоваров. Это все не пижонство. Я однажды шел по шоссе без перчаток. И не на такой уж большой скорости - километров семьдесят-восемьдесят. По мизинцу врезал встречный майский жук. Я думал, что без пальца останусь. Честное слово, даже взвыл.

Ну и мотоцикл я купил себе уже через месяц после того, как поступил на завод. В рассрочку. Мы все покупаем мото­циклы в рассрочку. Машина зверь. "Ява-350". Мы с Вилей здо­рово с ней повозились. Поставили гоночный руль с катушеч­ным регулятором газа. Движение руки - и дроссель полно­стью открыт. Это у нас такая мода - какой бы драндулет у тебя ни был, а руль ставится гоночный, шириной восемьде­сят пять сантиметров. Совсем другой вид. И вручную отполировали камеру сгорания и каналы. С места берет девяносто километров, до того приемист.

У нас в Киеве побывал чешский инженер с завода "Ява". Когда он посмотрел наши машины - только языком поцокал и головой покачал.

- Прецезионная работа. Ювелирная техника. Можно на международной выставке показывать.

Конечно, они на заводе при массовом выпуске не могут так отполировать каждую деталь.

Я люблю свою машину. И доверяю ей.

- Для чего тебе столько яиц? - спросил я у Николая.

- Тетка просила.

Он жил с теткой.

- А как мы их довезем?

- Ничего, довезем.

Он решил купить сотню яиц. Стоило посмотреть на то, как он это делал. Николай - обычно мрачноватый парень, с ка­кой-то особой, чуть виноватой улыбкой. И все-таки все про­давщицы ему улыбаются. Всегда. Сразу. Что-то в нем такое есть. Посмотришь на него хоть раз и понимаешь: вот уж хоро­ший и надежный парень.

- А они не испортятся? - вдруг спросил Николай. - За месяц?

- Сейчас выясним.

Я уверил продавщицу, хорошенькую блондинку с телом взрослой женщины и совершенно детскими ясными глазками, что Николай построил дома инкубатор и собирается выводить цыплят, и допытывался, можно ли вывести цыплят из гастрономовских яиц. А она не знала и побежала консультиро­ваться к заведующему отделом, тот тоже не знал. В конце концов я объявил, что мы проверим это экспериментальным путем, а яйца, из которых цыплята не вывелись, возвратим в "Гастроном".

Черт его знает что! Если кто-нибудь задерживает продав­ца трепом, другие покупатели всегда нервничают и ругают­ся. Когда это делаем мы с Николаем, вдруг оказывается, что никто и никуда не спешит, все вмешиваются в разговор - сплошное веселье.

И продавщица была довольна. Ну, в этом никакого особен­ного секрета нет. Просто нужно так с ней разговаривать, что­бы она чувствовала, что ты интересуешься ею как человеком. Но уж здесь притворяться нельзя. Нужно в самом деле инте­ресоваться. Продавщица, вероятно, ощущает свой прилавок, как барьер между собой и покупателями. Так вот, весь секрет в том, чтобы она не чувствовала этого барьера.

Яйца мы покупали в "Гастрономе", который в самом на­чале Крещатика, недалеко от площади Ленинского комсомо­ла. Мы вышли из магазина, Николай нес в руке коробку хоро­шо упакованных яиц, а я - четыре пирожка с мясом, заверну­тых в сразу промаслившуюся бумагу, и вдруг мы увидели, что навстречу нам идет о н а.

И я, и Николай, и все наши ребята хорошо знаем, что зна­чит о н а. Это трудно только другим объяснить… О н а - это девушка, с которой ты хотел бы немедленно познакомиться, в которой есть какая-то особая привлекательность, что ли, ради которой оставил бы любую компанию. Эта девушка мо­жет быть даже не очень красивой, и плохо одетой, и может идти по улице с отцом или с мужем, и все равно мы сразу почему-то чувствуем, что это о н а.

У девушки, которая шла навстречу нам, была какая-то особенно броская фигура, то есть не фигура, а ноги, такие, как бывает, когда смотришь на манекен в витрине, но это не казалось противным, а, наоборот, было очень привлекательно. И румяные, с нежной и чистой кожей щеки. И волосы с двумя кудряшками на лбу, перевязанные красной газовой косынкой, свернутой, как жгут. И летние туфли без задников под ло­зунгом "ни шагу назад". И что-то такое в ней было… Ну, в об­щем, этого не объяснишь.

Мы одновременно ей улыбнулись. Она чуть-чуть улыбну­лась нам в ответ и прошла мимо. Мы посмотрели ей вслед, но она не оглянулась. Тогда мы помчались к своим мотоциклам. Они стояли на боковой улице за углом. Николай закрепил ко­робку с яйцами на багажнике. Мотоциклы рванули с места, по Костельной мы вылетели на площадь Калинина, поставили мото­циклы и снова пошли навстречу девушке.

- Здравствуйте, - сказал я. - Давно не виделись. Девушка рассмеялась и прошла мимо. Она решила, что мы ее обогнали по другой стороне.

Мы возвратились на площадь Калинина, развернулись с та­кой скоростью, что успели увидеть номера собственных мо­тоциклов, и помчались на Прорезную.

- Здравствуйте. - Я снова поздоровался с таким выра­жением, словно вижу ее впервые. - Вам тут не попадались два таких же парня, как мы? Это, знаете, наши братья. У нас в семье шестеро близнецов.

На этот рев девушка была искренне озадачена.

- Как это вам удается? - спросила она, и мне показа­лось, что голос у нее как-то удивительно подходит к внешно­сти - он был глубоким и чуть ленивым.

- Машина времени, - ответил Николай. - В наших ру­ках машина времени. Только что мы побывали в далеком ком­мунистическом будущем, затем вернулись в Древний Египет, к Нефертити, и всюду мы встречались с вами.

- Хотите посмотреть на это чудо современной техники? - вмешался я.

Честное слово, мы не сговаривались. Но вели себя мы так, словно предварительно прорепетировали эту сцену.

-Хочу, - не задумываясь, ответила девушка.

-И достаточно вам будет произнести волшебное закли­нание "врали, врем и будем врать, трижды восемь - сорок пять", как наша машина доставит вас в любую географическую точку земного шара, - заявил я, подхватывая девушку под руку. Николай подцепил ее с другой стороны, и мы подбежали к мотоциклам.

- Куда вам? - спросил Николай, усаживая девушку на седло.

Я не услышал ответа, потому что мотоцикл Николая чуть из-под него не выскочил. Я только успел крикнуть вслед:

- Яичница!

Сто яиц! По восемьдесят копеек десяток! Порадует Ни­колай свою тетку!

Воскресенье. Если лежать не двигаясь, совсем не больно. Но когда я поворачиваюсь, нога ноет так, что выть хочется. Хорошо, что это случилось в субботу. Отлежусь сегодня, а завтра пойду на завод. Щиколотка распухла, и появился си­няк. Как говорили в нашем классе - гематома. Школьный врач - старая и серьезная Розалия Бенедиктовна - никогда не говорила, что Ромке в драке поставили фонарь под глазом, а всегда выражалась научно - "гематому". По этому слову можно узнать любого выпускника нашей школы.

Болит нога. Но я хорошо отделался. Могло быть намного хуже.

Я долго раздумывал, что сказать маме. И ничего лучше не придумал, как сообщить, что я свалился с лестницы. Главное, она поверила и потребовала, чтоб я "дыхнул".

- Ну что вы, мама, совсем как регулировщик водителю, который проехал на красный свет, - сделал я обиженное лицо.

- Почему я за всю жизнь, - спрашивала мама, - ни ра­зу с лестницы не падала?

Я тоже никогда не падал с лестницы. Но ведь возможен такой случай?

В самом деле я полетел. И теперь понимаю, что значит состояние невесомости. В кабине космического корабля.