Вишну помолчал, прежде чем заговорить снова. Челн продолжал скользить против течения, но Гангее было не до того - он всем сердцем внимал речи Бога.
- Приказывай! - словно в бреду шептали белые губы.
- Не приказываю - предлагаю. Когда душа раджи Шантану обретет райские миры, ты займешь его место на престоле. Да, царство твоего отца процветает, люди в нем обеспечены и счастливы, исправно возносятся молитвы и творятся обряды - но так ли обстоят дела в сопредельных державах?! А еще дальше простираются земли заик-барбаров[50], чьи женщины испражняются стоя, а мужчины не чтят богов, допускают смешения варн или вовсе не признают их, дают нечистым собакам вылизывать посуду, из которой едят… Да ты, верно, и сам это знаешь?
- Знаю, Великий!
- Ведь варна, "окраска" существ - это не просто сословие! За спиной у брахмана - сотни поколений потомственных жрецов, века общения с богами и наставления смертных на путь истинный! Брахман - это он сам и все его предки! Поручи обряд "Приношения Коня" любому не брахману - что получится?! То же и с кшатриями: год за годом род воинов копил мужество, отвагу и умение сражаться, впитывая их с молоком матери! Брось в бой рыбака или гончара - много ли он навоюет?! Вайшьи, землевладельцы и мастера, испокон веку учились хозяйствовать, шудры - выносливы, послушны и привычны к тяжелой работе… Тысячелетия кропотливого отбора - и свести все на нет из-за ложной справедливости?! Только потому, что Жар-тапас доступен всем?!
- И я… мне предстоит образумить этих людей?
- Да! Ты станешь Чакравартином-Самодержцем, Вращающим Колесо Судьбы. Ты объединишь все окрестные земли, ты пойдешь дальше, в земли барбаров, и принесешь им Закон-Дхарму - пусть даже на конце стрел! Империя Гангеи Великого прославится в веках, расцветая под сенью Закона, славя богов и своего земного повелителя… Решайся! Стань Опекуном Земли!
У сына Ганги кружилась голова от открывшейся перед ним картины. Не это ли мечта любого просвещенного правителя? Могучая держава, крепкая Законом и благочестием, где каждый знает свое место и доволен своей участью? А во главе - он, Чакравартин-Самодержец, фаворит самого Вишну, пользующийся поддержкой богов и любовью благодарного народа? Все враги сокрушены, еретики наказаны, подданные довольны, чистота варн незыблема, царство процветает, богам возносятся обильные жертвы…
- …Но это еще не все, царевич, - вернул его с небес на землю голос Опекуна Мира. - И без барбаров хватает гнуси в Трехмирье: ракшасы, пишачи-трупоеды, нечистые бхуты, преты, якши, вселяющиеся в тела умерших духи-веталы - да мало ли кто еще?! Долг Чакравартина - выжечь нежить каленым железом! Раз и навсегда!
- Но ведь часть их состоит в свитах богов! - изумился Гангея.
- Божьи слуги безопасны для Трехмирья. Но предающийся аскезе ракшас, который получает в итоге сверхбожественное могущество? Подкрадывающийся к уснувшему в лесу путнику прет-клыкач?! Бхуты - осквернители могил?! Им не место среди живых! А души их, возродясь в куда более достойных существах, озарятся наконец светом Закона и ступят на стезю добродетели. И ты в силах помочь им в этом!
- Я?!
- Ты! - в голосе Вишну зазвенели нотки раздражения. - Объединив людей в единое государство, ты очистишь землю от скверны, после чего скажешь от чистого сердца: "Хорошо, и хорошо весьма!"
Что-то шевельнулось глубоко в душе Гангеи, там, далеко, притаясь на самом дне, куда не достигал свет разума, дрогнула незримая твердь - и даже зверь, внимавший речи Бога вместе с царевичем, испуганно дернулся.
Тайна просыпалась от долгого сна, медленно выбираясь на поверхность сквозь толщу судорожно сопротивлявшегося "я".
- Что же я должен сделать? - спросил у Бога сын Ганги, с тревогой прислушиваясь к самому себе.
- Для начала - жениться на Сатьявати. Потом… Темный прибой ударил в мозг, вымывая остатки сознания, и свет померк в глазах Гангеи.
Тело будущего Чакравартина содрогнулось, едва не выпав из челна, руки клешнями заскребли по бортам, словно в поисках опоры, голова свесилась набок, глаза закатились, сверкая белками в кровавых прожилках, а изо рта потекла тягучая слюна. Сейчас могучий витязь выглядел беспомощней младенца - и напротив него эбеновым изваянием застыла темнокожая женщина, пересыпая под веками толченый берилл "кошачья искра".
- На престол, - с трудом пробулькал слюнявый рот Самодержца. - На престол - и всех к ногтю! Барбаров, ракшасов, Локапал, согласных, несогласных… всех! Восславим хором братца Вишну! Ом мани! Так, Упендра?
- Что ты себе позволяешь, червь?! - полыхнул гневом взгляд женщины. - Забыл, кто перед тобой?!
- Помню, - ехидно прошамкали губы мужчины. - Помню, Упендра! Как не помнить! Лучше б твоя мать тогда послушалась Дханву-лекаря и избавилась от младшенького сынка! Ведь это твоя шутка загнала меня в темницу из смертной плоти! Что, думал, не выберусь?! Или забыл? Вижу - забыл…
- Кто ты? - голос Бога впервые сорвался на крик.
- Дьяус. Шут Дьяус, миляга Дьяус, последний из Благих! Тот, кто держал Вселенную в кулаке задолго до всех Опекунов, вместе взятых!
И челн остановился поперек стремнины как вкопанный.
4
С самого утра Предвечный океан был спокоен. Только легкая зыбь изредка туманила зеркало Прародины, да еще одинаково пологие волны, словно близнецы, лениво возникали из ниоткуда и с прежней ленцой уползали в никуда.
Древо Ветаса, что выросло из осколков скорлупы Золотого Яйца и пустило корни во влажной бездне, озарялось божественным сиянием - в кроне птицами в силках умелого ловца трепетали искристые зарницы. И немудрено: под Древом сегодня расположился сам Вишну, Опекун Мира, Светоч Троицы.
Тот, кому ложем служил лотосовый лист, а листу опорой - Тысячеглавый змей Шеша, всплывший из глубин по воле Опекуна.
Сверкающие драгоценностями браслеты сплошь покрывали руки и ноги Бога. Грудь Вишну была гладкой - лишь над правым соском виднелся завиток волос, какой оставляют себе все вишнуиты, - и увитой гирляндами белых лотосов о восьми лепестках. Цветы только-только распустились и дышали свежестью, еще один цветок-исполин прямо на глазах раскрывался, вырастая из пупка Опекуна. Блистала сокрытая в венчике жемчужина Каустубха, добытая при пахтанье океана и преподнесенная сонмом богов Опекуну Мира, и горел во лбу Дарителя ограненный сапфир, испуская из себя лазурный луч на все десять[51] сторон света… Огромно было тело младшего сына Адити-Безграничности: уступая размерами Предвечному океану, возлежало оно вровень с Ветаса-Древом! Прекрасен был лик Его, и присутствие наполняло Вселенную благородством и миролюбием…
А по водам Прародины вокруг великого и прекрасного Вишну бродил карла, похожий на шута-вибхишаку. Хитрые глазки-маслинки поблескивали из-под кустистых бровей, жиденькая бородка, достойная козла в рыбацком поселке, свисала паклей, ермолка из алого бархата залихватски съехала на левое ухо. Помимо дурацкой ермолки на карле имелась рубаха совершенно невообразимой расцветки, сшитая явно на вырост, а также шаровары шириной с долину Инда: из-за них карла то и дело путался, оступался - но, на удивление, не падал. И в воду не проваливался. Бродил себе по дремотным волнам, как по косогорам, да еще время от времени косился на Древо Ветаса и Опекуна под Древом.
- Глянь направо, глянь налево, - вдруг пронзительно заорал карла на всю Прародину, - в океане аж два Древа!
- Не смешно, - отозвался Вишну, наскоро создавая рядом образ своей супруги, Лакшми-Счастья, и заставляя Счастье чесать себе пятки. - Где ты видишь второе?
- Под первым, - остроумию карлы не было предела. - Вон, уже и цвести начал… Скоро плодоносить пора.
- Все шутишь, - осуждающе заметил Бог.
- Все шучу! - с готовностью согласился карла. - По чину положено. Чем бока пролеживать и корчить из себя толстый пуп Мироздания, лучше уж в дураки податься. Все дело какое-никакое!
- Ты мне лучше скажи, как ты наружу выкарабкался?! - проворчал Вишну, отращивая третью и четвертую руки с раковиной и дубинкой соответственно.
- А так же, как и ты, Упендра!
Карла гнусаво захихикал и весьма похабно изобразил, как и из чего он выкарабкался.
- Не смей называть меня так, дурак!
- Упендра! Упендра! - Карла весело запрыгал вокруг Опекуна, и эхо откликнулось со всех сторон, заполняя океанский простор:
"Упендра-а-а!"
Раздражение Вишну доставляло карле изрядное удовольствие.
- Что ж, дурак, веселись, пока можешь, - в трубном гласе Опекуна Мира прозвучала отчетливая угроза. - Верней, пока я Один из Тримурти, что само по себе немало. Но, полагаю, будь я просто Одним, твоя развязность…
- Одним?! - громыхнуло эхо, разом вытряхнув зарницы из листвы Ветаса-Древа, и Вишну не сразу понял: эхом был ответ карлы, а не финал его собственной тирады.
Очертания уродца смялись в бесформенный ком, пятном крови мелькнула, всасываясь внутрь, дурацкая ермолка - и Предвечный океан вскипел, метнув пенный столб к нахмурившемуся тучами небу. Прямо с того места, где минутой раньше плясал карла, словно и впрямь существовала в пучине страшная Лошадиная Пасть, затаившийся до поры пожар Судного Дня.
Мгновенно небесная ширь пришла в движение. Тучи испуганными овцами шарахнулись в стороны, открылась лазурь без конца и края, и огненными сполохами проступил в вышине гневный лик бывшего дурака.
От прошлой личины осталось одно: съехавшая на ухо алая ермолка солнца. Но чувствовалось: захоти Он, и солнце мигом окажется на макушке, превратив восход в полдень.
- Я, Дьяус-Небо, успел позабыть, каково оно: быть тем Одним, которым мечтаешь стать ты! И, клянусь временами, когда Трехмирье склонялось перед Вседержителем - ты зря напомнил мне о запретном!