Пожалуй, надо уточнить, что я понимаю под термином "женщины постарше". Я долго об этом думал и пришел к выводу, что "женщиной постарше" можно назвать любую женщину, которая старше, чем была твоя мать, когда ты был подростком. Лет в шестнадцать ты становишься реально сексуально озабоченным - до такой степени, что не можешь думать ни о чем другом. (Я в курсе, что нынешние детишки входят в эту стадию куда раньше. Западный мир настолько пропитался сексом, что к четырнадцати годам мальчики уже по уши увязают в этих делах. А однажды я прочел в газете о женщине, которая стала бабушкой в двадцать шесть лет. Но мое поколение было другим - последним с запоздалым развитием.) Ну так вот, в мои шестнадцать лет моей матери было тридцать семь, и на мой тогдашний взгляд, она выглядела старухой. Я и мысли не допускал, что у нее может быть какая-то личная жизнь или внутренняя, не говоря уж о сексуальной (разве что с моим отцом, в чем, спасибо "самоаналитическому" эссе Элисон, я начал сильно сомневаться). Сексуально и эмоционально - для меня, ее сына, - она не существовала. Она жила, чтобы обслуживать меня, заботиться о моих нуждах, физических и духовных. Знаю, подобная откровенность способна шокировать, но подростки - народец эгоистичный, занятый исключительно собой, и что уж тут скрывать: такой я ее видел. И даже сейчас, в сорок восемь лет, мне трудно вообразить, что женщин в возрасте моей матери - ладно, в моем возрасте, если вам так больше нравится, - можно рассматривать в качестве сексуальных объектов. Разумеется, это нелогично. И конечно, это плохо. Но я ничего не могу с собой поделать и не хочу врать ни себе, ни другим. Кстати, именно поэтому я был так подавлен после ужина с Поппи, когда сообразил, что она пригласила меня только затем, чтобы познакомить со своей матерью.
Надеюсь, теперь вам более или менее понятно, с каким настроением я нажимал на кнопку электронного звонка на стене дома Элисон. Она сама открыла дверь. Последний раз мы виделись лет пятнадцать назад. Эпизод в нашем общении, мысль о котором вгоняла меня в краску, случился тридцать с лишним лет назад, когда ей было семнадцать и мой извращенец-папаша сфотографировал ее в малюсеньком оранжевом бикини. И вот она опять стоит передо мной: все такая же модная, уверенная в себе, интересная и элегантная, как и раньше. И ей пятьдесят лет. Изрядно побольше, чем было моей матери, когда мы все вместе ездили в Озерный край. Да что там, моя мать, когда умерла, была моложе.
- Макс! - воскликнула Элисон. - Ты приехал, это чудесно!
Она подставила мне щеку, и я поцеловал ее. Кожа была мягкой, напудренной и остро, хотя и не неприятно, пахла духами - что-то среднее между медом и розовой водой.
- Я тоже рад тебя видеть. Ты совсем не переменилась. (Так ведь принято говорить, и неважно, правда это или нет.)
- Как удачно, что ты оказался в наших краях. Мама сказала, ты едешь на Шетланды.
- Да, совершенно верно.
- Потрясающе! Ну, что же ты, входи!
Через холл она провела меня в гостиную - по моим прикидкам, в одну из двух или трех, находившихся на первом этаже. В этой комнате минимализм каким-то образом совместили с достатком. На стенах современная живопись; толстые бархатные шторы задернуты, отгораживая гостиную от хмурой погоды; освещение - скрытое, неравномерное и ненавязчивое. К просторному дивану в форме буквы "Г" с пышными, манящими подушками был придвинут стеклянный журнальный столик, на котором в изысканном беспорядке лежали журналы. В камине весело горел огонек. Я уже решил, что он настоящий, но Элисон сказала:
- Тебе не жарко? Я могу прикрутить пламя.
- Нет, нет, все хорошо. Я люблю, когда горит огонь.
И я тут же пожалел о сказанном. Она еще не забыла? Не забыла, как я потерпел фиаско с костром в Конистоне? Или только я сейчас думаю об этом, потому что прочел ее эссе два дня назад? Но если Элисон и помнила, то ничем себя не выдала.
- Прекрасно, тогда устраивайся поудобнее. На улице мерзко, правда? Говорят, ближе к ночи пойдет снег. Налить тебе выпить? Я собираюсь хлебнуть джина с тоником.
- Хм, отличная идея, я с тобой. - У меня из головы вылетело, что совсем скоро я везу нас обоих в ресторан.
Когда Элисон вернулась с выпивкой, мы уселись по разные стороны Г-образного дивана.
- Милая комната, - отвесил я тупую похвалу. - И дом тоже милый.
- Согласна. Но он слишком большой. Пять дней в неделю я брожу тут одна из угла в угол. Как-то это глупо, по-моему.
- А мальчики разве не дома?
- Они в школе. В интернате.
- А Филип?
- Уехал в Малайзию. Может, вернется сегодня вечером. А может, нет. - Она вдруг выпрямилась: - Господи, Макс, у тебя такой вид… даже не знаю, как сказать.
- Что сказать?
- М-м… напряженный. Ты выглядишь немного напряженным.
- От усталости, наверное. Я уже три дня в дороге.
- Конечно, - кивнула Элисон. - Как я не догадалась.
- Да и прошлый год выдался не слишком радужным, - добавил я. - Мама говорила, что Каролина ушла от меня?
- Говорила. - Элисон протянула руку и положила ладонь мне на колено. - Бедняга Макс. Если захочешь, расскажешь обо всем за ужином.
Пока Элисон наверху поправляла прическу и макияж, я вышел к машине за коробкой, набитой бумагами. На улице был лютый холод, мелкие снежинки угрожающе порхали в ночном небе. Элисон, спустившись в холл и увидев картонную коробку, воскликнула:
- Боже, что это?
- Твои вещи. Мама с папой просили передать.
- Но они мне не нужны!
- Им тоже.
- Ладно. И что там?
- Университетские работы, кажется. Куда ее поставить?
- А, оставь здесь. - Элисон цокнула языком. - Ужасно - заставить тебя везти этот хлам сюда.
Она закуталась в шубу из искусственного меха, ввела код из четырех цифр в замысловатом устройстве на стене, и лишь затем мы вышли из дома. Под ногами было немного скользко, и Элисон взяла меня под руку, пока мы шагали к машине. Было приятно, что она вот так опирается на меня. А прикосновение меха к моей руке подействовало неожиданно успокаивающе.
- О-о, какая прелесть - "приус". Мы с Филипом подумываем купить такую.
Я собирался сказать ей, что автомобиль принадлежит фирме, но передумал. Мне вдруг захотелось, чтобы она считала его моим.
"Приус" в обычной бесшумной манере скользил по тихим, темным, таинственным улицам. Дома казались огромными, мощными, а в окнах почти нигде не горел свет. За какую-нибудь пару минут нам повстречались две полицейские машины - одна медленно патрулировала улицы, другая стояла на обочине. Я отметил вслух этот факт, и Элисон объяснила:
- Предполагается, что здесь велика вероятность преступлений. Ведь в этом районе полно миллионеров - в основном, банкиров, - а люди сейчас очень на них сердиты. Вот там, чуть дальше…
И Элисон принялась рассказывать историю об одном финансовом гении, который живет на ее улице, как его пригласили на работу в крупный банк, и он умудрился свести активы почти к нулю, одновременно несказанно разбогатев на персональных бонусах и пенсионных выплатах, но я слушал ее не очень внимательно, загружая в спутниковую навигацию завтрашний пункт назначения. Эмма, очевидно решив, что я уже на пути в Абердин, выдала соответствующую инструкцию:
- Через двести ярдов поворот налево.
- Попридержи коней, - остановил я ее. - Мы поедем туда, но только завтра.
- Пардон? - Элисон повернулась ко мне.
Я смутился, сообразив, что перебил ее в самой середине повествования о свежем финансовом скандале. Признаться, услыхав голос Эммы, я почти позабыл о присутствии Элисон.
- С кем ты сейчас разговаривал? - спросила она.
- Я? Ты о чем?
- Мне лишь показалось, что ты обращался не ко мне, вот и все.
- Ну конечно, к тебе. К кому еще я мог обратиться?
- Не знаю. - Она смотрела на меня с легким беспокойством и подозрением. - К навигатору, например?
- К навигатору? С чего бы я стал разговаривать с навигатором? Это же чистое безумие.
- Да, ты прав.
И дальше, до самого ресторана, мы болтали на другие темы.
Ресторан - симпатичное заведение, декорированное под старину, - располагался рядом с замком. Когда мы подъехали, снегопад несколько поутих, но все равно мы поспешили в тепло и уют некрашеных каменных стен и сводчатых потолков. В маленьких нишах вдоль стен ужинали пары, беседуя в относительном уединении, и наш столик также находился в нише. Официант, похоже знавший Элисон, был подчеркнуто вежлив и внимателен, провожая нас к столику. Пробежав глазами меню с интригующими названиями блюд, замешанными на местных традициях, Элисон выбрала сливочный козий сыр и салат со свеклой и цикорием, я же заказал дикую утку с фундуком и артишоками. К закускам Элисон попросила принести французского шардонне ценой в 42,50 фунта. К счастью, она заранее предупредила: "Сегодня я угощаю". С моей стороны, пожалуй, было бы наглостью списать эти расходы на счет фирмы.
- Значит, твой муж отправился на Восток? - начал я беседу, глотнув вина, которое, на мой вкус, ничем не отличалось от того, что продают в "Теско" или "Моррисоне" по пять фунтов за бутылку. - Чем он там занимается?
- Ну, объезжает поставщиков, - ответила Элисон без особой уверенности. - Командировки у него теперь все чаще и чаще. В Малайзию он заехал на обратном пути из Австралии.
- Я недавно был в Австралии.
- Правда? А ты чем там занимался?
- Гостил у отца.
- Ах да, я и забыла, что он там поселился. И как он?
- Отец?.. Нормально. В хорошей форме.