Вид многовековой реки, пустынной набережной успокоил мою нервную систему. Расшатанную. Но не до конца: тоже мне сокровище, больше не позвоню, как будто и не переспала со мной. Впрочем, для актрис… Это не повод для знакомства: как этот глупый анекдот. Что же я буду делать здесь еще десять дней вечерами? Медея? Молода и наивна, к тому же завтра уезжает в свое царство, с мамой. Мне нужен был сомысленник, собеседник. Я чувствовал себя одиноким. Изгоем. Актриса говорила со мной, как с посторонним, проспав в моих объятиях ночь. Так что же меня волнует - актриса или бег от одиночества? Что мне нужно?
Чудом я разыскал нужный мне дом, только с помощью возницы. И вознаградил его сверх меры местными тугриками.
Дверь отворилась. Веселье было в полном разгаре. Мы замерли в объятиях с моим лучшим другом, которого я не видел тринадцать лет и который провожал меня в эмиграцию. Я бы сказал, скорее, на родину - в мир. Мир - моя родина.
- Аввакум!
- Алексей!
- С днем рождения тебя, дружок!
- И тебя также.
- Сколько ж тебе исполнилось?!
- Не надо, Алеша, бить меня сразу в глаз. Ты еще не выпил!
Я целую его в щеку.
- Тринадцать лет, суконка, ни одного письма!
- Я не писатель! Я читатель. В костюме, козырный какой, не подойти!
Я смеюсь, я вечно ржал над его подколками. До неприличия.
Из комнаты раздается приступ смеха и крики:
- Веди его сюда!
Он обнимает меня за плечи и ведет в комнату. Люстра ярко горит. Я тушуюсь.
Аввакум представляет мне гостей, а меня - гостям. Половину стола я знал, другая половина знала про меня. Церемония представления кончается, и передо мной держат уже хрустальный рог.
- Это шутка? - спрашиваю я Шурика.
- Надо догнать, за именинника, а потом уже будешь пить маленькими бокалами с нами.
- Потом я буду лежать при смерти, - говорю я, - я водку пить не умею.
Голоса мгновенно срезает, как серпом.
- Это американская шутка, - успокаивает Аввакум, - я на турнирах видел, как они пьют, - наших перепивали!
- Ну, ваших еще никто не перепивал! - говорю, и разливается фейерверк смеха.
- Именинник, - встаю я, - я желаю тебе жить сто двадцать лет. И за эти долгие годы - прислать мне одно письмо!
- Узнаю моего Алексея Достоевского, - улыбается Аввакум.
Шурик бережно держит руками рог. На весу. Как микрофон у моего рта.
- Тебе даже руки не нужно напрягать, я сам в тебя волью. Всё для дорогого гостя!
Аввакум, подмаргивая, улыбается:
- Если он на тебя сел, уже не слезет!
В мой рот, как по мановению волшебный палочки, вливается закрученный поток водки. Я, видимо, хочу найти приключения сегодня вечером.
- Еще один, - говорю я, и все замолкают, глядя на чужестранца. В голове поднялась и поплыла первая волна.
- Алексей, ты всю-то водку не выпей - с вашими американскими замашками! - ржет Аввакум, и все смеются.
Я беру вилку, серебряную, и мне накалывают помидор. Стол накрыт очень вкусно. Бутылки водки перемешались с коньяками и шампанским. Всевозможные салаты, зелень, фрукты: громадная ваза с виноградом, клубникой и абрикосами в середине.
- Да здравствует братская страна - Америка! - крик.
- Он хотел сказать "блядская", - поправляет Аввакум.
- Привет западному капитализму и тем, кто владеет капиталом! (Если бы я владел им…)
Продолжаются крики. Из-за стола встает миловидная женщина и приближается к нам.
- Это Юля, моя жена, ты ее никогда не видел, - говорит Аввакум.
- Очень приятно. Поздравляю с браком - с опозданием в тринадцать лет.
- Он "писатель", не обращай внимания, - говорит Аввакум.
- Гостя надо посадить и накормить, - бросает она взгляд на мужа.
Он простирает руку, указывая. Во главе стола стоит чистая тарелка, прибор на салфетке из голубого льна и сверкает хрустальный бокал.
- На почетное место!
- Только рядом с тобой, - говорю я.
- Конечно, со мной. Кто еще с тобой рядом сядет, дружок!
Мы ржем нашим старым шуткам.
- И напоить! - слышу я грозный рык. Поднимается незамеченный тамада, и я не верю своим глазам. Рослый Шурик, похожий на акробата, с коротко стриженной головой. Он поднимает меня, как пушинку, в воздух и обнимает.
- Алексей! Где ж тебя так долго носило, похудел в пути. - Он на руках переносит меня над головами. Раздаются аплодисменты. Мне уже тепло и весело. А я еще не пил… Может, это и есть моя пристань в мире. Когда-то у меня было название для романа… "Пристань в мире". Я его никогда не написал.
Аввакум усаживается рядом. Шурик меняется местами с его женой и садится с другой руки.
- Дайте рог, - требует он, и его пожелание мгновенно исполняется.
- Ты боишься, что тебе водки не хватит?
- Очень! - Аввакум передергивает судорожно плечами.
Раздается смех. Я иду к пакету и приношу две литровые бутылки "Смирновской" на стол.
- Так ты бы и пил свое дерьмо, а то нашу, отечественную, переводишь.
Раздаются аплодисменты. Я возвращаюсь на свое место. Наклоняюсь к нему и шепчу:
- Аввакум, заморозь только, если хочешь, чтобы я пил. Не могу - теплую.
- Уже договорились. - Он отсылает кого-то. Передо мной держится налитый рог, стоя в воздухе. "Неужели сам?" - удивляюсь я. Потом вижу Шурика-молотобойца руку. Ну, думаю, понеслись залетные. И встаю.
- Тихо, иностранцу слово! - объявляет Аввакум. Я поднимаю руку. Рог продолжают удерживать.
- Попробую вспомнить все, что касается женщин. И собрать в тост:
- Женщина - седьмое чудо света на земле.
- Ты женщина и этим ты права.
- Самое интересное в женщине - ее слабости.
- Кто женщину познает - тот станет Богом.
- Женщина - вторая ошибка Господа Бога на земле. (А какая же первая?)
- Вуали женских намеков.
- Вуали намеков женщины…
- Женщину такой создала природа. Чтобы выживать, ей нужно пить кровь. К природе все претензии.
- Кто смог без женщины - тот станет Гоголем!
- Избалованные принцессы, у которых есть свои дровосеки.
- "Состоялся суд над Джумангалиевым который съел не менее семи женщин".
Раздались раскаты смеха.
- Женщин необходимо целовать, ласкать и…
- Женщина второй красоты.
- Гейши - это женщины, которых с 12 лет уже обучают, как удовлетворять мужчину. Не поздно ли?
- Женщина:
"И тоненький бисквит ломает
Тончайших пальцев белизна".
- Как сладки они, некоторые из них, - женщины.
Я оглядел стол и почувствовал себя как над амфитеатром. В ложе императора. Вокруг сидели - патриции.
- К чему я это? Просто хочу выпить за прекрасную даму, жену моего друга, носящую римское имя Юлия. Я завидую ей. Ей повезло, она встретила моего друга. Итак, за женщин и за женщину! - Я наклонился и, коснувшись, поцеловал ее послушную руку.
- К барьеру, господа! - Все подняли свои бокалы.
- До дна! - прогремел голос грозный тамады. После второго рога я опустился на стол. Простите, стул…
- Алеша, ты что, сегодня уезжаешь? - спросил с тревогой Аввакум.
- Почему? - спросил я.
- Понесся, как экспресс, - засмеялся он. И дал мне "пять", чтобы я хлопнул. Я попал.
- Алексей, что вам положить? - спросила хозяйка мило. - А то эти алкоголики только о питье думают.
- Что-нибудь, - сказал я и почувствовал, как накрыло второй и третьей волной. Сразу.
- Положи ему все, что с рыбой. Я знаю, он любит, - сказал мой друг.
На мою тарелку опустились с разных сторон: севрюга, осетрина, семга. Это я еще различил. Потом я пил, ел, говорил, отвечал на вопросы - и ничего не различал.
Но я помнил о главном. Перед сменой горячего, на кухне, я застаю и мужа и жену. И вручаю им американские подарки, а также - отсутствующей дочери. Они благодарят меня. Прохладно.
- Когда я уже увижу вашу дочь? Куда вы ее спрятали?
- Она на море, будет там до конца лета.
- Аввакум, относи все на стол, готово!
Он берет и несет. Я не верю, что это мой друг и что он может носить блюда и тарелки.
Меня сопровождают на мое место, так как я слегка качаюсь. Он садится рядом со мной.
- Я смотрю, ты хорошую школу прошел, - говорю.
- И какую! Укротитель почище тебя!
Почему у меня в руке опять оказывается рог? Впрочем, мне уже хорошо, и я никому и ничему не сопротивляюсь.
- Тост, - говорит тамада, - предоставляется бывшему близкому другу новорожденного, а ныне жителю не Востока и не Запада, господину Сирину. Представителю озверелого в погоне за капиталом Запада.
Я встаю. У меня предупредительно забирают рог из рук, но я что-то расплескиваю.
- Аввакум, я хочу выпить за твой дом…
- Это не мой дом, мой ремонтируется. Эту квартиру я снимаю.
- У богатых - свои привычки! Чтобы тебя всегда окружали такая жена, как Юля, дочь Анна, которую я и не мечтаю увидеть. И все твои близкие друзья, сидящие за этим столом, и те, кто отсутствует. За тебя, мой друг!
- До дна! - командует тамада. Рог выливается мне в горло. Меня шатает, но твердая рука друга удерживает и осторожно опускает, усаживая.
- Что вам положить? - спрашивает Юля.
- Что ты его спрашиваешь, он что, тебе может ответить? - говорит с улыбкой Аввакум.
Я пьяно смеюсь. Но еще держусь в седле. На моей новой тарелке появляется куриная нога, зажаренная с корочкой, и печеные овощи. Зелень, помидор и огурец. Я отрезаю или откусываю, я не понимаю (процесса), куриную ножку, и у меня тает во тру.