Она взяла меня под руку, и моему боку стало тепло. В организме стучало. Три часа ночи (по-американски). Дуновения ветра пробирали до костей, сквозь куртку на меху. Мы вышли на берег. Рейн катился прямо у ног. В него падал дождь и сливался. Не было никаких оград или преград, воды можно было коснуться рукой. И у реки почему-то не так дуло.
- Алешенька, я так скучала по вас. Можно я вас поцелую? - Она прильнула к моей шее. Я стоял неподвижно.
Мы шли вдоль воды.
- Хорошо, скажите мне все плохие слова, которые хотите сказать. Я все равно счастлива вас видеть! И не верю, что мы вместе - здесь, в Европе. Где все есть, и - свобода.
- Вы первая, кто наградил меня вензаболеванием. Я всегда гордился тем, что у меня его никогда не было. Я выбирал. И никогда с грязью, со шлюхами не спал. И там, где, казалось бы, я и подумать не мог, что что-то может быть…
- Алешенька, я вам сказала сущую правду.
- Милая правда.
- Ну, давайте, ударьте меня. Ударьте!
- А от этого станет легче или что-то изменится в мозгу?
- Но я действительно ни с кем не была полтора года. Я никогда не слышала про это заболевание (я долго посмотрел на нее, повернувшись), про этот вирус, как вы его называете. Что вы хотите, чтобы я сделала? Бросилась в Рейн? Я сделаю все, что вы скажете. Но я ни в чем не виновата, я клянусь вам. Неужели вы думаете, я хотела такому прекрасному мальчику доставить такие неприятности.
- Надо не общаться с разной швалью.
- Я с вами абсолютно согласна. Только мы узнаём обо всем гораздо позже.
- Вы выпили все таблетки?
- Да.
- Как вы себя чувствуете?
- Хорошо, как и до того, во время и после.
- "Шутить изволите"?
- Нет, Алешенька, что вы. Я бы на эту тему не осмелилась шутить, когда это касается здоровья моего драгоценного мальчика.
- Это с каких пор вдруг?
- С Лисса.
- А почему там?
- Звезда зажглась.
- Я вам привез таблетки. Двадцать штук.
- А зачем они мне, Алешенька? Я здорова.
- Профилактически. Этот вирус имеет свойство возвращаться - в двадцати пяти процентах. Бактерия сидит в женском бассейне и, когда провоцируется, он возвращается опять.
- А как это провоцируется?
- Вам сейчас показать?
Она улыбнулась:
- С удовольствием. - И прижалась крепче ко мне.
- Я думаю, что добропорядочным, дисциплинированным немцам это вряд ли понравится.
- Кого это волнует?!
- Вот как? - Я посмотрел с удивлением на нее.
- Я шучу, Алешенька, ну что вы такой серьезный!..
- Я не знал, что вы публичная актриса.
- Вы хотите меня обидеть? Не называйте меня так. С вами, в жизни, я никогда не играю.
- А если вы играете, говоря, что не играете?
- Алешенька, вы должны мне верить. Хотя я понимаю, это трудно… после случившегося. Но простите меня…
- Да, такая странная вещь случилась: чистая, честная, образованная девушка из аристократической семьи наградила меня венерическим заболеванием.
Я не мог успокоиться. От мыслей.
Она вдруг опустилась на колени, я едва успел подхватить ее и дернуть вверх.
- Я на коленях буду у вас молить прощения. Только не злитесь на меня. Так… Это очень больно - видеть, как вам больно. - Она обняла мою шею.
Сквозь ворсинки ее шубы я видел стеклянный кораблик, плывущий по реке. Берега великолепно ухожены и до другого - можно взять и доплыть.
- Хотите покататься по Рейну, посмотреть окрестности?
- Вы хотите повторить Лисс… С удовольствием. А где пристань?
Пристань в мире. Где же она…
- Думаю, в городе.
- О, это часа два ходьбы. Всего лишь, можем идти! - И она поцеловала меня в ухо, коснувшись языком.
Теперь плыл большой корабль, и сбоку к нему прилепилась баржа. Я не знал, что Рейн судоходен зимой. Впрочем, я много чего не знал. Хотя и делал противоположный этому вид.
Она повернулась:
- Пойдемте, я вам покажу ниже дорогие дома. У вас же есть дом, вам должно быть интересно.
- Был, трехэтажный… - Я вздохнул. - Но теперь…
- Там живут ваши золотые детишки.
Но после американских немецкие дома были неинтересны. Я вообще не любил Германию, хотя отдавал должное уровню жизни германцев.
Мы гуляли еще час, пока не замерзли окончательно.
- Вы думаете, Оскар вас напоит чаем?
Меня трогала ее забота.
- Судя по прошлому - сомневаюсь.
Я нашел какой-то немецкий трактир (вечером превращавшийся в пивную) и угостил ее немецким завтраком.
Она любила горячий обжигающий кофе. Как вся актерская профессия. Театра и кино.
К пяти часам Оскар проснулся и вспомнил, что у него гость. К вечеру должны были собраться родственники (не все), ради которых я и прилетел. Он познакомил меня с Вианой - такое маленькое, юркое существо, и я еще раз поразился "вкусам человеческим". (Впрочем, мой выбор…) Она, кажется, была беременна.
- Оскарик, дома ничего нет, а вечером придут твои родственники повидаться с Алексеем.
Начало было милое.
- Сейчас съезжу в гастроном, - сказал он без особой радости. - Как дела, Алешка?
- В двух словах или дать полный обзор?
Его - мои дела…
- Все понятно, - сказал он и ушел в спальню одеваться. Максима будить было без толку, он встал к семи вечера, когда еда уже дымилась на столе и кушать было подано.
- Оскарик сказал, что вы пишете книги, - вставила вежливо Виана. Моя грядущая родственница.
- Иногда.
- Я очень люблю читать.
Ну, слава Богу.
- Я как раз привез ему по экземпляру.
Я достал книги и подарил ей огромную коробку шоколадных конфет. Кузену я привез бутылку шотландского виски двенадцатилетней выдержки.
В германщине у них стало модно пить виски, а не водку. От водки "болела голова". Как сообщил мне неединоутробный брат Максим. Но то количество водки, которое он выпивал, - от этого заболела бы голова и у гиппопотама.
Она рассматривала книги.
- Может, вы хотите выпить чаю, пока я приготовлю что-нибудь?
Тая вежливо согласилась, попросив чашку кофе. Я отказался, сославшись на разницу во времени.
В доме Оскара я чувствовал себя очень скованно, как в клетке. Из которой мне хотелось вырваться на волю. Когда он жил в городе О*** пять лет назад и меня занесло к нему на неделю (я прилетел, чтобы повидаться с его папой, моим дядей, который все еще жил в Империи), между нами случилась пара очень неприятных инцидентов, которые я не хотел, чтобы повторялись.
Тая взяла одну из книжек и стала читать первые страницы, сев в кресло. Я оценил ее деликатность - она не хотела мешать нашему общению с Вианой, витал слух, что Оскар собирался на ней жениться. То ли она настаивала, так как была в положении.
Наконец и Максим проснулся. Те же, явление второе.
- Алешик, ты уже приехал?! Как это так это!..
- Ты уже не помнишь, что встречал меня с утра?!
- Разве? - Он обнял меня и поцеловал. Когда-то я любил своего брата, как Бога. - Сюсай, отчего так болит голова?
Тая улыбнулась краем рта, читая.
- Виачка, а пожевать у нас ничего не найдется?
- Я делаю кофе для Таи.
- И я его с удовольствием приму. Даже в двойном размере и с каким-нибудь "бутер-в-ротом"!
Виана ничего не ответила.
- Алешик, а чего ты такой грустный?
- Без созерцания твоих стройных глаз и фигуры.
- О, это твоему горю легко помочь. Сейчас развеселю, дай только поесть! А разве бывают "стройные глаза"?
- Нет, но стройные фигуры - бывают.
Тая подняла голову:
- Раз говорит писатель, - значит, бывают. И еще как!
Мы взаимно улыбнулись.
- У нее тонкое чувство юмора. А вот и кофий! Его дыхание прекрасно. - Максим потянул ноздрями.
- У нее профессия такая - театр Иронии. Должна по долгу…
- Быть юмористкой, - сказал Максим, и Тая пересела к нам, к мраморному журнальному столику. Максим уже ломал бока бутерброду.
- Алешенька, а что же вы будете, вы ведь с утра ничего не ели?
Виана поняла намек и сказала, что дома ничего нет, но скоро приедет Оскарик.
Он, видимо, должен был заменить мою еду.
- А я ему дам половину своей чашки кофе, - сказал Максим и очень меня этим растрогал. Мы обнялись и расцеловались опять. Все-таки это была моя кровь, хотя и по отцу только. Я все мечтал написать большую сагу "О клане" и только думал, где я возьму на это деньги и время. (Оказывается, уже - не "место и время".) На сагу ушел бы год, даже вчерне.
- Тайка, хочешь куснуть бутерброда? - спросил Максим.
Он не деликатничал особо.
- Нет, Максим, спасибо.
Я подумал, что это полный мудизм - сидеть посреди Германии трем взрослым людям и быть голодными.
Я бы уехал сейчас, если бы не родственники, которые собирались для встречи со мной.
К восьми вечера они стали съезжаться. Патриарх нашего поколения Георгий, напоминающий чем-то "коренного" акробата в четверке, стоящей на его плечах, сгреб меня и задушил в объятиях.