Он, Кит, не был типичным представителем двадцатилетних, но в одном отношении типичным он был: считал, что все вокруг безмятежно статичны в своем существовании - все, кроме двадцатилетних. Правда, даже он мог утверждать, что всех троих гостей ждут драматические повороты и частые перемены. Поводом для этого, разумеется, служило горе Кончиты. И наследство Прентисс, и разрешение всевозможных тяжб и сложностей с ее родителями, многочисленными дядьями и тетками, тремя братьями и шестью сестрами. Существовала тут еще и некая неопределенность, касающаяся Додо, чья тучность в перспективе была не расплывающейся, но туго натянутой, напряженной; плоть ее обладала эластичностью сильно - до твердости - надутого шарика. Интересно, лопнет ли она, Додо, пока здесь гостит? Или просто будет становиться все толще и краснее лицом? Это были вопросы насущные.
- Хоть бы солнце выглянуло, - сказала Шехерезада, когда они завтракали в кухне. - Ведь люди, не на шутку толстые, обожают бассейны.
- Правда? - спросил Кит. - Почему?
- Потому что они теряют в весе столько, сколько весит вытесняемая ими вода.
- А воды будет много, - сказала Лили. - Не могу решить, хочу ли я увидеть ее в купальнике. Представьте себе ее бедные колени.
В знак сочувствия к коленям Додо наступила тишина. Затем Кит веско произнес:
- Когда я на нее смотрю, у меня такое ощущение, будто вижу нечто размером с человеческое несчастье.
- М-м. А тебе не кажется, что это железы?
- Это не железы, - сказала Лили, - это еда. Ты видела, как она вчера вечером с гусем управлялась? Два раза добавку брала.
- И Кончита тоже налегала - будь здоров.
- Да, поневоле задумаешься. Я про Додо.
- Не говори. Если сравнить, - заключила Лили, - собственные переживания начинаешь видеть совсем в другом свете.
* * *
Каждый день в замке появлялась целая команда слуг из деревни. Никогда прежде Кит не бывал постоянно в компании слуг.
Его биологические родители оба принадлежали к классу слуг: мать - горничная, отец - садовник. В любом случае Кит отличался левыми настроениями (весьма неярко выраженными по сравнению с теми, что питал пламенный Николас), а потому у него, конечно, сложились некие взаимоотношения со слугами в замке, взаимоотношения, состоящие из кивков и улыбок, и, как ни странно, поклонов (склонений верхней части тела в официальной манере), и нескольких итальянских слов, особенно с Мадонной, которая, помимо прочего, застилала все постели, и с Эуженио, номером вторым по части роз и газонов. Обоим было лет по двадцать пять, и иногда, когда они ненадолго оставались наедине, их можно было увидеть смеющимися. И потому Кит начал гадать, не придет ли к ним любовь, к смотрительнице постелей и смотрителю цветов. А еще Эуженио занимался верандами и выращиванием фруктов.
Стало быть, ход его мыслей был прозрачен. Однако к тому времени он успел прочесть достаточно, чтобы знать об ожесточении слуг, о бессильной ярости, испытываемой слугами. Он надеялся, что сам он не унаследовал этого; он полагал, что ожесточение должно скапливаться позже, к концу жизни слуг, с возрастом, которого его родители не достигли… Кита с детства приучили думать, что все это - его происхождение - не так уж важно, не так уж важно. И пока он с этим соглашался. Кстати говоря, он всегда знал, что Тина ему не мать, а Карл - не отец. Эта информация составляла его колыбельную. Ты наш приемный сын, и мы тебя любим, напевала Тина по меньшей мере год, пока он не начал понимать. Происхождение было не так уж и важно. И он решил сказать об этом пару слов Кончите, прежде чем она отправится на север.
У Кончиты было два плюшевых зверька: Патита (утенок) и Кордерито (барашек), и она обожала раскрашивать - ей было двенадцать лет, а она по-прежнему обожала раскрашивать. До смерти хочется пораскрашивать (произн. "пораскрасивать"), говорила она, когда обед подходил к концу. Извините, но я пошла (произн. "посла"). До смерти хочется пораскрашивать. На этом она уходила в библиотеку со своими книжками-раскрасками. Морские берега, машины и автобусы, девичья одежда и, конечно, всяческие цветы.
* * *
Лили подошла к нему, когда он сидел за круглым каменным столом на самой верхней террасе восточного сада. Потеплело, но небо по-прежнему хмурилось, и свет был желтушный, как обычно при низком давлении, предвестник грозы. В желтоватом воздухе различимы были запахи: il gelsomino (жасмин), il giacinto (гиацинт), l'ibisco и нарциссы, нарциссы… Кит все еще осмысливал события - или не-события (он сам не понимал) - путешествия через Пассо-дель-дьяволо бок о бок с Шехерезадой. Он сам не понимал. Кого ему было спросить?
- Ты с одного на другой перескакиваешь, - заметила Лили.
- Ну а как их иначе закончить? Я не про "Тома Джонса"; "Том Джонс" - замечательная книга. И вообще, Том - парень что надо.
- В каком смысле?
- Подонок. Но "Кларисса" - это кошмар. Ты не поверишь, - сказал он (а он, кстати говоря, решил чаще ругаться), - но у него две тысячи страниц уходит, чтобы ее выебать.
- Господи.
- Вот-вот.
- Но если серьезно, ты себя послушай. Обычно когда ты читаешь роман, то все время твердишь о вещах, ну, я не знаю, типа уровня восприятия. Или глубины морального порядка. А теперь - сплошная ебля.
- Это не сплошная ебля. Один раз за две тысячи страниц. Разве это сплошная ебля?
- Нет, но твердишь ты только об этом.
Змиев в этом саду не было, зато были мухи: на средней дистанции - расплывчатые пятнышки смерти, а вблизи - вооруженные участники движения за выживание с лицами-противогазами. Еще тут были шелковые белые бабочки. И огромные пьяные пчелы, пульсирующие шары, словно несущие свой собственный электрический резонанс; когда они врезались во что-нибудь твердое - ствол дерева, статую, цветочный горшок, - то звонко отскакивали назад: положительный заряд отталкивается положительным.
- Две тысячи страниц - столько, наверное, на это и уходило. Когда?
- Э… в тысяча семьсот пятидесятом. Да и то ему пришлось одурманить ее наркотиками. Угадай, что она делает потом? Умирает от стыда.
- И это должно выглядеть печально.
- Да нет. Она все лепечет о том, как она счастлива. Я буду, э-э… блаженно купаться в благословенных плодах Его прощения… в вечных покоях. Она очень буквально это понимает. Свое райское вознаграждение.
- Свое райское вознаграждение за то, что ее выебали, накачав наркотиками.
- Лили, это было изнасилование. На самом деле более-менее ясно, что она с самого начала была от него прямо-таки без ума. Они все трясутся при мысли о насилии. - Она уже начинала смотреть на него с пониманием, так что он продолжал: - В "Томе Джонсе" девушки могут ебаться - если они оторвы или аристократки. Молочница. Или достопочтенная хозяйка. Но Кларисса из буржуазной среды, поэтому приходится ебать ее, накачав наркотиками.
- Тогда ведь она будет не виновата.
- Ага. И может и дальше заявлять, что не хотела. В общем, две тысячи страниц она все-таки продержалась. Это миллион слов, Лили. Тебе удавалось продержаться миллион слов? Когда вела себя как парень?
Лили вздохнула:
- Шехерезада мне только что рассказывала про свою неудовлетворенность.
- Какую неудовлетворенность?
- Сексуальную. Естественно.
Закурив, он сказал:
- Она еще не знает, что красива?
- Знает. И про сиськи свои знает. Если тебе так интересно.
- И что она про них думает?
- Думает, что они в самый раз. Только теперь они очень чувствительны, и от этого неудовлетворенность еще больше.
- Сочувствую ей. Но все-таки. Через главу-другую появится Тимми.
- Может быть. Она только что получила письмо. Он не может оторваться от Иерусалима. Ох и сердита же она на него. Еще у нее большие надежды на Адриано.
- Кто такой Адриано?
- Не очень-то ясно ты выражаешься, - заметила Лили. - Ты же, наверное, хотел сказать: кто такой, на хуй, этот Адриано?
- Нет, не хотел. Ты, Лили, идешь по ложному следу. Кто такой Адриано?.. Ладно: кто такой, на хуй, этот Адриано?
- Вот-вот. Так больше подходит к твоему злобному взгляду. - Лили резко и коротко рассмеялась. - Он - скандально известный плейбой. И граф. Или станет графом в один прекрасный день.
- Все итальянцы - графы.
- Все итальянцы - бедные графы. Он - богатый граф. У них с папой у каждого по замку.
- Подумаешь. Я только вчера понял. В Италии повсюду замки. То есть каждые ярдов сто - замок. У них что, этот самый… период феодальных междоусобиц долго продолжался?
- Не особенно, - ответила Лили - она читала книгу "Италия: краткая история". - К ним все время вторгались варвары. Погоди. - Лили методично сверилась со своими записями. - Гунны, франки, вандалы, вестготы и готы. Потом Киты. Киты были хуже всех.
- Вот как? И когда же мы познакомимся с Адриано?
- Это как раз то, что ей нужно. Человек ее круга. А как тебе Перевал дьявола - пощекотал нервы?