Бай Хуэй очень удивилась. Но тут к ним подбежала смышленая на вид девочка лет десяти. Она играла поблизости и слышала разговор Бай Хуэй со старушкой.
- Эй, бабушка, ну и бестолковая же вы, - крикнула она. - Разве того человека, который въехал на днях, не звать Чан?
- И верно! Ну ты погляди! Даже такие пигалицы говорят, что я бестолковая! - засмеялась старушка. - И верно, его зовут Чан. Одинокий парень, высокий такой, верно? Как войдешь в дом, поднимись по лестнице до самого верха. Он в самой верхней комнате и живет.
Если смотреть отсюда на окно той комнаты, то кажется, что ее вот-вот смахнут мячики лап карабкающегося по стене тигра. Наверное, кладовка для всего дома.
На верхнем этаже от лестницы шли два коридора, а прямо напротив находилась низкая дверь. У двери валялись сломанные палки, старые цветочные горшки и прочая рухлядь. Еще там была жаровня с толстым слоем золы, покрытой зелеными листьями. Видно, здесь, под самой крышей дома, действительно устроили кладовку. Бай Хуэй постучала в дверь.
- Кто там? - откликнулся за дверью еле слышный голос.
- Я ищу товарища Чан Мина.
- Входите, дверь не заперта.
Бай Хуэй толкнула дверь, и та отворилась. Она вошла. В комнате было темно и тихо, как в пещере. Окно скрывали плотные шторы, но сквозь просвет в них в комнату врывались яркие лучи, падавшие прямо на лицо Бай Хуэй.
- А, это ты. Я должен вернуть тебе куртку. Извини, у меня температура, заставил тебя прийти. Одежда на вешалке, возьми сама! - Голос Чан Мина раздавался где-то совсем рядом с ней.
Бай Хуэй сделала два шага вперед, миновала солнечные лучи и увидела, что Чан Мин лежит на кровати, накрывшись тонким одеялом.
- Садись. Вот стул.
Бай Хуэй присела. Стул был отделен от кровати маленьким круглым столиком. На нем стояли стакан, ваза, валялись какие-то клочки бумаги, обертка из-под лекарства, книга и старенький термос.
Щеки юноши пылали, глаза тоже покраснели, взгляд их был тяжел и мутен, прядь волос прилипла к вспотевшему лбу. Бай Хуэй заметила на столе градусник и поднесла стеклянную трубочку к глазам. Серебристый столбик тянулся до отметки 40°.
- Ой, какая у тебя высокая температура! Я пойду вызову врача.
- Не надо… Я тут выпил лекарство.
- Нет, так нельзя. Ты должен пойти в поликлинику.
- Ничего страшного. У меня всего-навсего простуда. Температура спадет, и все будет нормально. - Он вяло помахал высунутой из-под одеяла рукой. Видно, он не любил никого утруждать.
Бай Хуэй взглянула на пачку таблеток, лежавшую на столе. Это был анальгин.
- У тебя есть еще какое-нибудь лекарство?
- Это тоже хорошее. Хватит и его!
- Я скоро вернусь. - Бай Хуэй вскочила со стула и исчезла за дверью.
Прибежав домой, Бай Хуэй схватила деньги и помчалась в аптеку.
- Какое есть лекарство от простуды, чтобы быстро сбить температуру? - запыхавшись, спросила она и навалилась на стеклянную витрину, словно хотела туда залезть.
Продавец стал перечислять ей названия отечественных и зарубежных лекарств.
- Дайте мне все, только анальгина не надо! - сказала она.
Бай Хуэй заплатила деньги, повернулась и выбежала на улицу. Продавец удивленно посмотрел вслед убегавшей девушке.
- Странно! - сказал он другому продавцу. - Я видел, как покупают подряд все сорта печенья, но чтобы так покупали лекарства, еще не видывал! - И он рассмеялся.
Бай Хуэй и вправду зашла купить печенье. Она купила еще большой сверток отборных груш и яблок. Вернувшись в дом Чан Мина, она вы́сыпала покупки на круглый столик перед его кроватью.
- Ты… - Чан Мин выглядел взволнованным.
- Сначала выпей-ка лекарство! - Бай Хуэй взяла термос, но тот был пуст. - Где тут горячая вода?
- Я обычно прошу у соседей.
Бай Хуэй ничего не сказала. Во дворе она раздобыла кувшин горячей воды у той старушки по фамилии Чжан. Вернувшись к Чан Мину, она вытащила купленные ею таблетки.
- Сначала выпей аспирин, быстрей.
Чан Мин в ответ засмеялся. Но по его смеху чувствовалось, что он растроган искренним волнением гостьи. Он выпил лекарство и улегся, заложив руки за голову.
- Ты вчера простудился, бросившись в воду, - сказала Бай Хуэй.
- Нет. Я простудился оттого, что ночью не закрыл окно.
Бай Хуэй подумала, что он говорит неправду, ведь вчера в лодке он говорил, что пойдет работать в ночную смену, значит, он не мог в эту ночь спать дома.
После этого оба замолчали. Они еще слишком мало знали друг друга. Бай Хуэй высыпала на стол фрукты и принялась мыть их.
- Не нужно ли послать записку твоим родным?
- У меня никого нет, я совсем один.
Бай Хуэй растерянно посмотрела на него.
- Я был единственный сын, рано потерял отца и мать. - Он помолчал и добавил: - Меня дядя воспитал, а два года назад он тоже умер.
Бай Хуэй аккуратно вымыла фрукты, положила их на блюдо, рассказала, как принимать лекарства, и собралась идти домой.
- До свидания! - сказала Бай Хуэй, стоя в дверях.
- Тебе не надо больше приходить. Я завтра поправлюсь и сразу пойду на работу.
Бай Хуэй промолчала и вышла, опустив голову. Когда она ушла, Чан Мин увидел, что военная куртка по-прежнему висит на вешалке.
Солнечный луч перебрался к стоявшему у его кровати круглому столику. Свежие, вымытые красные яблоки блестели на солнце и распространяли душистый запах. На чистом листе бумаги были разложены белые таблетки. Только что ушедшая девушка с бесстрастным лицом оставила в его сердце первый, но памятный след.
4
Если бы Бай Хуэй снова посетила Чан Мина, когда тот был уже здоров, она забрала бы куртку Ду Инъин, и на том бы дело кончилось. Но случилось так, что Чан Мину стало еще хуже, простуда перешла в воспаление легких, Бай Хуэй вызвала врача, который делал Чан Мину уколы, и стала каждый день приходить ухаживать за этим одиноким юношей.
Узнав больше о жизни своего нового знакомого, она обнаружила, что одиноким людям всюду приходится тяжело: за такими людьми некому присмотреть, им не с кем разделить житейские обязанности. И Бай Хуэй всячески помогала ему, помогала терпеливо, усердно и от чистого сердца. Чан Мин пытался протестовать, а когда он был не в силах остановить девушку, то лишь беспомощно улыбался и оставлял ее в покое.
Бай Хуэй чувствовала, что Чан Мин очень независим. Он как только мог отказывался от услуг, не желая быть в положении человека, который чем-то обязан другим. А Бай Хуэй? Хотя она была безмерно благодарна Чан Мину за то, что он спас ей жизнь, но никогда не заговаривала с ним о своем спасении. Не только потому, что ей не хотелось даже ненароком задеть самолюбие Чан Мина. Губы Бай Хуэй всегда были плотно сжаты, с них никогда не срывались нарочито радушные, лестные другим речи, они никогда не произносили легкомысленных комплиментов.
В этом они были так похожи друг на друга!
Чан Мин проболел больше десяти дней. И хотя молодые люди за это время мало разговаривали, они тем не менее постепенно сблизились. Люди, любящие поговорить, в компании молчунов теряются. А те, кто привык молчать, и без слов понимают друг друга. По тому, как Чан Мин переносил свою болезнь, Бай Хуэй увидела, что он мужественный и волевой человек. Хотя он был еще молод (по его словам, ему шел двадцать третий год), в нем не ощущалось юношеского легкомыслия. У него были сложившиеся взгляды на жизнь, и на вид он казался много старше своих лет. Так было, наверное, оттого, что он рос сиротой. Бай Хуэй очень хотелось побольше разузнать о его жизни, Чан Мин мало говорил о себе. Он сказал только, что работает на тракторном заводе, любит прыгать в высоту, плавать, кататься на коньках и смотреть футбол. Бай Хуэй не стала его расспрашивать, да и какое она имела право совать свой нос в его дела? Она от случая к случаю тоже рассказывала про свою семью. И тоже не любила говорить о том, кем была ее мать. Жизнь матери была для нее свята, она не рассказывала о ней просто так. Ей не хотелось, чтобы отблеск славы ее отца и матери падал и на нее.
Она всегда сидела на стуле, и их разделял маленький круглый столик.
Чан Мин мужественно боролся с болезнью. Его тонкие брови и плотно закрытые глаза чуть заметно подрагивали, пылавшие щеки время от времени вдруг белели, зубы громко стучали, но из груди его не вырвалось даже слабого стона. Только однажды, когда у него был особенно сильный жар, он вдруг в бреду позвал: "Мама", и слеза скатилась по щеке на подушку… Эта картина наполнила сердце Бай Хуэй жалостью. У Бай Хуэй не было матери, но и она, особенно когда болела, тосковала по материнской ласке. А что говорить о Чан Мине, который был совсем один и не имел даже отца!
Видя его страдания, она и сама мучилась. Каждый день, приходя сюда, она надеялась, что Чан Мину стало лучше.
Прошло больше десяти дней, и Бай Хуэй добилась своего. Чан Мин победил свою болезнь: болезненный румянец на его щеках исчез, морщины на лбу расправились - так поверхность озера после долгой бури вновь становится гладкой. На его посветлевшем лице заиграла улыбка, в темных глазах зажглись огоньки. Бай Хуэй вдруг стало казаться, что его глаза что-то скрывают. Ей стало не по себе, сердце ее тревожно забилось. Она невольно стала избегать взгляда Чан Мина.
- Я выздоровел! - сказал Чан Мин.
- Вот как? - Бай Хуэй не подняла головы.
Чан Мин ничего не ответил. Бай Хуэй взглянула на Чан Мина: тот, опустив глаза, разглядывал свои руки, сложенные на груди, пальцы его безотчетно отбивали дробь. Казалось, у него не хватало духу посмотреть в глаза Бай Хуэй. В одно мгновение они снова стали чужими друг другу.
Бай Хуэй поспешно схватила термос и пошла к двери.
- Я пойду за горячей водой.