- Держись, малец! - гаркнул Майк, подскочив к Дудлю, который завопил еще сильнее. "Майк говогил всегда ггомким и звучным голосом, с тем кгасивым певучим акцентом, котогый унаследовал от своей бедной магеги, котогая пожила немного в Вигджинии на бегегу озега Байкал, где дегжала когову. Этой когове было много лет, она уже не телилась, не давала молока, это была очень стагая когова, пгавда. Бедная женщина пгиобгела ее когда-то на деньги, котогые Майк пгисылал ей на вставную челюсть, и тепегь у нее не было зубов, а стагая когова не давала молока, и стагая женщина ггустно ждала возвгащения своего сына на бегегу озега Байкал и не давала когове умегеть, чтобы показать ее, когда он вегнется, чтобы объяснить ему, почему она не купила вставную челюсть на деньги, котогые он пгислал как хогоший сын, каким он и был. И часто стагая женщина, сидя на бегегу озега Байкал, смотгела на стагую издыхающую когову, и ггустно вглядывалась в гогизонт над хлопковым полем, чтобы увидеть, как возвгащается Майк, и тогда они смогут тихо умегеть без сожалений и печали на бегегу озега Байкал: когова, у котогой нет больше зубов, и стагая женщина, у котогой нет больше молока!" Такова была история Майка, или, по крайней мере, вот так она звучала в исполнении дяди Ната с его великолепным южным говором.
- Держись, малец, - крикнул Майк, - сейчас я отучу этих грязных жидов нападать на детей Америки!
И он тут же наградил отменным ударом в челюсть мистера Свердловича, ожидавшего визы в Палестину. Понадобилось примерно минут двадцать, чтобы новость, выкрикнутая Майком, а именно "Жиды бьют негритянских детей", распространилась по Гарлему. Столько же времени ушло на то, чтобы квартал облетела новость, озвученная пышной миссис Баумгартнер: "Негры насилуют белых женщин". Около получаса - на то, чтобы в третий раз за год разнести ювелирную лавку старого мистера Саломона, и ровно тридцать минут, чтобы пятьдесят первых жертв "гарлемских погромов" попали в больницы и на первые полосы газет под триумфальным заголовком "Всплеск насилия в Гарлеме".
- Выпейте это, патрон, - сказал дядя Нат, протянув Махатме стакан воды. - Вам станет легче.
Тюльпан выронил газету.
- Нам нужен не стакан воды. Нужен потоп.
- Это не поможет, потопы больше не работают, патрон, уже проверено. Всегда найдется Ной, который построит ковчег, и - пожалуйста - все начнется сначала. Господь не может уследить за всем. В Его стаде слишком много негров. Он пошлет потоп, но всегда найдется Ной, за которым Он не доглядит. - Дядя Нат вздохнул: - Нам нужен не потоп, патрон. Нам нужен бунт. Мятеж - вот все, что нам остается. Но в эту эпоху человечество уже слишком устало, люди совсем отупели от поражений и побед. Мы не дозрели до мятежа. Мы способны лишь покоряться судьбе. Вот, патрон, я вам поясню наглядно… Представьте, что некто победил в войне. Всюду полно вдов, раненых, сирот. И вот, представьте, новый победитель сваливается на голову истощенному миру. Будет насиловать вдов, добивать раненых, душить сирот. Знаете, что случится?
- Что случится, дядя Нат?
- Раненые, которых он будет добивать, закричат "ура". Вдовы покорно позволят себя насиловать. Маленькие дети перед смертью поднесут тирану цветы.
- Я бы еще воды выпил, дядя Нат.
- Вот, патрон, вот. Но не стакан воды нам нужен.
- Чего же нам не хватает?
- Милосердия.
XII
Он предсказывает будущее
Это случилось незадолго до того, как, уступая мольбам своих учеников, Тюльпан сделал свое знаменитое пророчество о конце света, дал тревожное описание последней войны, которая убьет людей, и рассказал про "Землю освобожденную, которая больше не вертится ни для кого". Незадолго до всего этого дядя Нат раздобыл хрустальный шар, и Тюльпан вглядывался в него с большим удовольствием, тратя на это редкие часы своего досуга. Дядя Нат изо всех сил поощрял это вглядывание.
- Опять ничего, патрон?
- Опять ничего.
Дядя Нат вздыхал и, выпучив глаза, смотрел поверх плеча Тюльпана.
- Не унывайте, патрон. Смотрите.
- Я смотрю.
- Другие же видели, до вас. Смотрите хорошенько.
- Я смотрю хорошенько.
Однажды вечером, когда его глаза уже лезли на лоб, Тюльпан вдруг вскрикнул:
- Есть, дядя Нат, я вижу!
Старый еврей собирался бриться, да так и застыл с бритвой в руке.
- Говорите, говорите, патрон! Что вы видите?
- Я вижу Того, Кто умрет на кресте, и того, кто изобретет книгопечатание, и того, кто отправится из Испании открывать новый мир.
- Эй, патрон! Вы смотрите не в ту сторону.
- Я просто отвлекся.
- Смотрите в будущее.
- Смотрю.
- И что вы видите?
- Ничего.
- Ну-ну, патрон. Сделайте усилие. Погодите, я вам помогу. Вы видите объединившиеся народы и распродажу Луны, побежденный рак, и повсюду благодать, и соловьи на всех ветвях, и отпуска на море, и негров, принятых в лучших домах общества, и множество протянутых рук, как колосья пшеницы…
- Я не вижу ничего. Великое ничего.
- Поищите как следует, патрон, умоляю вас. Это очень важно.
- Я ищу.
- На ветках, патрон, под листьями.
- Там нет веток, дядя Нат, нет листьев. Все леса сожжены.
- А где-нибудь на острове, затерянном в океане?
- Океаны, дядя Нат, все вышли из берегов, спасибо. Они всё затопили.
- Это ничего, патрон, ничего. Чтобы помешать моему соловушке петь, нужна штука посильнее океана. Слушайте внимательно.
- Я слушаю.
- Раскройте уши.
- Делаю что могу.
- Обязательно есть место, патрон, где можно петь для кого-нибудь, даже в пустыне. Он сильнее ее. Я-то знаю. Она не может ему помешать. Петь для него так же естественно, как для негра свистеть. Смотрите, что вы видите?
- Пепел, везде пепел. Вся земля, дядя Нат, словно печеный картофель.
- Это ничего, патрон, ничего, это просто атомная бомба. Это не та штука, которая помешает моему соловью петь.
- Вы уверены?
- Торжественно даю вам слово негра. Ибо нужен очень старый негр, патрон, чтобы узнать, что такое кураж. Ищите лучше.
- Я ищу.
- Суньте свой нос повсюду. Обшарьте все девственные дебри.
- Девственные дебри, дядя Нат, - от них и следа не осталось. Как и от великих столиц.
- А что с Андами, патрон? Со знаменитыми Кордильерами? Бросьте туда взгляд.
- Камня на камне не осталось.
- А Гималаи?
- Черт возьми, дядя Нат, быстро вы туда перепрыгнули… Гималаи на месте. Немного качаются и совсем черные, но еще держатся. Тут, кстати, паленым пахнет. Вечные снега расплавлены. Окаменелые скелеты животных и обугленные остовы деревьев покрывают склоны.
- Поднимайтесь, поднимайтесь, патрон. Склоны для нас - штука второстепенная. Осмотрим сначала вершины.
- Здесь воздух разреженный. Мне тяжело дышать.
- Сделайте над собой усилие, патрон. Сначала подышите. Вот так, вот так… А теперь пойдем. И скажите мне, если почувствуете себя плохо, - вам нужно только позвать меня.
- Я что-то вижу.
- Моего соловья?
- Дерево, дядя Нат. Там стоит дерево, совсем голое, без листьев, но с ветками.
- И если есть где-то живая ветка, патрон, мы можем надеяться на что угодно. Человечеству больше и не надо. Смотрите хорошенько. Он, конечно же, наверху.
- Он наверху, дядя Нат. Теперь я его вижу.
- Ура! Я же вам говорил.
- Ну и вид у него.
- Уж я думаю!
- Крылья опалены.
- Хорошо, хорошо, но они же есть.
- А глаза совсем человеческие - дебильные.
- Ладно, ладно, зато они остались.
- Он весь дрожит и в ветку вцепился так, словно боится упасть.
- Конечно, конечно, он ведь за жизнь держится.
- Клюв у него открыт, и горло издает жуткие звуки…
- Он поет, патрон, он поет! Мы спасены. Дайте ему несколько тысячелетий, и он удивит весь мир своим голосом. Говорил я вам, патрон, говорил я вам: чтобы убить кураж, нужна штука похлеще, чем конец света.
- Не надо размахивать руками, как немой, у которого язык чешется. Я знаю, мой Господин, знаю. Есть вопрос, который жжет вам губы уже две тысячи лет.
- Даже больше, друг мой. С тех пор, как я вас знаю. С тех пор, как мы здесь… Ваш бессмертный певец, он что, осел, в конце концов, или все же соловей?
- Pukka Sahib! Неужто я тщетно вопиял меж звезд? Посмотрите на его большие уши, на его жадный рот, взъерошенные перья, паршивую шкуру, на его кривые крылья, битую спину, метафизическую морковку, гляньте в его ошеломленные глаза, вслушайтесь ночью в его отчаянную песнь… Это человек.
XIII
Дело лишь в том, чтобы крикнуть
Тюльпан сидел на коврике перед кроватью и прял. Он сильно исхудал, и взгляд его сделался глубоко удивленным. Учитель пережевывал последние куски речи, которую только-только произнес по радио.
- Не сомневайтесь. Выбирайте новое, выбирайте любовь, выбирайте меня. Вы знаете о подделках - не принимайте поддельную победу. Вступайте в движение "Молитва за Победителей"! Поймите, этого требует от вас история, это необходимость. Все должно обновиться на родине человечества: сердца, души, подвижной состав. Пять лет и даже больше наш интеллектуальный и сельскохозяйственный инструментарий, уже изначально устаревший…
- Не изводите себя, патрон…
- Не буду.
- …потому что все это не мешает ни ослу реветь, ни тюльпанам распускаться.
- Ни соловью молчать, дядя Нат.
- Ни соловью молчать, патрон.