Незабываемый роман Гари, посвящённый любви и французскому сопротивлению.
Содержание:
Глава I 1
Глава II 2
Глава III 3
Глава IV 3
Глава V 5
Глава VI 7
Глава VII 7
Глава VIII 8
Глава IX 11
Глава X 12
Глава XI 13
Глава XII 13
Глава XIII 14
Глава XIV 15
Глава XV 16
Глава XVI 17
Глава XVII 18
Глава XVIII 19
Глава XIX 20
Глава XX 21
Глава XXI 22
Глава XXII 22
Глава XXIII 23
Глава XXIV 24
Глава XXV 26
Глава XXVI 27
Глава XXVII 27
Глава XXVIII 29
Глава XXIX 30
Глава XXX 30
Глава XXXI 32
Глава XXXII 33
Глава XXXIII 35
Глава XXXIV 35
Глава XXXV 37
Глава XXXVI 37
Глава XXXVII 39
Глава XXXVIII 40
Глава XXXIX 41
Глава XL 42
Глава XLI 44
Глава XLII 45
Глава XLIII 46
Глава XLIV 47
Глава XLV 49
Глава XLVI 50
Глава XLVII 51
Примечания 54
Ромен Гари
Воздушные змеи
Глава I
В наши дни маленький музей творений Амбруаза Флери - не более чем скромное развлечение для посещающих городок Клери туристов. Большинство посетителей отправляется туда, пообедав в "Прелестном уголке", который единодушно воспевается во всех французских путеводителях как одна из главных достопримечательностей. Путеводители всё же упоминают о наличии музея, давая пометку: "Рекомендуем посетить". В пяти залах собрана большая часть работ моего дяди, переживших войну, оккупацию, освободительные бои - все тяжести и превратности судьбы, выпавшие на долю нашего народа.
Воздушные змеи всех стран рождены народной фантазией; это всегда придаёт им некоторую наивность. Воздушные змеи Амбруаза Флери не являются исключением из правила - даже на его последних творениях, созданных в старости, лежит этот отпечаток душевной свежести и чистоты. Музей не закрывает своих дверей, несмотря на слабый интерес публики и скромность получаемых от муниципалитета средств: он слишком связан с нашей историей. Но большую часть времени его залы пустуют, ибо мы переживаем эпоху, когда французам хочется скорее забыть прошлое, чем вспоминать.
Лучшая фотография Амбруаза Флери висит у входа в музей. Он стоит в форме сельского почтальона - кепи, мундир, грубые башмаки, кожаная сумка на животе - между воздушным змеем в виде божьей коровки и змеем, изображающим Гамбетту , чьи голова и туловище образуют баллон и корзину воздушного шара, на котором он совершил свой знаменитый перелёт во время осады Парижа. Существует и множество других фотографий человека, которого долго называли "тронутым почтальоном из Клери", поскольку некоторые посетители мастерской в Ла-Мотт снимали его ради смеха. Мой дядя охотно соглашался сниматься. Он не боялся выглядеть смешным и не жаловался на прозвища "тронутый почтальон" или "тихий чудак", и если даже знал, что местные жители зовут его "помешанный старик Флери", то, казалось, видел в этом скорее знак уважения, чем презрения. В тридцатые годы, когда известность дяди начала расти, хозяину "Прелестного уголка" Марселену Дюпра пришло в голову напечатать почтовые открытки с изображением моего опекуна в форме среди его воздушных змеев с надписью: "Клери. Знаменитый сельский почтальон Амбруаз Флери и его воздушные змеи". К сожалению, все эти открытки черно-белые и не передают весёлой яркости воздушных змеев. Не передают они и добродушной улыбки старого нормандца, как бы подмигивающего небу.
Мой отец был убит во время Первой мировой войны; вскоре после этого умерла и мать. Война стоила жизни и второму из трёх братьев Флери, Роберу. Мой дядя Амбруаз вернулся с войны, раненный в грудь. Должен добавить для ясности, что мой прадед Антуан погиб на баррикадах во времена Коммуны, и думаю, что этот эпизод нашего прошлого и, особенно, двойное упоминание фамилии Флери на памятниках погибшим в Клери сыграли решающую роль в жизни моего опекуна. Он стал совсем другим человеком, чем до войны 1914 - 1918 годов, - тогда о нём говорили в округе, что он легко кидается в драку. Люди удивлялись, что бывший солдат, награждённый медалью, никогда не упускает случая высказать пацифистские взгляды, защищает уклоняющихся от военной службы по нравственным соображениям и протестует против всех видов насилия с огнём во взгляде - возможно, это был отблеск огня, горящего у могилы Неизвестного солдата. По внешности он совсем не походил на мягкого человека. Волевое лицо, правильные, жёсткие черты, седые, стриженные ёжиком волосы, густые и длинные усы, которые называют "галльскими", поскольку французы, слава Богу, ещё не разучились дорожить своими историческими воспоминаниями, даже если это всего лишь память об усах. Глаза были тёмные - это всегда признак весёлости. По общему мнению, он вернулся с войны "тронувшимся" - так объясняли его пацифизм и причуду отдавать всё свободное время воздушным змеям - "ньямам", как он их называл. Он нашёл это слово в книге об Экваториальной Африке, где оно будто бы означает всё, в чём есть дыхание жизни: людей, мошек, львов, слонов или идеи. Наверное, он выбрал работу сельского почтальона потому, что его военная медаль и два военных креста давали ему право на почётную службу, а может, он видел здесь поле деятельности, подходящее для пацифиста. Он часто говорил мне: "Мой маленький Людо, если тебе повезёт и ты будешь хорошо работать, когда-нибудь и ты сможешь получить место почтового служащего".
Мне понадобились годы, чтобы понять, как переплетались в его характере глубокая серьёзность и стойкость и свойственное французам шутливое лукавство.
Дядя говорил, что "воздушные змеи должны, как и все, учиться летать", и с семи лет я провожал его после школы на "испытания", как он это называл, то на луг, раскинувшийся перед Ла-Мотт, то немного дальше, на берега Риголи, с "ньямом", от которого ещё приятно пахло свежим клеем.
- Надо крепко держать змеев, - объяснял он мне, - потому что они тянут вверх и иногда вырываются, поднимаются слишком высоко в погоне за небом, и тогда их больше не увидишь, разве только люди принесут обломки.
- А если я буду держать слишком крепко, я не улечу вместе с ними? Он улыбался, и его густые усы казались ещё милее.
- Может и так случиться, - говорил он. - Надо не позволить себя унести.
Дядя давал своим воздушным змеям ласковые имена: "Страшила", "Резвунчик", "Хромуша", "Пузырь", "Парень", "Трепетунчик", "Красавчик", "Косолапый", "Плескунчик", "Милок", - и я никогда не знал, почему он называл их так, а не иначе, почему змей, похожий на весёлую лягушку, махающий на ветру лапками, как бы здороваясь, назывался "Косолапый", а широко улыбающаяся рыбка, вздрагивающая в воздухе своими серебристыми чешуйками и розовыми плавниками, звалась "Плескунчик". Я не знал, отчего он чаще запускал над лугом у Ла-Мотт своего змея "Пампушку", чем "Марсианина", который мне очень нравился из-за круглых глаз и крыльев в виде ушей, трепетавших, когда он поднимался; этим движениям я успешно подражал, лучше, чем все мои одноклассники. Когда дядя запускал "ньяма", чья форма была мне непонятна, он объяснял:
- Надо стараться делать змеев, которые отличаются от всего, что уже видели. Что-то совсем новое. И тогда их нужно ещё крепче держать за бечёвку, потому что, если упустишь, они улетают в небо и при падении могут сильно поломаться.
Но иногда мне казалось, что это вовсе не Амбруаз Флери держит воздушного змея за бечёвку, а наоборот.
Моим любимцем долго был славный "Пузырь", чей живот удивительно раздувался от воздуха, когда он набирал высоту; при самом слабом ветерке он делал пируэты, смешно похлопывая себя лапками по брюшку, когда дядя натягивал или отпускал нити.
Я укладывал "Пузыря" с собой спать, потому что на земле воздушному змею очень нужна дружба: здесь он теряет форму и движение и легко может впасть в отчаяние. Ему нужны высота, воздух и много неба, чтобы развернуться во всей красе.