Ошибка, которая нас погубит
Все дни в командировке я был занят до упора и только перед самым отъездом успел зайти в знаменитое местное кафе. Оно называлось "Молочное", однако, когда я спустился вниз, в полированный темноватый прохладный зал, оказалось, что здесь продают и джин, горьковатый, пахнущий хвоей, и зеленый итальянский вермут, и чешское пиво.
Такая трактовка названия, не скрою, порадовала меня.
Я сел на прохладную деревянную скамейку, стал приглядываться в полутьме. Сначала я моргал, ничего не видя, но уже через несколько минут был поражен обилием прекрасных, молодых, скромных, серьезных девушек, тихо сидящих над глиняными кружками, в которых подавался, как я выяснил, кофе со сливками.
Если не сделать сразу - то не сделаешь уже никогда, и я, не дав себе опомниться, пересел за соседний столик, где сидела прекрасная тоненькая девушка с большим, толстым портфелем под боком. Как она таскала этот портфель, такая тоненькая?
Никогда в жизни я еще не говорил так складно. Незнакомый город, новое место - все это действовало на меня, взвинчивало. Сомнения мои, печальный опыт - этого здесь не было, я не взял этого с собой, как выяснилось.
Больше всего я люблю таких девушек - серьезных и грустных (хотя среди знакомых моих никогда таких не было), и вот эта девушка была именно такой.
Кривляки, кокетки - пропади они пропадом!
- …Знаете,- уже через час, волнуясь, говорила она,- я не могу побороть ощущения, что если вы уйдете, это будет какой-то потерей в жизни.
Ее лицо неясно розовело в полутьме, рядом со мной была только ее рука - тонкая, с синеватыми прожилками на запястьях, с тоненьким кольцом на безымянном пальце. Ее голос - чистый, дрожащий, иногда вдруг с усилием насмешливый.
- Каждый человек, который уходит - потеря,- говорил я, дрожа.- Но сейчас я тоже чувствую что-то необыкновенное…
Мы взялись вдруг за руки, испуганно посмотрели друг на друга… Сидящий за нашим столом румяный яркоглазый человек вдруг повернулся ко мне.
- Простите,- чуть встревоженно сказал он,- вы…
Он назвал мою незатейливую фамилию.
- Да,- удивленно сказал я.- А что?
- Простите, что вмешиваюсь,- сказал он.- Но я не могу не сказать: я читал ваши статьи, и они меня восхищают!
Это был единственный человек в мире, который читал мои статьи!
Я почти не верил. Я держал за руку самую прекрасную девушку, во всяком случае, одну из самых прекрасных - другой такой я не найду никогда (ее ладонь от неподвижности чуть вспотела, и она, рассеянно улыбнувшись, перевернула руку в моем кулаке на спинку).
И тут же сидел единственный человек, который читал мои статьи!
И тут почему-то я испугался.
- Знаете, мне нужно ехать! - сказал я, морщась, глядя на часы.
- Ой! - испуганно сказала она.- Правда? А остаться не можете? Ну, хотя бы на час?
Но я был уже во власти приступа идиотизма.
- Да нет,- тупо бормотал я.- Билет, понимаете, куплен…
Она грустно смотрела на меня.
- Ну все! - Я с ужасом слышал свой голос.- Еще надо в камеру хранения забежать. Два узла, сундучок такой небольшой…
Я бормотал, пятился задом, мелко кланялся.
Яркий свет на улице ослепил меня.
Я стоял, покачиваясь, тяжело дыша.
"Что это было, а?"
Я хотел вернуться, но возвращаться не положено почему-то.
Дальше все понеслось, как в фильме, в котором все знаешь наперед и поэтому ничего не чувствуешь.
Ну, что полагается делать в поезде? Пить чай? Ну, я и выпил, восемнадцать стаканов. Выбегать на станциях? Я выбегал, хотя не мог точно объяснить - зачем?
С поезда я ринулся прямо на работу.
- Что, приехал? - почему-то удивленно говорили мне все.
- Приехал! - злобно говорил я.- Прекрасно ведь знаете, что сегодня я и должен приехать!
- Ну, это понятно…- говорили все с непонятным разочарованием, словно ждали от меня какого-то чуда, а его не случилось.
- Не понимаю, чего вы ждали-то? - в ярости спрашивал я.- Обычная командировка. Суточные - два шестьдесят. Вы что?!
- Ничего…- со вздохом раздавалось в ответ.
В полной прострации я пошел на прием к директору. Он-то уж похвалит меня за точность, тут-то я пойму, что счастье, конечно, счастьем…
- Приехал?! - удивленно воскликнул директор.
- Приехал! - закричал я.- Представьте! На что вы намекаете все тут? Вы хотите сказать, что я дурак?
- Нет, ну почему же? - ответил он.- Все правильно. Я просто…
- Что просто?! - вцепился я.
- Ну просто… мало ли что?
- Что мало? Что - мало ли что? Вы ж сами велели мне приехать во вторник!
- Ну… мало ли что я велел,- сказал он, окончательно добивая меня.
Вечером я пошел в театр, на спектакль, на который все тогда рвались. Стиснутый со всех сторон толпой, я медленно продвигался вперед. Все двигались туда, один только рвался оттуда, крича:
- Ну, пропустите же! Вы что?! Семь часов уже, магазин закрывается!
Я посмотрел на него и тоже стал проталкиваться обратно.
Я приехал на вокзал. Я даже сделал попытку пролезть без очереди, но при первом же окрике: "Гражданин! Все хотят ехать!" - вернулся назад.
Ночь в поезде я провел без сна.
И вот я вышел на вокзальную площадь, сел в трамвай.
Показалась та улица, черные обрезанные ветки на белом небе.
Я был холоден абсолютно. Я знал уже - момент тот канул безвозвратно (хотя я мог его и не отпускать).
Я вошел в здание, начал спускаться по лестнице. Лестница была та. Я открыл дверь…
Подвал. Капают капли. Толстые трубы, обмотанные стекловатой. Два человека в серых робах играли на деревянном верстаке в домино.
- Забьем? - поворачиваясь ко мне, предложил один…
Наконец-то!
1. Она говорила
Первый
Первый жених - грузин был, Джемал. Все ходил за мной, глазами сверкая.
Однажды, когда я плохо еще его знала, пригласил как-то меня к себе в гости.
Ну, я тогда дура дурой была, поехала.
Сначала все красиво было, даже чересчур: виски "Блэк энд уайт", пластинка "Данс ин де дак".
Потом вдруг говорит:
- Сегодня ты не уйдешь!
- Почему?
- Я сказал - да, значит - да!
Выскочила я в прихожую, гляжу: один мой туфель куда-то спрятал. Стала всюду искать, нигде нет. Он только усмехается:
- Ищи, ищи!
Наконец словно осенило меня: открываю морозильник - туфель там! Быстро надела его, выскочила на улицу. Там жара - а туфель пушистым инеем покрыт.
Все смотрят изумленно: что еще за Снегурочка на одну шестнадцатую?
…И при этом он был как бы фанатическим приверженцем чести! Смотрел как-то мой спектакль, потом говорит:
- Как ты можешь так танцевать? Зых!..
- Знаешь что,- говорю ему,- устала я от твоих требований взаимоисключающих. Требуешь, чтобы я была твоей и в то же время абсолютно недоступной и гордой! Отсутствие любого из этих пунктов в ярость тебя приводит. Представляю, как бы ты меня запрезирал, как бы разговаривал, если бы я что-то тебе позволила. А ведь пристаешь… Парадокс какой-то - башка трещит!
Правильно мне Наташка про него сказала:
- Знаешь, он, по-моему, из тех, что бешено ревнуют, но никогда не женятся!
Однажды заявляет:
- Ну, хорошо, я согласен.
- На что согласен?
- На тебе жениться. Только условие - поедем ко мне домой. Ходить будешь всегда в длинном платье. Что мать моя тебе скажет - закон! Зых! Смотри у меня!
- Нет,- говорю,- пожалуй, предложение твое мне не годится.
Изумился - вообще довольно наивный такой человек. Не понимает, как можно не соглашаться, когда он - сам он! - предлагает.
- Плохая твоя совесть! - говорит.- Ну ладно, я все равно поеду. Мать нельзя одну оставлять! Это вы тут такие… А мы родителей уважаем!
- Конечно,- говорю,- поезжай. Раз тебе все тут так не нравится, зачем тебе мучиться? Поезжай!
Уехал. Полгода примерно его не видела.
Недавно иду я мимо Думы, вижу: стоит величественно, кого-то ждет.
- Привет! - говорю.
Кивнул так снисходительно - и все.