- Выходите. Вы правы, это страшная чепуха. Я постараюсь сделать все, чтобы мы больше никогда не увиделись.
26
Старания ее не увенчались успехом. Не потому, конечно, что Кичину настолько уж понравился сюжет о любви молодой знаменитой женщины к пожилому, безвестному, но якобы гениальному писателю. Причина была в Беклеяеве, который действительно затеял поход во власть или на власть, что одно и то же. Беклеяеву нужно было насолить, требовалось вывести его из равновесия.
Ко мне явилась пиар-менеджер и имиджмейкер Аня, девочка лет двадцати пяти, высокая, с большими руками и ногами, белесыми волосами, бровями и ресницами, прозрачно голубоглазая и веснушчатая.
- Анна Ликина, - протянула она мне свою могучую руку.
- Ликина? - переспросил я, чувствуя мощное пожатие жестких пальцев.
- Ну. А что?
- Писательница есть такая.
- Может быть. Не читала.
- Но вы же должны заниматься всеми моими делами, в том числе и литературными, я правильно понимаю?
- Ну. А при чем тут писательница какая-то?
- Она - это я. То есть я - это она. Почитали бы.
- А. Это успеется.
- Вы однофамилица, это замечательно, я ведь был уверен, что выдумал эту фамилию, что фамилия искусственная.
- Ничего не искусственная. Это мамина вообще-то. Так, - оглядела она меня, - чего будем с имиджем-то придумывать?
- А так, как есть, я не гожусь?
- Годитесь. Но все-таки можно харизмы добавить. Почему, думаете, тот же политолог П. все время в черных очках?
- Харизмы добавляет?
- А то. Или: актер Б. все время в черной шляпе. Можно, конечно, и без этого. Но лучше, когда фенечка какая-нибудь. Фишка. Простая, но эффектная.
Сама Аня была одета без затей и без фишек. Джинсы до того затертые, что казались грязными, впрочем, возможно, они такими и были. Застиранная футболка с какой-то надписью, буквы наполовину стерлись и слиняли. Из босоножек высовываются большие ногти с облупившимся лаком.
И мы поехали на ее небольшом, юрком джипе искать для меня фенечки или фишки.
Прибыли в фирменный магазин, где Аня повела меня смотреть рубашки, брюки (точнее сказать: штаны) и блузы; такую одежду я видел однажды в костюмерной театра, куда попал давным-давно по журналистским делам, и, помнится, простодушно удивлялся: то, что из зала виделось красивым, элегантным, крепко и искусно сшитым, вблизи оказалось засаленной рванью, мешковиной без подкладки, с грубыми швами, с висящими и торчащими отовсюду нитками.
- Сейчас будем мерить, - сказала Аня, выбрав несколько тряпок.
- Вы уверены, что мне пойдет?
- Это всем идет. Это - …, - Аня назвала имя всемирно известного портного, то бишь кутюрье.
- Вообще-то это уже носили, вам не кажется?
- Бросьте. Идите меряйте!
В кабинке я напялил мятые штаны цвета кофе с молоком (да еще и в каких-то пятнах, будто на них пролили кофе без молока) и такого же колера блузу с костяными пуговицами. Еще бы драную соломенную шляпу, думал я, рассматривая себя в зеркале, и - готовое пугало.
- Как вы там? - нетерпеливо спросила Аня.
- Сами смотрите.
Аня отдернула занавеску и критически оглядела меня. Я ждал, что она расхохочется или хотя бы наконец улыбнется. Но она деловито сказала:
- Я так и думала. Очень идет. Сразу лет на десять моложе, между прочим.
- Да?
Я осмотрел себя еще раз и склонен был с нею согласиться. Слегка нелепо, но есть какая-то в этом свобода и великолепная небрежность.
- Вы не думайте, - сказала Аня, - это повседневная одежда. Нормальную, на выход, мы в другом месте будем смотреть.
- Я надеюсь.
Войдя во вкус, я решил прихватить еще несколько вещей. Аня с помощью продавщиц подносила, я примеривал.
Две продавщицы, молоденькие девушки, о чем-то переговаривались, поглядывая на меня. Наверное, решают, кто мне эта девица, дочь или любовница, думал я. И ошибся. Приблизившись ко мне, пока Аня что-то сосредоточенно рассматривала, одна из девушек, смущаясь, сказала:
- Извините, мы вот тут поспорили, вы Асимов или Анисимов? Извините.
- Мы в газетах фотографию видели, - объяснила вторая. - Но у нас газет этих нет сейчас, вот мы и поспорили.
- А на что? - поинтересовался я.
- Да так, просто на интерес.
- Что ж, вы обе выиграли. Я Анисимов и Асимов одновременно.
- Ой, - сказала одна из девушек, - а вы, правда, муж Виленской?
- Пока нет.
- А правда, что ей на самом деле сорок два года? - спросила вторая.
- Вранье. Двадцать семь.
- Вот так! Я же говорила! - торжествующе воскликнула первая. - А, извините, у вас с собой книг ваших нету? Мы не в подарок просим, мы бы купили. Мы тут заходили в книжный, говорят: скоро будут.
- Да, скоро будут. Придется потерпеть. Специально потом зайду и подарю по книжке. С автографом.
- Спасибо! - хором воскликнули счастливые девушки.
Подошла Аня и, недоброжелательно посмотрев на девушек, сказала:
- Все, больше тут делать нечего, едем дальше.
Мы потратили весь день на покупки. Но фишка или фенечка все не находились. Аня и шейный платок мне повязывала, и что-то вроде амулета с камешками навешивала, и пестрые галстуки нацепляла - все не то.
- Ладно, - сказала она. - Это мы еще подумаем, а пока едем голову в порядок приводить.
- Вы уверены, что надо?
- Конечно. Ирина сказала: обязательно.
- Ну, если Ирина сказала…
Она привезла меня в куафюрное заведение, где над моею головой стали виться сразу две мастерицы.
- В какой цвет? - спросили они Аню, сидящую в сторонке с журналом.
- Меня бы тоже спросить, - подал я голос.
Аня кивком согласилась: клиент сам решит.
Я решил, что мне нужен прежний мой цвет - светло-русый, почти пепельный. Девушки пообещали и выкрасили меня в соломенный цвет с паскудным цыплячьим оттенком.
- Нормально! - оценила Аня.
- Какого черта! - не согласился я. - Я же сказал: светло-русый с пепельным оттенком. Вот такой! - ткнул я в большой картонный лист, на котором, как листья в гербарии, были прикреплены прядки волос самых разных цветов и оттенков.
- Такого по вашему волосу трудно добиться. У вас волос неоднородный, оправдывалась одна из девушек.
А я вспомнил, как Нина всегда не любила вот это вот: "волос" в устах парикмахерш, да и в других устах. Она жаловалась, что, когда говорят не "волосы", а "волос", она почему-то представляет себе большую и абсолютно лысую голову, из темени которой вьется толстый, жирный и черный единственный волос.
- А вы добивайтесь! У вас цены вон какие - за что? - сердился я.
Девушки переглянулись и стали добиваться.
В результате я получился того цвета, который когда-то называли "шантрет". Не шатен, а именно "шантрет", нечто игривое, лихое, ловеласистое.
- Вы нарочно? - поинтересовался я.
- Мы предупреждали! - оправдывались девушки.
- Красьте еще раз!
- Нельзя, вы что! Волос же не железный, приезжайте через пару дней.
- Волосы, а не волос! - сказал я.
В машине Аня начала меня утешать, говорить, что все замечательно. Но не выдержала и, глянув на меня, вдруг по-девчоночьи прыснула, крутанув при этом рулем и проехав в миллиметре от обгоняемого автобуса.
- Что?! - раздраженно спросил я.
- Извините. Нет, все нормально, правда!
И тут я увидел вывеску: "Парикмахерская". Не "Салон красоты", как везде, а просто и без затей - "Парикмахерская", как в мое время. Я велел Ане остановиться.
- Вы куда? Тут с вами знаете что сделают?
- Знаю. Подождите меня.
Парикмахерская оказалась родной до теплой и сладкой боли. Никакой тебе записи, живая очередь, как всегда это и было, сидят несколько пенсионеров, пенсионерш и заблудший подросток с наушниками на лысой голове (что он стричь собрался, интересно?), вдоль стены узкого коридора - стулья, скрепленные по четыре, на металлических ножках, с дерматиновыми сиденьями, которые были порваны еще десять лет назад, в дырах виден ветхий желтый поролон. Из двери высовывается парихмахерша (так хочется ее назвать) и кричит в пространство: "Кто следующий?", а в зале орудуют пять или шесть блондинок в синих фартучках, одинаковыми приемами подстригая и мужчин, и женщин, поет радио, блондинки перекрикивают его, обсуждая семейные дела и прочее свое, интимное, ворочая головы клиентов, будто болванки, а уборщица шурует по ногам щеткой, сметая волосы… хорошо!
Там я остригся наголо. Парикмахерша уточнила:
- Совсем?
- Совсем.
- Что же, брить, что ли?
Я подумал:
- Нет, брить не надо. Но очень коротко. Чтобы не ущипнуть.
- Это можно.
Аня, когда я сел в машину, дико посмотрела на меня.
Она смеялась не меньше пяти минут.
Я подождал, а потом свойски толкнул ее в плечо:
- Ну, ну, хватит… Поехали.
- Нет… Нет… Извините… Нет, даже классно… Мне нравится… Но жить с такой прической нельзя! - досмеивалась Аня. И, выскочив у какого-то магазинчика, принесла мне бейсболку. Я напялил ее и посмотрел в зеркало. Вид странный, но какой-то… лихой. Мне понравилось.
- Слушайте, - сказала Аня, задумчиво глядя на меня. - Так оно это самое и есть!
- Что?
- Фишка. Фенечка. Опознавательный знак. Харизматический аксессуар!
- Бейсболка?
- Ну! Серьезный писатель - и все время в бейсболке. Это прикол, это интересно!
- Что интересного, не понимаю! И почему всегда в ней?