* * *
Майлз сидит на краешке дивана с бокалом в руке, и вдруг я замечаю - он действительно на взводе. Тут-то все и начинается.
- А вчера днем все пошло наперекосяк. - Он отпивает, даже скорее отхлебывает из бокала. - Мы встретились на последнюю игру, и наши были настроены наподдать нацистам как следует. Команды Хайнриха и Вилли заняли позиции в роще, за ней был большой пустырь, а позади размещались мой и голландский сектора. У них главным был один парень, Питер. В общем, я предложил подобраться к противнику с флангов и напасть с тыла - ничего особенного, классический военный маневр. Так что я отобрал небольшую группу, провел ее в обход слева, и мы спрятались за небольшим кустарником. Помню, мы еще так радовались, что удалось подобраться незамеченными - да так близко! И вдруг из зарослей на нас выскакивает Хайнрих собственной персоной, и вид у него такой, будто он готов драться не на жизнь, а на смерть. - Майлз смеется. - Тогда еще забавно было. А потом он зацепился ногой за какой-то корень или сучок и полетел. Перевернулся в воздухе, упал, отвалился набок и застонал. Как выяснилось, этот идиот растянул лодыжку. Благо обошлось без переломов. Но все равно представляю, как ему было больно. Короче, лежит он всего в нескольких ярдах от нас и не может ни взад, ни вперед. А мне так и представилась та сцена из фильма - ну, помните, у тебя в прицеле раненый враг, и остается только ждать, когда ему на помощь выползут остальные. Тогда я только об одном думал: как бы этого фрица выторговать повыгоднее. Навел на него ружье и крикнул остальным, что, если через десять секунд они не выйдут сдаваться, я застрелю их дружка. Большое дело, простая краска!
В руке у него дрожит бокал, и Майлз на нас не смотрит. Похоже, сам с собой разговаривает, чтобы хоть какое-то оправдание найти. Да, Бет права: случилось что-то плохое.
- Только я прокричал свой ультиматум, вражеская команда заголосила: "Нет! Нет!" Я решил: они отказываются сдаваться. А как потом выяснилось, они возмутились тому, что я собираюсь стрелять в лежачего. Плохо, ой плохо вышло, но… - Майлз вздыхает. Он будто борется с чем-то, чего не приемлет его рассудок, с кем-то, чьего лица не видит. - В пылу битвы и все такое… разгорячился я. В общем, считаю до десяти, а они кричат мне из-за деревьев, и мои ребята тоже, говорят, пытались меня остановить, только я ничего не помню. Никто из немцев не вышел сдаваться, и когда я дошел до десяти, так раззадорился, что спустил курок. Ну откуда мне было знать, что несчастная пуля попадет в лицо?
Я хотел было напомнить Майлзу, что он завсегдатай на воскресных стрельбищах в Гемпшире, и грешно ему считать себя плохим стрелком. Однако мой друг продолжает:
- По его толстой роже растеклась желтая краска, а меня одолело дурное предчувствие, будто я сделал что-то непоправимое, перестарался самую малость. Тут он завыл в голос. А потом, - Майлз провел рукой у лица, - на желтом стали проступать красные разводы…
Меня немного подташнивает, и, судя по виду нашего незадачливого стрелка, ему тоже несладко.
- Господи, - шепчет Бет.
- Парень сильно пострадал? - спрашиваю я.
Майлз шмыгает носом, трет переносицу, отводит взгляд. Долгое молчание. Наконец он тихо говорит:
- Пулька перебила ему нос.
- Видишь, это пуля виновата, - вклинивается Бет, - а не ты.
И вот тут мне становится по-настоящему страшно. Майлз, побагровев лицом, вскакивает на ноги и кричит:
- Какого черта ты на меня наезжаешь, ты должна быть на моей стороне!
Он стоит и сверкает глазами, а потом начинает пятиться. Опускается на диван, вздыхает, приглаживает большой ладонью волосы. Мы с Бет медленно, как раскрывающиеся на рассвете бутоны, расслабляемся. Тут до меня доходит, что я крепко держусь за край коктейльного столика, чтобы опрокинуть его, если дело обернется худо.
В комнате опять наступает долгая тишина. И вот Майлз добавляет - на этот раз еще тише:
- И еще врачи подозревают, что поврежден глаз. Пока обследуют…
К горлу подступает страшная дурнота. Рядом калачиком съежилась Бет, точно какой-нибудь маленький, готовый к защите зверек. И тут меня точно морозом пробрало: неожиданно вспомнился случай, которому я в свое время не придал значения. Несколько недель назад мы сидели в одном баре. Пили пиво, болтали, Майлз потянулся к бутылке, как вдруг я заметил на манжете его рукава кровь. Тогда он как-то отрешенно сказал, что поцарапался часами. Мне показалось, вопрос ему неприятен, и я не стал допытываться. Мы продолжили разговор, посплетничали, поговорили о будущем, о регби, но он так и не оттаял: говорил отстраненно и все смотрел куда-то вдаль прищуренным строгим взглядом.
Майлз встает, звучно опускает на столик бокал и объявляет, что ему надо прогуляться. Бет только и успевает открыть рот, а его уже и след простыл. Внизу хлопает входная дверь.
Мы переглядываемся.
- Вот так дела.
- Не хочу быть здесь, когда он вернется, - говорит Бет. - Лучше переночую где-нибудь в другом месте.
- Ты что, боишься его?
Она смеется:
- Нет-нет. Мне Майлза упрекнуть не в чем. Просто иногда на него находит…
- Никогда за ним такого не замечал. Ему, конечно, напора не занимать, но… - Я пожимаю плечами. - Наверное, перенервничал.
- Ищешь оправдание.
Я внимательно смотрю Бет в лицо.
- Ты к нему несправедлива.
- Я-то? - Она отчаянно мотает головой. - Ну, не знаю. Бедный Майлз.
- Мне все-таки кажется, ему будет легче, если ты останешься. Правда.
Бет задумчиво кивает.
- Может, ты и прав.
В прихожей мы целуемся на прощание и лишь потом открываем дверь. Встречаемся взглядами и с улыбкой думаем об одном и том же. Если не соблюдать осторожность, Майлз заметит с улицы. Так и чудится, будто он стоит в едкой дымке уличного фонаря по ту сторону дороги и ждет меня с железным прутом в руке…
Но все обошлось.
Надеюсь, у Бет тоже.
Несколько дней спустя мы играем с Майлзом в сквош, старательно избегая любого упоминания о Германии, пейнтболе и вспышках психоза. В конце концов каким-то непостижимым образом я заговариваю о Бет. С ним! Не знаю, что на меня нашло.
Мы здорово играем, хотя Майлз, как обычно, впереди на много очков.
- Старомодная забава, - говорит он, отирая пот со лба. - Хотя мне нравится.
Потом мы идем в кафетерий и уплетаем сладкие пирожки с апельсиновым соком.
- Чем будешь заниматься в выходные? - спрашивает мой приятель.
- Завален работой, - говорю я с набитым ртом. - На пару дней закроюсь в своей берлоге и буду жить как отшельник: грызть сухари и упорно трудиться. Не успеваю в срок. - Отхлебываю из стаканчика. - А ты со своей пташкой?
(Найдите сами мне оправдание.)
Майлз пожимает плечами.
- Хотим просто побыть вдвоем, посидеть где-нибудь. Может, выберемся за город. Лондон кого хочешь… Да и Бет простыла. Бедная девочка, ей было совсем плохо.
- Да, я слышал. Надеюсь, сейчас лучше?
- Лучше уже не будет.
- Это как понимать?
- Не знаю, как тебе объяснить. - Майлз облокачивается на стол, вытягивает перед собой руки и, поигрывая стаканчиком от сока, продолжает: - Я только теперь начал понимать, что Бет не нормальная девушка. Мне, конечно, это нравится. В ней есть какая-то… загадочность, что ли. - Он ухмыляется. - Сумасшедшинка. С ней не соскучишься. Но временами… Бывает, я не могу разобрать, что у нее на уме. Как она вообще мыслит. Понимаешь?
- А тебе не кажется, что это проблема всех парней? Невозможно понять свою вторую половину.
- Любой человек - загадка, - соглашается Майлз. - Гораздо проще отстраниться и делать вид, что тебя это не касается. А с Бет особенно… Знаешь, мы с ней как небо и земля. Может, и нет большой беды в том, что мы друг друга не понимаем, наоборот - всегда какая-то тайна, какой-то секрет. Лежит кто-то с тобой рядом, а ты и понятия не имеешь, чего от него ожидать. Только я-то о другом. Временами мне кажется, Бет чего-то не договаривает. Ты не подумай, я ей доверяю - на все сто, только… Девчонки ведь сами любят рассказывать о своих чувствах, и… ну ты понимаешь. А она нет.
Я осторожно киваю.
- Может, со временем все наладится. Вы же не так давно вместе. Месяцев семь?
Майлз то ли не слышит, то ли не обращает внимания на мои слова.
- А иногда мне кажется, будто она разыгрывает спектакль. Притворяется ради меня, пытается угодить, а у самой внутри пустота.
- А в постели? - нагло выдаю я.
Майлз слюняво ухмыляется.
- О да, - говорит он. - В постели, на полу, под столом, в ванной. В ванне, на стиральной машине (на быстром отжиме было что-то особенное - я думал, она всю улицу перебудит), на крыше, в машине, на капоте… - У меня отваливается челюсть. Майлз протягивает руку и любезно ее захлопывает. - Здесь без проблем. - Он хмурится. - Хотя иногда не могу отделаться от ощущения, словно она просто играет, старается для меня. Понимаешь?
Понимаю.
- Тогда тебе не о чем волноваться. С такими спектаклями я бы вообще ни о чем не беспокоился.
- Да, так-то оно так, - говорит Майлз. - Я делаю все, что любят девчонки: дарю цветы, делаю неожиданные подарки, устраиваю загадочные отъезды и уик-энды в роскошных отелях. Помню, в июне погода не задалась: целыми днями дождь лил. Так я взял билеты на Капри. Нам приносили ужин на пляж, и мы ели при лунном свете. И все равно мне кажется… будто Бет знает об удовольствиях все, но понятия не имеет, что такое счастье. - Майлз устремляет на меня лучезарные голубые глаза, точно стараясь прочесть ответ на моем лице.
Я качаю головой и отвожу взгляд. Немного поразмыслив, говорю:
- По большому счету в этом нет ничего плохого.