- Совсем спятила, - Ийка повернулась на другой бок.
* * *
Надевая на ходу куртку, Юлька заглянула в комнату воспитателя.
- Я до десяти, Галина Николаевна.
- Нет, - коротко ответила та.
- Я вовремя, честное слово.
- Ты лишена увольнения.
Юлька остолбенела, растерянно глядя на воспитательницу.
- За что?
- За опоздания. Я тебя предупреждала.
- Галина Николаевна, миленькая, пожалуйста! - в отчаянии сложила Юлька руки. - Потом хоть месяц буду сидеть! Честное слово! Хотите, вот здесь сяду и буду сидеть. Только сегодня, Галина Николаевна! Хоть на час. Мы улетаем завтра! Мне очень нужно, очень, очень…
- Сядь, - Галина Николаевна указала на стул. - Садись-садись…
Юлька присела на краешек, готовая тотчас вскочить и бежать.
- Я тебе расскажу одну очень интересную историю, - Галина Николаевна коротко усмехнулась. - Видишь ли… - На столе зазвонил телефон, она сняла трубку. - Интернат… Добрый… Не зовем. Это служебный телефон. - Она повесила трубку и сплела пальцы. - Так вот… Я представляю, что это за час, который стоит месяца. И знаю, чем это кончается… В общем, послушай. Училась здесь девочка из Смоленска. Давно. Ты не родилась еще. Способная была девочка, конкурс в Праге выиграла. Большой впереди светил. И работала, работала… И устала… И встретился ей в этот момент необыкновенный, а может, наоборот - обыкновенный, нормальный человек, который взял ее за руку и повернул в другую сторону. И увидела девочка, что есть, оказывается, совсем другая жизнь. Другая - без вонючих потных раздевалок, без кровавых тряпок на ногах - где не надо каждый день "через не могу". Кое-как доучилась, вышла замуж, родила, кончила институт, жила легко и счастливо. Нормально… А через много лет, когда дети выросли, девочка вдруг огляделась и увидела, что пусто кругом, холодно. Жизнь-то не получилась, а если и было что-то, то там, в начале… А кто виноват? Кто-то ведь должен быть виноват? Сама виновата, и муж виноват, и дети. И тот, кого рядом не оказалось вовремя, кто бы за волосы к станку подтащил и носом ткнул: здесь твое… Вот такая невеселая история…
Галина Николаевна помолчала.
- Я все вижу, Юля, и все понимаю. И я тебя не отпущу. Я не хочу, чтобы когда-нибудь, через много лет, ты плакала в зале, глядя, как танцуют твои подруги. Я тебя не отдам… Ты просто устала, Юля. Это надо пережить. Перетерпеть. Все будет хорошо… Ну, что молчишь? - мягко улыбнулась она. - Скажи что-нибудь…
- Дайте увольнение, - сказала Юлька.
- Не дам!
- Я сама уйду!
- Иди, - спокойно разрешила Галина Николаевна. - Ты взрослый человек. Ты знаешь, что за это будет.
- Ну и пусть! - крикнула Юлька. - Я не в тюрьме! Вы не воспитатель, вы надзиратель!
Галина Николаевна отвернулась…
Юлька сбежала с лестницы, двумя руками толкнула тяжелую стеклянную дверь.
- Азарова, а увольнительную? - крикнула вслед вахтерша.
Юлька решительно шагала по центральной аллее, зная, что Галина Николаевна видит ее сейчас из окна. Свернула к Комсомольскому проспекту. Но чем дальше уходила она от училища, тем медленнее шла, труднее передвигала ноги, будто натягивалась невидимая нить. Был яркий, по-настоящему майский день, по проспекту непрерывным потоком неслись машины, неторопливо гуляли или спешили куда-то по своим делам люди. Можно было добежать до метро, молено было просто поднять руку - среди машин мелькали зеленые огоньки такси, а в кармане у Юльки был трояк с мелочью.
Она сделала еще шаг. Толкнула носком камешек на меловых "классах". Повернулась и побрела обратно.
* * *
Юлька ждала у входа в Шереметьево-2, вглядываясь в людей, выходящих из машин и рейсовых автобусов. Радостно возбужденные сокурсники носились взад и вперед, Демин нащупал луч фотоэлемента, открывающего двери аэропорта, шутовски кланялся входящим, широко поводил рукой - и двери распахивались.
- Нет? - сочувственно спросила Ия, подходя.
Юлька покачала головой…
- Привет из-за бугра! - махал Демин из-за таможенного барьера…
Круглолицый, румяный пограничник пролистал Юлькин паспорт, взглянул на фотографию.
- Повернитесь ко мне, пожалуйста… Девушка!
- Что? - обернулась на мгновение Юлька и снова уставилась на толпу за барьером, торопливо обшаривая глазами лица провожающих.
Пограничник звучно шлепнул печатью по странице и бросил паспорт на стойку.
- Следующий!
Юлька последний раз оглянулась, пересекла границу и пошла за своими.
* * *
Весь бесконечный - почти сутки - томительный перелет Юлька провела в полусне, не в силах ни всерьез заснуть, ни окончательно проснуться. В памяти остались лишь отдельные картинки - то ли реальность, то ли обрывки сна: огни взлетной полосы, мчащиеся навстречу и круто уходящие вниз… компьютерная карта на экране в конце салона, маленький зеленый самолетик движется на юг… посадка в Дубае - "Боинг" снижается над черным ночным морем, в аэропорту арабы в бедуинских платках покупают видеокамеры и кухонные комбайны, пограничница в форменной зеленой шапочке, с пистолетом на ремне быстро, деловито ощупывает грудь и задницу в поисках тайника с наркотиками… гроза над Индийским океаном - кажется, что у самого крыла бьют молнии, громадные столбы прозрачного голубого огня… Сингапурский аэропорт Чанги, похожий на город за стеклянными стенами, с водопадом, улицами и площадями, магазинами и офисами, неоновыми рекламами… красная пустыня в разрывах облаков - это уже Австралия… ослепительная улыбка стюардессы, "экипаж извиняется за задержку с посадкой, индонезийский лайнер под нами имеет проблемы… девки, мокрые в своих теплых весенних куртках, тащат сумки к автобусу под жгущим солнцем, солнце плавится в зеркальных стенах небоскребов, солнце всюду, от солнца устают и слезятся глаза… огромный прохладный холл отеля с кроваво-красной ковровой дорожкой на мраморных ступенях и золочеными светильниками, скоростной лифт на двадцать четвертый этаж… только бы не упасть, не заснуть прямо в стеклянной душевой кабинке… и наконец волшебная, чудесная, глубокая, вкусно пахнущая, без единой складочки белоснежная подушка…
Проснувшись на следующее утро, Юлька долго соображала, где находится, разглядывала просторный, залитый солнцем номер с пушистым паласом на полу, раздвижной стенкой, отделяющей спальню с двумя широкими кроватями от комнаты с ампирными креслами, журнальным столиком и сервантом. Рядом спала Ийка, ее одежда валялась на полу - куртка в гостиной, джинсы на пороге спальни, колготки и свитер у кровати - наверное, раздевалась на ходу из последних сил.
Юлька вскочила и подбежала к окну. За окном был открыточный, нереальный пейзаж: васильковое небо, теснящиеся вокруг небоскребы, далеко внизу сплошным потоком ползли по улице машины, справа на берегу залива виден был Опера-Хаус - Юлька сразу узнала знаменитый австралийский театр, три его высоких бетонных гребня, похожих на полные ветром паруса, - слева просвечивали ажурные стальные кружева Харбор-Бридж - громадного моста, пересекающего залив, под ним качались на волнах яхты, и со всех сторон, на сколько хватало глаз, спускались к голубой глади залива красные черепичные крыши особняков, утонувших в густой тропической зелени.
Юлька перевела стрелки на восемь часов вперед. Она никак не могла до конца осознать, что находится за тридевять земель от дома, в другой части света, в другом полушарии, в другом мире, даже в другом времени года, - слишком уж все было похоже на цветной счастливый сон.
Это ощущение нереальности не покидало ее и в автобусе, когда добродушный толстяк Волли вез девчонок на урок в местную балетную школу. Волли крутил руль и что-то рассказывал по-английски, указывая то налево, то направо, нимало не заботясь, понимают его или нет. Илья, немного соображающая в английском, сидела рядом с ним и переводила, половину сочиняя от себя. Про тонкую, как игла, телебашню она сообщила, что это памятник солистке Опера-Хаус, умершей от диеты.
Балетная школа была не хуже и не лучше московской - такой же примерно зал, только пол ровный, без наклона, такая же пропахшая потом раздевалка. Переодевались девчонки вместе с австралийками, объясняясь с ними жестами и громко между собой обсуждая их. Австралийки были "не фонтан": две-три классические фигуры, остальные "коряги" с неважными ногами, плохонькими стопами. Но убила всех вкатившаяся в раздевалку веселая толстуха килограмм под семьдесят.
- А этот бомбовоз тоже балетный? - изумилась Илья.
- Она платит - она учится, - неожиданно ответила высокая зеленоглазая австралийка, переодевавшаяся рядом с Юлькой. - Это ее право.
Девчонки разом затихли, Илью аж в жар бросило.
- Говоришь по-русски? - спросила Юлька.
- Очень плохо… Но очень хорошо понимаю, - усмехнулась та. - Меня зовут Тамми, - протянула она Юльке руку.
Показательный урок походил на спектакль - заботливый педагог, примерные ученицы. Девчонки стояли у станка через одну - наши в розовых хитонах, австралийки в зеленых купальниках. За спиной у Натальи Сергеевны припали к своим камерам телевизионщики, под зеркалом на скамейках и прямо на полу сидели младшие девчонки. Наталья сбавила нагрузку - австралийки были заметно слабее физически, - не орала и не ругалась, замечания делала с улыбкой, и девчонки подыгрывали ей, старались.
Юлька занималась с удовольствием, мышцы, уставшие от долгой неподвижности, требовали работы, а за окном было солнце, почти забытое в пасмурной Москве, а впереди был целый день, полный чудес…
Поклон педагогу, поклон концертмейстеру - и девчонки гурьбой двинулись к выходу. К Наталье Сергеевне тотчас подскочил репортер с микрофоном, она на мгновение обернулась, крикнула:
- Азарова!
Юлька задержалась у дверей.