5
То, что узнали Софья Дмитриевна и Глаша, показалось им невероятным.
– Значит, в 19 часов 9 мая 1975 года? – раскрасневшись, сияя глазами, переспросила Софья Дмитриевна.
– Да, я хорошо помню и время, и число, и год.
– У Почтамта?
– У Почтамта.
Софья Дмитриевна в волнении прошлась по комнате, села на стул, счастливо закрыла лицо руками. Но через минуту уронила их, ошеломленная неожиданной мыслью:
– Как же я доживу до этого 1975 года?
– Вообще-то считается, что те, кто вляпался в эту байду, ну, побывал, как мы, в другом времени, потом перестают стареть. И, между прочим, у меня это, кажется, уже началось.
Софья Дмитриевна недоверчиво взглянула на Клавдию.
– А все-таки, ты ничего с годом не перепутала?
– Да нет же, не перепутала, это день тридцатилетия Победы.
– Победы?
– В Великой Отечественной войне, которая началась в 1941 году, а закончилась в 1945-м. Нам ее еще предстоит пережить. Да и много чего другого… – погрустнела Клавдия.
Из последовавшего затем рассказа вытекало, что будущее, мягко выражаясь, совсем не лучезарно. Конец повествования продолжила тяжелая тишина; в тягостном молчании каждая думала о своем.
– Я, наверно, поеду в Сибирь, к своим, если живы, конечно, – первой заговорила Клавдия. – А если и не осталось никого – все равно поеду. Вот только как без документов?
– Паспорт я тебе постараюсь выправить, – пообещала Глаша.
– А то, Глаш, поехали со мной, – оживилась Клавдия. – Пока не поздно, поехали! Нельзя тебе здесь.
– Мне ничто не угрожает, – сухо проговорила Глаша.
– Ага, все они тоже так думали. И маршалы, и генералы, и министры… Не дури, Глашка, поехали. Вон и Софью Дмитриевну с собой возьмем – до 1975 года еще далеко!
– Мне нельзя: Алексей Арнольдович может раньше вернуться.
– Не может. У них там раньше 1975 года ничего не получается.
– Разве он не бывает на Мясницкой?
– Еще как бывает! Напротив Почтамта часами стоит.
Софья Дмитриевна схватилась рукой за горло, закрыла глаза и, показалось, окаменела, если б через несколько секунд не блеснула на щеке мокрая дорожка. Потом она резко встала и вышла.
– Долго рассказывать, – ответила на недоуменный взгляд Клавдии Глаша, решив без ведома Софьи Дмитриевны не открывать ей, как оттуда возвращаются.
Стукнула дверь. Послышался голос Софьи Дмитриевны:
– Глаша! Клавдия! Что вы там сидите! Идите к столу!
6
Вот уже второй день в ожидании паспорта Клавдия жила у Софьи Дмитриевны. Поначалу она все ходила и поражалась тому сокрушительному преображению, которое постигло некогда шикарную квартиру. Более всего было ей обидно за кухню, превратившуюся из просторной, облицованной белоснежным кафелем комнаты в загромождённое столами и табуретами помещение с облупившимися крашеными стенами и пятнисто – рыжим потолком. На следующий день горечь от обступившей ее новизны улеглась, и Клавдия начала присматриваться к жильцам. Первой, с кем она пообщалась, была Капитолина Емельяновна.
– Подвинься, что ли, – сказала Клавдия, присаживаясь на скамейку у подъезда, где Капа по обыкновению лузгала семечки.
Было четырнадцать часов третьего дня рабочей шестидневки – время, когда дома остаются лишь пенсионеры, грудные дети и иждивенцы. Сама Клавдия считалась родственницей Софьи Дмитриевны, приехавшей ненадолго у нее погостить. Предусмотрительно сменив свою "олимпийку" на платье из сильно обедневшего гардероба бывшей коллежской асессорши, она чувствовала себя стеснительно в одежде непривычного фасона. Однако при виде казакина Капитолины настроение у нее улучшилось.
– Где ж такими бархатами торгуют?
– Чего? – подняла Капа сердитое лицо с нависшей на губе шелухой.
Оценив ее неотзывчивость, Клавдия решила тему не развивать.
– Забей. Проехали.
– Чего? – по-прежнему щетинисто вопросила Капа.
– Ты чего все время "чевокаешь"?
– Чего?
"Совсем без ума", – подумала про нее Клавдия и собралась уходить, но, вспомнив, что в квартире заняться нечем – в комнатах Софьи Дмитриевны она прибралась еще утром, а ужин готовить рано, – решила остаться.
– Что в кино сейчас показывают? – помолчав, спросила Клавдия.
– Так это ж, – улыбнулась вдруг Капа, – "Волга-Волга".
– А… Знаю… Отстой.
– Как это?
Тут Клавдии вспомнилась Софья Дмитриевна, которая говорила ей: "Ты следи, пожалуйста, за своей речью, не стоит привлекать к себе лишнего внимания. Я заметила, у тебя слова используются не в их прямом значении, да и сама ты стала совершенно другой". "Ну, конечно, – оправдывалась Клавдия, – там, откуда я, скромные кухарки не выживают!".
– А по телевизору какой сериал идет? – тщательно подобрала она слова.
– Чего? – снова впала в недоумие Капа, но Клавдия догадалась, что женщина ни в чем не виновата:
– Телевизоры у вас есть?
– Какие еще визоры?
– Понятно, я так и думала. Значит, про мобильники и спрашивать нечего.
Лытнева давно уже перестала грызть семечки и сидела, нахохлившись, докапливая раздражение, чтобы взорваться. Клавдия, сообразив, что последняя фраза именно к этому сейчас и приведет, быстро вынула из кармашка сотовый телефон.
– На, смотри, – засветила она экран. – В этой штуковине много интересного. Можно, например, в головоломку поиграть или пасьянс разложить. У меня тут полно всего загружено. Только зарядка скоро кончится.
Испугавшись, что опять наговорила много непонятных слов, она напряглась, но Капа увлеченно разглядывала ярко-красочные изображения карт, выведенные Клавдией из раздела меню "Игры".
– Ишь, красота-то какая! – восхитилась Капитолина.
– А их еще передвигать можно. Вот, пальцем. Попробуй сама.
После нескольких упражнений по перемещению карт Капа спросила:
– А можно мужу со свекром показать?
– Почему же нет.
– Только Евдохе нельзя. Она психованная, вредная.
– Да у вас вся семейка такая, – не сдержалась Клавдия. – Видела я твоих… мужа со свекром.
Капитолина посмотрела исподлобья, и Клавдия поспешила дать добрый совет:
– Вам йогой заниматься надо. Она нервную систему успокаивает. Я, например, занималась.
– А как это? Научишь?
– Легко. Иди, готовь деда. Да и сама размотайся. Ты что, в этом платке родилась?
– Нам, мужним, нельзя простоволосыми ходить.
– Так то в деревне. А вы ж теперь понаехали, москвичами стали! Соответствуйте!
Для демонстрации упражнений Клавдия отправилась одеть "олимпийку", столь рельефно выделявшую достоинства ее фигуры. Тем временем дед Ефим негодовал:
– Ты, Капитолина, совсем сбрендила! Надо ж, чего удумала! Я сейчас вожжи возьму…
В этот момент на пороге лытневского жилища появилась Клавдия:
– А вы и вожжи из деревни прихватили?
При виде стройной красавицы дед осекся, сердце старого бабника дрогнуло, и он неожиданно широко заулыбался полным крепких желтых зубов ртом.
– Как же без острастки? Без нее никак нельзя!
– Да, дедушка, все бы вам кулаком проблемы решать… Отстаем от прогресса, тормозим! Гуманней надо быть!
– Да какой я дедушка! – приосанился Лытнев. – Я какую хошь молодку еще затопчу!
– Ну и хорошо, – мягко согласилась Клавдия. – Тогда, чтобы силы ваши не слабели, нужно делать упражнения. Сейчас покажу.
– Ну, валяй, уговорила! – посвечивая глазками, кивнул Ефим.
– Вставайте вот здесь, рядком… А где Евдокия ваша?
– Она в магазин пошла, с дочкой, – объяснила Капа. – Не скоро вернется. Пока все витрины не оглазеет, ни за что не вернется.
– Интересный у нее шопинг, – улыбнулась Клавдия.
А дед сипло рассмеялся:
– Какие – то ты слова непонятные говоришь, красавица! Видать, шибко ученая. Наверно, ученей нашей барыньки будешь!
Клавдия недоуменно посмотрела на него, посерьезнела.
– Показываю первую асану – позу, значит. Называется – поза горы.
Затем последовали позы дерева, змеи, плуга… Ученики кряхтели, ломая неподатливость собственных тел, и, хоть мало что у них получалось, – налицо было невесть откуда взявшееся азартное усердие.
– А теперь последняя поза – поза счастливого ребенка! Показываю: бедра прижаты к животу, ноги согнуты в коленях, руки обхватывают стопы. Держимся десять дыханий.
Поза счастливого ребенка деду Ефиму не удалась, поскольку он совершенно обессилил, продолжая, впрочем, смотреть на учителя с прежним блеском в глазах, а Капитолина в своей широкой юбке не стала задирать ноги, надо понимать, из соображений приличия.
– Ладно, можете без "счастливого ребенка", но остальные позы – каждый день! Обязательно с Евдокией!
И в полголоса добавила:
– Не заметите, как подобреете…
– А ты еще-то придешь нам асаны эти показывать? – перекатившись со спины на карачки, спросил дед.
– Теперь все в душ! – не ответила Клавдия. – Приступаем к водным процедурам!
– В душ? – удивился старик. – Не, мы в баню ходим. По воскресеньям… тьфу-ты… по шестым дням шестидневки…
Клавдия обвела взглядом Лытнева – старшего и, мысленно махнув рукой, решила идти прочь. Но вдруг в глаза ей бросилась Капа – как вьются ее растрепавшиеся золотистые волосы, как теперь не похоже это ее разрумянившееся лицо на тот недавний, обернутый серым платком лик.
– Сколько тебе лет?
– Так уж двадцать шесть, – засмущалась Капа.