Юрий Быков
На светлой стороне
Глава 1
В гостях дома
1
Да, мил человек, после долгого молчания сказал Лещинский, попал ты в переплёт Но это твой выбор. Куда намерен теперь путь держать?
Натыкин невесело улыбнулся:
Куда-нибудь подальше
Рассчитываешь на мою помощь?
Рассчитываю. Мне, Михал Михалыч, нужно устроиться, чтоб жильё, работа Кто знает, сколько всё это продлится
Лещинский задумчиво побарабанил пальцами по столу.
Ладно, располагайся на диване, а я пойду полистаю свою записную книжечку. Может, и помогу, чем смогу.
Так Натыкин оказался в Зуевске, в краеведческом музее. Числился он там сторожем, а по факту ещё и разнорабочим, и, хоть жалование имел весьма скудное, был искренне благодарен Лещинскому и другу его, Иванцову Даниилу Викторовичу, директору музея.
«Перекантуюсь тут пока, увещевал себя Натыкин за скромным завтраком в своём новом жилище служебной комнатке, находившейся в тыльной части музейного здания, а когда всё уляжется»
Он избегал додумывать, что будет тогда конкретно, представляя лишь некую расплывчатость, вытекающую из словосочетания «всё будет хорошо».
Этому настрою на умиротворение импонировал и тихий осенний вид из окна цвета дыма и золота.
По тропинке от автобусной остановки торопливо шёл Аркадий Глебыч Ениколопов худой, длинный, нервный. Был он начальником отдела учёта и хранения отдела довольно странного, поскольку согласно штатному расписанию в нём, кроме начальника, никто больше не состоял. Один только Натыкин находился в распоряжении Ениколопова, но исключительно по устному указанию директора.
«Сейчас названивать начнёт», подумал Натыкин, сгребая яичную скорлупу в ладонь. Но прежде, чем трубка ожила, он увидел идущую по той же тропинке экскурсовода Ларису Дмитриевну, полноватую даму лет сорока пяти, и без того небольшой рост которой беспощадно скрадывали так любимые ею широкие шляпы.
Она и Ениколопов состояли в связи, о чём Натыкину поведала кассирша Жанна. Лариса Дмитриевна была миловидна, позитивна, одинока, Ениколопов неказист, желчен и обременён семьёй. Чёрт знает, как женщины делают свой выбор!
А Жанна?! Ведь не без определённого же умысла рассказала она Натыкину об этих отношениях! Молодая девчонка, а он лет на десять её старше неустроенный, жизнью ушибленный!
Оставалось только предположить, что генерация зуевских мужчин каким-то образом угнетала гармонию двух начал, вследствие чего жительницы города отдавали предпочтение заезжим гражданам (а Ениколопов тоже был из их числа).
Антон, зайди! прозвучало в трубке.
Аркадий Глебыч расхаживал мимо бумаги на столе, красневшей строкой директорской резолюции «К исполнению».
Областной музей затребовал для выставки художников девятнадцатого века картины Савойского, объявил Ениколопов и вдруг задумался.
И отважился прервать молчание Натыкин.
Ениколопов пробуравил его острым чёрным взглядом.
И надо их найти в запасниках!
Я готов. Но нужна конкретика.
А нету её! вспыхнул Ениколопов. Кроме «Лесного озера», которое у нас в первом зале висит, не помню я больше его картин! По картотеке они проходят, а я не помню!.. Знаешь, какой тут бардак до меня был?
Догадываюсь, раз его последствия до сих пор налицо, с сочувственным видом ответил Натыкин и вдруг сообразил, что эти слова имеют двоякое толкование. Может, у Ларисы Дмитриевны спросить? не дал он остановиться мысли Ениколопова.
Пожалуй, согласился тот.
Лариса Дмитриевна внесла лёгкую, почти призрачную волну духов, так явственно оплеснувшую ноздри.
Да, были у нас полотна Савойского, подтвердила она, глядя на Ениколопова по-утреннему свежими, блестящими глазами. Надо искать, Аркадий и, скользнув взглядом по Натыкину, добавила: Глебыч.
И о чём они? спросил Натыкин.
Был там, помнится, осенний пейзаж, выполненный пастелью. Он, стало быть, в раме под стеклом. Потом полотно маслом зимняя дорога. И портрет старика. Тоже масло.
Ладно, понял. Я пошёл?
Ты уж постарайся, Антон, напутствовал его Ениколопов. Я тут дела порешаю и к тебе присоединюсь.
Картина в раме под стеклом нашлась довольно быстро.
Ну да, она и есть пастель, произнёс Натыкин, любуясь чудом, сотворённым цветными мелками. Пейзаж поражал глубинной лучистостью красок, будто в них было растворено солнце. И ещё поражала какая-то «особость» каждой детали в общем изображении таким открывается мир через свежевымытое окно.