- И что теперь? - спрашивает он, и из его глаз на колени тихо капают крупные слезы. Доктор протягивает ему платок.
По окну стекают капли первого за день дождя. Подхваченный порывом ветра, лист падает, сверкает золотом и медью.
Доктор говорит:
- Тессе может помочь интенсивная интратекальная терапия. Я назначу месячный курс метотрексата и гидрокортизона. Если все пойдет успешно, состояние Тессы улучшится, и мы продолжим поддерживать терапию.
Доктор говорит и говорит, папа слушает его, но я ничего не слышу.
Это действительно случится. Меня предупреждали, но все идет быстрее, чем можно было предположить. Я правда не вернусь в школу. Никогда. Я никогда не стану знаменитой и не оставлю по себе ничего полезного. Не увижу, как вырастет брат. Не буду путешествовать, зарабатывать деньги, никогда не сяду за руль, не влюблюсь, не уйду из дома, да и собственного дома у меня не будет.
Это все правда.
Мысль оглушает, охватывает все тело от кончиков пальцев ног, пронзает меня, затмевает все прочие мысли, и я не могу больше думать ни о чем другом. Она переполняет меня, словно беззвучный крик. Я так долго была больна - опухшая, слабая, с покрытой пятнами кожей, слоящимися ногтями, выпадающими волосы и выворачивающей до костей тошнотой. Это несправедливо. Я не хочу умирать вот так, толком не пожив. Я понимаю это с ослепительной ясностью. В сердце даже шевелится надежда-бред. Пока я не умерла, я хочу жить. Все остальное не имеет смысла.
Тут я прихожу в себя.
Доктор распинается об испытаниях лекарств: меня они не спасут, но могут помочь другим. Папа молча плачет, а я таращусь в окно и недоумеваю, почему так быстро темнеет. Сколько же сейчас времени? Сколько мы тут сидим? Я смотрю на часы: половина четвертого, день клонится к закату. Октябрь. Детвора с новыми пеналами и рюкзаками, у которой только-только начались занятия, ждет не дождется каникул. Как быстро летит время. Скоро Хеллоуин, потом ночь фейерверков. Рождество. Весна. Пасха. В мае мой день рождения. Мне будет семнадцать.
Сколько я еще протяну? Неизвестно. Я знаю только, что выход у меня один: либо валяться под одеялом и умирать, либо снова взяться за список и жить.
Десять
- Надо же, ты встала! - восклицает папа, замечает, что я надела мини-платье, и поджимает губы. - Дай-ка я угадаю. Ты встречаешься с Зои?
- А что, нельзя?
Он пододвигает мне через стол витамины.
- Не забудь принять.
Обычно папа приносит мне их на подносе, но сегодня ему не придется возиться. Казалось бы, радоваться должен, но нет - сидит и следит, как я глотаю пилюлю за пилюлей. Витамин Е помогает организму справиться с анемией. Витамин А нейтрализует воздействие облучения на кишечник. Вяз ржавый восстанавливает слизистую оболочку, которая выстилает внутренности. Кремний укрепляет кости. Калий, железо и медь стимулируют иммунную систему. Алоэ вера полезно для здоровья в целом. А чеснок - ну, папа где-то прочитал, что достоинства чеснока еще до конца не исследованы. Он называет его "витамин Икс". Все это я запиваю свежевыжатым апельсиновым соком с ложкой неочищенного меда. Ням-ням.
Улыбнувшись, я отодвигаю поднос. Папа ставит его в раковину.
- Мне казалось, вчера тебя тошнило и болели ноги, - говорит он, открывая кран и ополаскивая чашку.
- Сегодня все в порядке. Ничего не болит.
- Может, тебе лучше отлежаться?
Это скользкая тема, и я быстренько перевожу разговор, переключив внимание на Кэла, который ковыряется ложкой в куче размокших кукурузных хлопьев. Вид у него такой же мрачный, как у папы.
- Что с тобой? - спрашиваю я.
- Ничего.
- Сегодня суббота! Ты разве не рад?
Кэл злобно смотрит на меня:
- Ты все забыла?
- Что забыла?
- Ты обещала на каникулах сводить меня по магазинам! Ты сказала, что возьмешь кредитку. - Он зажмуривается. - Я так и знал, что ты все забудешь!
- Успокойся! - предупреждает его папа суровым голосом, как всегда, когда Кэл начинает капризничать.
- Кэл, я все помню, но я же не обещала, что мы пойдем сегодня.
Он бросает на меня свирепый взгляд:
- А я хочу сегодня!
Значит, делать нечего: таковы правила. Второй номер из моего списка прост. Один единственный день я должна со всем соглашаться. Что бы это ни было и кто бы ни попросил.
Когда мы выходим из калитки, я заглядываю в светящееся надеждой лицо Кэла, и меня внезапно пробивает страх.
- Я напишу Зои и скажу, что мы идем, - говорю я Кэлу.
Он сообщает, что терпеть не может Зои, и это плохо, потому что она мне нужна. Ее напор. То, что при ней всегда происходит что-то интересное.
- Я хочу на детскую площадку, - заявляет Кэл.
- Ты ведь уже большой мальчик.
- Ну и что? Там весело.
Я часто забываю, что Кэл еще ребенок, что он по-прежнему любит качели с каруселями и все такое. Ладно, в этом нет ничего дурного, и Зои пишет в ответ, что все в порядке, она все равно опоздает, так что встретимся в парке.
Я сажусь на скамейку и смотрю, как Кэл лазит по паутине из канатов. Наверху его еле видно.
- Я хочу выше! - вопит он. - Можно я залезу наверх?
- Давай, - кричу я в ответ, потому что поклялась себе со всем соглашаться и таковы правила.
- Я вижу самолетики изнутри! - орет Кэл. - Лезь сюда!
В мини-платье карабкаться трудновато. Паутина качается, туфли приходится сбросить. Кэл надо мной хохочет.
- Наверх! - командует он.
Черт, это и правда высоко, а внизу канаты трясет какой-то пацан с мордой шире автобуса. Я подтягиваюсь, не обращая внимания на боль в руках. Я тоже хочу увидеть самолетики изнутри. Я хочу смотреть на ветер и ловить руками птиц.
Наконец я наверху. Мне видно крышу церкви, верхушки деревьев в парке и каштаны, которые вот-вот полопаются. Воздух чист, и облака проплывают близко, как будто я на какой-нибудь высокой горе. Я гляжу вниз: люди, задрав головы, смотрят на нас.
- Высоко, правда? - говорит Кэл.
- Да.
- Теперь пошли на качели?
- Да.
Я согласна на все, что бы ты ни предложил Кэл, но сперва мне хочется почувствовать, как в лицо дует ветер. Я хочу увидеть траекторию, по которой Земля медленно вращается вокруг Солнца.
- Я же говорил, тут весело. - Кэл сияет от радости. - Давай покатаемся на всем!
У качелей очередь, и мы идем качаться на доске. Я по-прежнему тяжелее Кэла, я все еще его старшая сестра. Я с силой отталкиваюсь ногами от земли, так что братишка подлетает высоко и визжит от смеха, жестко приземлившись на задницу. У него будут синяки, но ему все равно. Соглашайся, просто соглашайся.
Мы облазим всю площадку, с трудом протискиваемся в домик наверху лесенки в песочнице. Залезаем на мотоцикл на огромной пружине. Когда я взбираюсь на него, мотоцикл сильно заваливает набок, и я обдираю колено о землю. Мы изображаем гимнастов на деревянном бревне, проходим по азбуке-змейке, прыгаем в классики, карабкаемся по лестницам. Потом возвращаемся на качели, я быстренько сажаю Кэла на свободные, и все мамаши, вытирающие носовыми платками пухлые щеки своих малышей, дружно на меня шипят. Мое платье задирается, обнажая бедра. Я смеюсь, откидываюсь назад и раскачиваюсь сильнее. Быть может, если я раскачаюсь высоко-высоко, мир станет иным.
Я не заметила, как подошла Зои. Когда Кэл показывает мне на нее, она наблюдает за нами, прислонившись к воротам площадки. Наверно, она стоит там целую вечность. На ней топик и юбка, едва прикрывающая задницу.
- Доброе утро, - здоровается она, когда мы подходим ближе. - Я смотрю, вы начали без меня.
Я заливаюсь румянцем:
- Кэл попросил, чтобы мы покачались на качелях.
- И ты конечно, согласилась.
- Да.
Зои задумчиво смотрит на Кэла.
- Мы идем на рынок, - сообщает она. - Купим кое-что, поболтаем о своем, о девичьем, тебе с нами будет скучно.
Он поднимаем испачканное грязью лицо и сердито глядит на Зои:
- Я хочу в магазин для фокусников.
- Вот и хорошо. Иди. Пока-пока.
- Он поедет с нами, - сообщаю я Зои. - Я ему обещала.
Она вздыхает и отходит. Мы с Кэлом следуем за ней.
В школе только Зои не испугалась моей болезни. Она и до сих пор-единственная из всех, кого я знаю, ходит по городу с таким видом, будто на улице не могут ограбить, пырнуть ножом, будто автобусы никогда не выезжают на тротуар и никто ничем не болеет. Когда я с ней, мне кажется, что врачи напутали, умираю не я, а кто-то другой и все это лишь недоразумение.
- Давайте быстрее, - бросает она через плечо. - Тесса, шевели ногами!
Платье слишком коротко. Стоит мне вздрогнуть или нагнуться, как оно задирается. Машина гудит. Несколько парней пристально таращатся на мою грудь и задницу.
- Почему ты ее слушаешь? - спрашивает Кэл.
- Просто слушаюсь и все.
Зои сияет. Она ждет, пока мы ее нагоним, и берет меня под руку.
- Я тебя прощаю, - заявляет она.
- За что?
Она с заговорщицким видом наклоняется ко мне:
- За то, что ты прожужжала мне все уши про свой облом с сексом.
- Не было такого!
- Было, было. Ладно, я не сержусь.
- Больше двух говорят вслух! - вмешивается Кэл.
Зои подталкивает его вперед и притягивает меня ближе.
- Итак, - начинает она, - как далеко ты готова зайти? Если я скажу, ты сделаешь татуировку?
- Да.
- Попробуешь наркотики?
- С удовольствием.
- Признаешься вон тому дядьке в любви?
Она указывает на лысого прохожего старше моего папы. Мужчина вышел из газетного киоска, сорвал целлофан с пачки сигарет и бросил его на землю.
- Да.