* * *
Была уже поздняя осень. Но в Александрии этого совсем не чувствовалось - дни стояли теплые, светлые; с чистого голубого неба струились мягкие солнечные лучи.
В один из таких погожих дней я остановился на площади ар-Рамль у киоска, заваленного книгами и журналами в пестрых цветных обложках. Продавец Махмуд Абуль Аббас улыбнулся мне и сказал:
- Господин бек?
Я подумал, что ошибся, расплачиваясь за книги, и вопросительно взглянул на него.
- Господин живет в пансионате "Мирамар?"
Я кивнул.
- Прошу извинить меня. Есть у вас в пансионате девушка по имени Зухра?
- Да, - ответил я, заинтригованный.
- А где ее родные?
- Почему это тебя интересует?
- Прошу извинить меня. Я хочу посвататься к ней.
- Родные ее в деревне, - сказал я, немного подумав. - Но, мне кажется, она не в ладах с ними. А Зухра знает о твоем намерении?
- Она иногда приходит за газетами, но я не осмеливался с ней заговорить.
В тот же вечер он навестил мадам и попросил у нее руки Зухры. После его ухода мадам переговорила с Зухрой и та, не задумываясь, решительно отказала ему.
Талаба-бек, услышав об этом, сказал:
- Ты, Марианна, испортила девушку. Отмыла ее, одела в свое платье, она общается с интеллигентными юношами, и вот в голове у нее уже бродят разные мечты. Это все может иметь лишь один конец!
Когда Зухра принесла мне в комнату кофе, я сказал ей:
- Тебе нужно хорошенько подумать об этом…
- Но ты же все знаешь! - нехотя ответила она.
- Нет вреда лишний раз подумать и посоветоваться.
Она с упреком взглянула на меня.
- Ты видишь во мне жалкое существо, которому незачем смотреть вверх!
Я сделал протестующий жест:
- Дело в том, что я считаю Махмуда Абуль Аббаса вполне подходящим для тебя мужем, и поэтому…
- С ним я вернусь к той же жизни, от которой бежала!
Мне нечего было ей возразить.
- Однажды я слышала, - продолжала она, - как он отзывался о женщинах. - Он говорил, что женщины различаются только по виду, но все они сходны в одном: женщина - это просто красивое животное. Единственное средство, с помощью которого можно приручить их, - это башмак!
Она с вызовом взглянула на меня.
- А разве это грех - тянуться к лучшей жизни?
Я не нашелся, что ответить. Я не буду надоедать тебе своими старческими советами. Да сохранит тебя аллах, Зухра.
* * *
- Важные события происходят вокруг, а ты, старик, ничего не знаешь! - сказал со злорадной улыбкой Талаба Марзук.
Мы сидели вдвоем в холле. С улицы слышался монотонный шум дождя.
- Что случилось? - спросил я, ожидая чего-то неприятного.
- Дон-Жуан аль-Бухейри тайно готовит переворот.
- Что это значит? - я сразу подумал о Зухре.
- Он избрал новый объект для своих ухаживаний!
- Говори прямо!
- Хорошо. Пришел черед учительницы!
- Учительницы?
- Точно. Я заметил, какими они обменивались взглядами. А ты знаешь, у меня есть опыт в таких делах.
- Ты во всем видишь только гадости.
- Папаша Амер, - сказал он насмешливо, - я приглашаю тебя в свидетели захватывающей драмы, разыгрываемой в "Мирамаре"!
Я не хотел верить ему, но что-то смутное тревожило меня. А тут еще Хусни Алям рассказал нам о стычке между Сарханом аль-Бухейри и Махмудом Абуль Аббасом.
- Они дрались до тех пор, пока люди не разняли их, - сказал Хусни.
- Ты сам видел, как они дрались? - спросил Талаба Марзук.
- Нет. Я узнал об этом после.
- А дело не дошло до полиции? - забеспокоилась Марианна.
- Да нет, побранились, угрожали друг другу и разошлись.
Сархан и словом не обмолвился о случившемся, мы тоже не упоминали об этом.
Я опять задумался над тем, что сказал мне Талаба Марзук о Сархане и учительнице.
* * *
Мне приснился отец. Я видел, как его вынесли с галереи мечети Абу аль-Аббаса, где его настигла смерть, как принесли в дом. Я плакал и слышал рыдания матери. Они еще звучали у меня в ушах, когда я открыл глаза.
О боже, что там стряслось? Такой же шум, как и в прошлый раз. Кажется, будто пансионат превратился в арену битв. Но когда я вышел в коридор, все уже кончилось. Марианна бросилась мне навстречу.
- Нет, нет… пусть они все убираются в пекло!..
Я смотрел на нее осоловелыми глазами, пока она рассказывала мне, что произошло. Разбуженная шумом, она вышла из своей комнаты и увидела Сархана аль-Бухейри, сцепившегося с Хусни Алямом.
- С Хусни Алямом?! - я наконец проснулся.
- Представь себе! Каждого аллах награждает своей долей безумия.
- Но в чем же причина?
- Ах! Чтобы знать ее, надо было видеть начало стычки, а в это время я спала, так же как и ты…
- А Зухра?
- Она сказала, что Хусни Алям вернулся пьяный и пытался…
- Нет!..
- Я верю ей, господин Амер.
- Я тоже, но ведь Хусни… По нему никогда не было заметно, что он…
- Все заметить невозможно… Сархан проснулся от шума, вышел в коридор, ну и…
- О, аллах!
Она потерла шею, как бы желая снять боль, мешавшую ей говорить.
- Нет… пусть они убираются в пекло…
- По крайней мере, пусть убирается Хусни Алям, - сказал я возмущенно.
Она никак не прореагировала на мое замечание и ушла в свою комнату.
Когда на следующий день Зухра принесла мне кофе, я посмотрел на нее с сочувствием.
- Мне очень жаль, Зухра.
- Люди без совести, - вспыхнула она.
- Здесь не подходящее для тебя место…
- Я всегда сумею защитить себя. Мне не впервой.
- Однако здесь не та обстановка, в какой подобает находиться добропорядочной девушке.
- Нахалы есть всюду, даже в деревне, - ответила она упрямо.
* * *
Наконец-то после долгих дней вынужденного заточения в пансионате из-за непогоды я покинул его стены. Я увидел другое лицо Александрии - чисто умытое дождями, озаренное золотым светом солнечных лучей.
Я любовался нескончаемым бегом голубых волн, маленькими белыми облачками, вкрапленными в синее небо. Сидя на террасе кафе, я с удовольствием пил кофе с молоком, как в былые времена, когда я сиживал здесь с Гурабли-пашой, шейхом Гавишем и мадам Либреска.
Вдруг я увидел, что ко мне направляется Сархан аль-Бухейри. Он поздоровался и уселся на соседний стул.
- Как хорошо, что я встретил вас, - сказал он. - Хочу попрощаться - я ухожу из пансионата.
- Ты решил уехать? - спросил я в недоумении.
- Да. Но если бы я уехал не простившись с вами, я бы всю жизнь сожалел об этом.
Я поблагодарил его. Мне хотелось о многом спросить его, но он, не дав мне опомниться, протянул руку и ушел.
* * *
Вернувшись в пансионат, я застал в холле Марианну, Талаба Марзука и Зухру, погруженных в уныние. Я молча сел.
- Наконец-то обнаружилась истинная сущность Сархана, - сказала Марианна.
- Я встретил его около часа назад в кафе, - пробормотал я, - он сказал, что уходит из пансионата.
- Это верно. Я прогнала его.
- Он соблазнил ее, - она показала на Зухру, - а потом заявил, что женится на учительнице!
Мы с Талаба-беком обменялись взглядами.
- Вот и выяснилось его отношение к семейной жизни, - насмешливо заметил он.
- У меня никогда не лежало к нему сердце, - говорила Марианна. - Я сразу разгадала его злобную, безнравственную натуру. Господин Мансур Бахи, - продолжала она, - хотел о чем-то поговорить с ним, а он опять полез драться. Тогда я и заявила ему, чтобы он оставил нас!
Я ласково смотрел на Зухру. Я понял, что все кончено, что негодяй ушел безнаказанно. Меня охватил гнев.
Зухра встала и направилась к двери.
- Мерзавец не заслуживает того, чтобы сожалеть о нем! - сказал я ей вслед и повернулся к Талаба-беку.
- Уж лучше б она вышла замуж за Махмуда Абуль Аббаса!
- Послушай, парень, - сказал он мне снисходительным тоном, - какой Махмуд! Разве ты еще не понял, что она потеряла то, чего ничем не возместить?
Я нахмурился, сдерживая негодование, а он продолжал с издевкой:
- Где твой разум, старик, где твоя мудрость?
- Зухра не такая, как другие.
- Да будет милостив к ней аллах.
Хотя я и злился на Талаба-бека и не хотел верить ему, все же меня одолевали сомнения. "Какое несчастье", - говорил я себе.
Наша встреча с Зухрой, когда она принесла мне кофе, была невеселой. Она попросила не напоминать о советах, которые я ей давал, и не упрекать ее. Я не стал этого делать, сказал только, что она должна мужественно встретить будущее.
- А учиться ты не раздумала?
- Нет. Но я возьму другую учительницу, - с решимостью ответила она.
- Если тебе потребуется какая-нибудь помощь…
Она склонилась ко мне и коснулась моего плеча губами, потом прикусила их, чтобы сдержать нахлынувшие слезы. Я протянул свою морщинистую руку и, нежно погладив ее черные волосы, прошептал:
- Да сохранит тебя аллах, Зухра.