Герман отыскал главного товароведа и сказал ему, что будет работать за двоих.
– А как у вас насчет дисциплины? – спросил товаровед. – Запомните: пьяниц и прогульщиков мы не держим.
– О, не беспокойтесь! – воскликнул Герман. – Я буду самым лучшим работником вашего магазина.
Герман хотел устроиться в гостинице, но водитель такси шепнул ему, что можно снять комнату у одной бездетной семьи. Герман сразу же согласился.
На следующий день он появился в магазине и принялся за работу.
Отдыхать ему не хотелось. Он с радостью был впереди всех. Ему доставляло удовольствие поднимать даже самые тяжелые ящики, потому что яркие наклейки сообщали, что в них деревянные куклы. Он улыбался. Один раз он даже запел.
– Скоро ошалеешь от такого космического темпа, – говорили ему другие грузчики.
Герман не чувствовал усталости.
– Нет ли у вас ночной смены? – спросил он товароведа.
– После хорошей работы нужно хорошо отдыхать. Иди домой. Если и впредь будешь так добросовестно трудиться, в конце квартала выплатим премию.
Вспомнив о деньгах, Герман снова стал унылым и озабоченным.
Он подумал о Глене. С этим человеком было связано все плохое в его жизни. С ним пришли страх и ужас. Будь он проклят, этот человек, который живет только ради денег!
И пусть будут прокляты деньги!
Герман решил, что теперь будет презирать деньги. Станет скромным человеком, живущим в мире детских вещей. Вокруг – только игрушки. Яркий детский мир и в голове, и в душе.
А через них – радость и покой.
Вот, к примеру, утро. Проснувшись, он будет напевать детскую псенку. Полистает детский журнал. Прочитает сказку. На завтрак будет есть кашу с вареньем, а не жареную колбасу с горчицей. И отправится на работу в детский магазин…
С этими мыслями Герман повеселел.
Вот как он станет жить! Как взрослый ребенок!
Утром он явился на работу раньше остальных грузчиков, надел рукавицы и так лихо схватил ящик с хлопушками, что какой-то незнакомец, увидавший это, засмеялся.
– Я инспектор пожарной охраны, – сказал он. – С вашим усердием вы стали бы хорошим пожарным. Добросовестно относитесь к делу.
– Мне нравится быть среди игрушек, – ответил Герман.
– Вы все-таки подумайте. А где у вас пожарный выход? Ах, кажется, вон та дверь. Это хорошо. Если вам не сложно, откройте ее. Мне нужно убедиться, что проход свободный и в случае пожара эвакуация пройдет как положено. Между прочим, быть пожарным почетно, это весьма уважаемая профессия. И очень мужественная!
Герман увидел на стене, рядом с пожарным выходом, ключ и отпер дверь. Она вела в переулок.
Герман выглянул, а когда повернулся, увидел перед собой пожарного инспектора. Незнакомец перестал улыбаться. В руке у него был пистолет.
– Спокойно, Пряхин, – сказал он. – Я из уголовного розыска. Ты арестован. Стой и не шевелись. И никаких глупостей.
Герман задрожал от страха, побледнел и заплакал.
Кто-то за его спиной быстро поднимался по лестнице. Появившись перед Германом, второй незнакомец вынул из кармана наручники и вдруг объявил: "Ну вот и схватили негодяя! Наконец-то!"
Германа усадили в автомобиль и повезли. Доставили к следователю.
Он долго не мог говорить. Он сидел перед следователем, скованный ужасом и отчаяньем, сутулясь и дрожа, и дергая подбородком.
– Вы слишком поддаетесь чувствам, – сказал следователь. – Как же вы решились напасть на старшину милиции? Для этого нужно непоколебимое хладнокровие. Но убийство совершили именно вы. Наши прекрасные сыщики распутали этот клубок. Сейчас вы увидите того, кто вам помогал.
Следователь показал Герману фотографию деда Маронова.
Герман почувствовал, как холод через затылок наполняет его голову. Глаза его вдруг закрылись, и стало очень тихо.
Когда он пришел в себя, следователь стоял над ним и курил папиросу.
– В обмороки здесь падают часто, – спокойно сказал он. – Поднимайся и слушай. То, что я хочу предложить тебе, называется "чистосердечное признание". После этого назначат следственный эксперимент и психиатрическую экспертизу.
– Меня казнят! Расстреляют! – проговорил Герман.
– Чистосердечное признание облегчает участь.
Герман рассказал обо всем, что совершил и чему был свидетель.
Он еще два раза падал в обмороке, самое тяжелое расстройство случилось с ним в подъезде, где был убит старшина милиции. Ему дали деревянный молоток. Герман взмахнул им, но тут его рот словно окаменел. Он смотрел перед собой и никого не видел. Потом его глаза закрылись.
В общей тюремной камере к нему подошел какой-то невысокий человек и сказал: "Глен посылает тебе прощальный привет и говорит, что ты глуп, как обглоданная морковка".
Никто не спрашивал его о Нунсе и Вите Каракуме, когда он признался, что они научили его, как украсть чемодан. В эту минуту ему было очень стыдно.
"Ну вот, попутно раскрылось мелкое преступление", – лишь ответили ему на это.
О Глене с ним говорили только дважды.
– Зачем вы второй раз пришли к Михаилу Сурову, по прозвищу Глен, и предложили ему пистолет, если он и в первый раз решительно от него отказался?
Герман от удивления подпрыгнул на стуле.
– Да ведь это он велел мне добыть пистолет! Он, а не я сам!
– У Сурова есть свидетель. В момент вашего разговора в квартире находился слесарь-водопроводчик. Он случайно все слышал. Вы настойчиво предлагали свои услуги.
– Это неправда!
– Мы нашли человека, видевшего, как вы зашвырнули пистолет в реку. Это пенсионер, житель дома на набережной. Что вы скажете, если он вас опознает? Пистолет, кроме того, уже поднят. Водолазы обнаружили его там, куда вы его бросили.
От волнения и отчаянья Герман молча раскачивался из сторону в сторону.
На очной ставке он увидел Глена.
Михаил Суров был спокоен и поглядывал в окно.
– Скоро осень, – сказал он. – Унылая и прекрасная пора. Запах опавшей листвы будит воспоминания… Иногда мне кажется, что я поэт, ведь моему сердцу есть, что сказать.
Его спросили о Германе.
– Это, откровенно говоря, немыслимо странный парнишка, гражданин следователь. Откуда у него такие чудовищные принципы? Пришел ко мне и говорит: "Хочу работать". Он сказал это человеку, пять лет как отошедшему от дел. Не разобрался, не выяснил обстоятельств, не изучил историю. Ах, юность! Пошлите, говорит, меня на задание, я докажу! Как сын полка, честное слово. Ну что с ним делать? Я поручил ему посетить Воронеж, спросить с моего приятеля сто рублей – давние, понимаете ли, претензии. Когда-то выручил с покупкой мебели. "Но больше у меня работы для тебя нет и не будет", – сказал я. И что вы думаете? Он даже этого не сделал. Обманул. Привез ноль, овальную, знаете ли, такую конструкцию.
– Не сто рублей, а три тысячи! – воскликнул Герман и вскочил с места.
Следователь сказал:
– Продолжайте, Суров. А вы, Пряхин, не вскакивайте, иначе это обернется против вас.
– И вот я вижу, что парнишка искажает действительность, гражданин следователь. Но что тут придумаешь? Ведь я нынче скромно созерцаю жизнь, интересуюсь рифмами. С любовью смотрю на бабочек на ветке ивы. Однако сто рублей все-таки деньги. И я спрашиваю: "Как думаешь, возвращать, юный друг, каким образом?" То, что я услышал, заставило меня содрогнуться. Ужас в концентрированной форме. Пистолет вместо денег?! Нет, для меня это слишком! Я ценю каждое мгновение своей жизни и о неприятностях предпочитаю читать в газетах. И поэтому я показываю на дверь – моим изящным указательным пальцем с розовым ногтем. Почти документальное описание, гражданин следователь, чтобы вы все знали. Но это создание явилось во второй раз. Да, да, представьте. Я думал, что при нем мои золотые гульдены, как я шутя называю наши всеми уважаемые советские рубли, но я ошибся! Уж не знаю где, каким образом и с позволения каких департаментов этот пионер раздобыл оружие. Ну что делается на свете! И я вскочил с места – с фамильной кушетки – и указал на дверь. Прочь! Это я почти прокричал. И больше мы не встречались.
– Так все было? – спросил следователь.
– Нет, – сказал Герман.
– Попрошу вас кое-что уточнить, – произнес Михаил Суров. – Прямо сейчас. Спросите у мальчонки, зачем он приехал ко мне. Другие едут к Полярному кругу, в тайгу, за трудовой славой и звездами, взбегают по ступеням университетов, мечтают о круглых профессорских очках, смотрят в небо и в фантазиях покоряют далекий космос, бредят открытиями, капитанскими мостиками и штурвалами лайнеров. А этот приехал ко мне, к Мише Сурову. Спросите его: зачем? Общественности это очень любопытно.
Следователь поглядел на Германа.
– В самом деле, Пряхин, зачем? – спросил он.
– Он сказал мне, что я отчаянная личность.
– Отчаянный пират Черная Борода зло и сосредоточенно пьет ром в скрипучем трюме на бочке золота, – насмешливо проговорил Суров. – Кто здесь отчаянный? У кого никогда не будет круглых профессорских очков?
– Так зачем же вы приехали, Пряхин? – спросил следователь.
Герман молчал.
– Вы свободны, Суров, идите, – сказал следователь. – Никуда не уезжайте. Мы вас еще вызовем.
Герман попросил допросить деда Маронова.
Следователь развел руками.
Оказалось, что дед Маронов признан невменяемым, его будут лечить в психиатрической больнице.
– Он еще двадцать лет назад был невменяемым, – услышал Герман.
Ему стало очень страшно.
– Я не хотел никого убивать, это вышло случайно! – закричал он.