-А смысл? - лениво произнес Стасов, - Мы разругаем конкурс красоты, лишим граждан в будущем возможности наслаждаться зрелищем длинноногих красоток, отберем у городской казны кусок в виде налогов с этого шоу… И ради чего? Ради "открытия велосипеда" - демонстрации людям очевидной истины: там, где крутятся деньги и красивые женщины, не может быть чисто. Готов поспорить, что эта самая Оля - цветочек явно не луговой, а выращенный в хорошей оранжерее. Что за ней стоят серьезные люди, которые связывают с ее победой кое–какие планы. Причем, строящиеся на больших деньгах. Такие люди могут быть полезны и устроителям этого конкурса.
А кому нужна вот эта… - Стасов кивнул головой в сторону стойки бара, - девочка? Она красива, но и только… Мало у нас красавиц? Чем–чем, а этим похвастаться можем. Самый ходовой экспортный товар. Вот и экспортируем в зависимости от стоимости продукта. Одних - на подиум конкурса красоты и в ведущие фотоагентства за большие баксы, других - на подмостки стриптиза…
-Иди ты к черту, старый циник! - Уфимцев глотком добил свой коньяк и вылез из–за стола.
-Ты куда - с остальными девушками беседовать? - издевательски спросил его Стасов.
-Домой! - зло ответил Игорь и направился к выходу.
За его спиной бармен сменил кассету в магнитофоне и к потолку бара взлетел мятежный "Куин":
"Шоу продолжается! Шоу продолжается!!!" восклицал, молил, заклинал, утверждал певец, умерший полгода назад от СПИДа.
Глава третья.
СЛУЖИВЫЕ ЛЮДИ
На столе начальника райотдела милиции лежали три обреза, длинный охотничий нож с широким лезвием и черная от времени икона.
То, что на ней было изображено, невозможно понять: вместо святых - едва различимые контуры, лики - черные пятна. На фоне черной доски матово сверкал богатый серебряный оклад с искусной чеканкой и червлением. Оклад увесисто оттягивал руки, и не требовалось особых доказательств, что подобное обрамление нельзя было не вставить в икону соответствующей ценности.
"Все это очень похоже на нашу жизнь, - подумал Игорь, - Чернота и едва различимые контуры духовности в обрамлении показушной роскоши".
-Шестнадцатый век, - кивнул на икону начальник отдела, когда Игорь не без трепета положил ее обратно на стол - Я уже связывался с Ярославлем, вызывал эксперта из музея. Он как увидел икону, аж покраснел от волнения. Теперь уламывает бабку–хозяйку, чтобы отдала доску в музей. Мол, ценности немалой - как денежной, так и художественной. Все равно, говорит, старая, не сможешь ее сохранить - либо снова упрут, либо от неправильного хранения вконец испортится.
-А вы как думаете? - спросил Игорь усатого подполковника, начальника отдела внутренних дел, - Ведь это семейная реликвия, она из поколения в поколение передавалась, помогала людям. Сейчас она будет висеть будет в музее среди множества других икон, потеряется среди них. Или того хуже, из запасников стащат…
-А что я? - пожал плечами подполковник, - Это пускай музейщики с бабкой разбираются. Мое дело жуликов ловить.
Он помолчал.
-Если же по совести… Преемственность поколений - вещь хорошая, только нет ее здесь. Сыновья в войну погибли, дочь с мужем в Мурманске живет, внуки нос сюда не кажут. Где она - преемственность?…
Подполковник вышел из–за стола, подошел к окну.
-Посмотрите, - пригласил он Уфимцева, - Где она, преемственность?
В конце улицы, на которой стояло здание райотдела милиции, мрачно чернели пустыми окнами каменные дома постройки конца 19–го - начала 20–го века. Среди ржавых листов крыш и россыпи кирпича вырывались тонкие стволы деревьев и побеги кустарника. Перекошенные двери, забитые крест–накрест досками, висящие на одном штыре ставни…
-Еще несколько лет назад здесь жили люди, - произнес подполковник, - А сейчас у города нет средств, чтобы поддерживать эти дома в нормальном состоянии. Люди расселяются, разъезжаются… И появляются целые улицы - призраки. А говорите - преемственность…
…А эти вот, - милиционер кивнул на обрезы, - бандиты, разве к нам с луны свалились? Свои, доморощенные, местные. Полгода за ними охотились. За это время сволочи уже с десяток домов ограбили.
Уфимцев перевел взгляд на стол. Два обреза были винтовочными, сделанными из трехлинеек. Точно с такими же в фильмах "про революцию" из игорева детства бегали злобно–убогие бандиты и прочие контрики. Третий обрез был изготовлен из одноствольного охотничьего ружья. Рядом с ним лежал патронташ с десятком патронов.
Игорь покрутил его в руках, ковырнул пыж в одном из патронов…
-Жаканом заряжены, - предупредил его действия подполковник, - На людей, как на медведей собирались, гады. К винтовкам у них патронов не было - вместо пугачей были, поэтому "ижевку" опилили. "На всякий случай"…
Подполковник горько усмехнулся.
-Представился такой случай? - поинтересовался журналист.
-Месяц назад на бандитов старик с топором кинулся. Вот они его и продырявили. Неизвестно, правда - эти, или нет. "Ствол" еще на экспертизу не отправляли.
-Могли быть и другие?
-Сейчас много всякой сволочи из щелей повылезло, - ответил милиционер, забираясь обратно за свой рабочий стол.
Игорь покрутил в руках винтовочный обрез, попытался открыть затвор - не получилось.
-Бросьте, - махнул рукой подполковник, - Мы уже пробовали - приржавело. Эти "пукалки" почитай с самой гражданской войны у какого–нибудь мужичка в подполе валялись.
Уфимцев дернул затвор еще раз и бросил обрез на стол.
-Ну, а как с моей просьбой? - спросил он.
Уфимцев приехал в Рыбинск два часа назад. Не мудрствуя лукаво, он направился сразу в райотдел милиции, надеясь получить более полную информацию об осквернении могилы и одновременно выполнить "обязательную нагрузку" Давицына - собрать материал по иконникам. Иными словами, по шайкам бандитов, грабивших беззащитных стариков и сбывавших их во вторую столицу России - Санкт–Петербург.
В разделенной на криминальные зоны стране Рыбинск был отнесен к "зоне влияния" Северной Пальмиры. Несмотря на усилия москвичей - время от времени в городе от выстрелов таинственных киллеров гибли члены бандитских группировок, взрывались машины - питерцы не собирались сдавать позиции.
Предметы старины, главным образом иконы - были одной из основных целей преступного промысла. Что еще можно было взять с нищей провинции и пребывавшего в упадке Рыбинска, бывшего закрытого "сосредоточения оборонной промышленности". Былая слава кончилась, и город напрягал последние силы, чтобы просто выжить, постепенно приходя в запустение. Народ помаленьку перебирался в Ярославль, уезжал в столицы…
Начальник райотдела милиции откровенно обрадовался просьбе Уфимцева рассказать о промысле иконников. Накануне приезда журналиста его сотрудники с чистой совестью могли рапортовать о взятии с поличным такой банды. И ничего плохого не было, если бы об этом еще и рассказали в областной прессе.
Банду взяли три дня назад в одной из глухих деревень на границе Рыбинского и Некоузского районов. Взяли после полугода поиска. Ограбленные пожилые люди, боясь угроз бандитов, не заявляли в милицию или давали весьма противоречивые показания. Но когда по району пополз слух, что иконники застрелили из обреза бывшего бригадира, а ныне пенсионера Полунина, ветерана войны и кавалера ордена Красного Знамени, в кабинете начальника появился старик.
Дед Иван, проработавший в бригаде Полунина без малого тридцать лет, долго кряхтел и пытливо рассматривал бравого усатого подполковника, пока, наконец, не изрек:
-Так вот что, значит, начальник… Я бы к тебе еще сто лет не пришел. Не люблю энкеведу вашу… Через нее в тридцать пятом я на Волголаге едва чахотку не заработал. Но пришел… Из–за Сашки Полунина в кабинет твой пришел. Воевали мы с ним вместе. Он - командиром взвода, а я, значит, помкомвзвода у него был. А рота–то штрафная была, на пару мы с ним вину кровью смывали. Уж не знаю, какая у него вина была, а у меня, кроме моего зажиточно–кулацкого происхождения, другой не было. И ранены мы с ним в одном бою были, и в госпитале одном лежали…
Дед Иван вытащил из кармана старомодного пиджака аккуратно сложенный платок, высморкался, покосился на пачку "Балканской звезды", лежавшей на столе подполковника:
-Угостил бы цивильными, начальник.
Задымил, откинулся на спинку стула, более благодушно посмотрел на милиционера:
-Вот такие дела, начальник…
Подполковник терпеливо ждал.
Он по своему опыту знал, что в таких делах спешить не надо. Люди, подобные деду Ивану, и без того делали над собой усилие, добровольно перешагивая через милицейский порог. Достаточно неосторожного слова, малейшего неуважения и - все. Уйдут. И что ты сделаешь с этим дедом, прошедшего через все, не боящимся ничего, кроме совести своей да Бога, если он, конечно, в него верил… Этот дед своей жизнью заслужил, чтобы ты, подполковник милиции, сидел и внимательно слушал его, бывшего зэка, бывшего штрафника, бывшего плотника, а ныне колхозника - пенсионера, одиноко доживавшего свой век с кошкой, собакой и козой в одной из умирающих деревень России.
-А после ранения комиссованы мы были, - продолжил старик, - За тот бой Полунин не только амнистию, но "Знамя" получил. Случай по тем временам из ряда вон… Сам командующий фронтом представление подписал. Было за что: от роты нашей, почитай, живых десять человек осталось, а было сто двадцать, но деревню и сопку ту господствующую мы взяли. Полк не взял. А мы–взяли. Да.