Юноша выразил сожаление по поводу того, что гости уходят. Они хотели предложить им остаться на ужин.
- В другой раз, - заверил герр Брюгли. - Как-нибудь мы пригласим вас к себе на ужин.
- Это было бы здорово, - заметила девушка.
Герр Брюгли взглянул на нее. Она была очаровательна: добрая, любящая, прелестная - ну, просто чудо. И юноша тоже, такой галантный; да, собственно, ничего не изменилось в Швейцарии, совсем ничего. Он наклонился к мадам Томаат и что-то прошептал ей на ухо. Она слушала серьезно, а затем восторженно закивала головой.
- Мы так благодарны вам за доброту, - произнес герр Брюгли. - Пригласить незнакомых людей к себе домой и устроить такой изумительный танцевальный экспромт - это великолепно. У нас есть для вас подарки, не откажитесь - примите.
Он передал юноше картину, а мадам Томаат вложила в руки девушки украшенное драгоценными камнями яйцо в оберточной золотой фольге.
Юноша казался смущенным, когда снял бумагу с врученного ему пакета. Он притих, рассматривая картину, которую держал очень бережно.
- Потрясающе, - промолвил он. - Выглядит как подлинник. И все так жизненно.
Герр Брюгли рассмеялся.
- Это и есть подлинник, - сказал он. - Работа флорентинца.
- И яйцо французское, а не русское, - добавила мадам Томаат. - Увы, не Фаберже, но его последователь.
Девушка молча посмотрела на юношу, удивленно вскинувшего брови.
- Подарки слишком щедрые, - сказал он. - Это очень любезно с вашей стороны, но мы не можем… не можем их принять.
- Ну почему же? - возразил герр Брюгли. - Вы просто обидите нас, если не примете. Ведь так, мадам Томаат?
- Разумеется, - поддержала его она. - Именно так.
Они прощались в конце переулка. Юноша и девушка продолжали стоять еще несколько минут, он обнял ее за талию, и уже у подножия холма герр Брюгли обернулся, чтобы помахать им рукой. Когда подъехало такси, он открыл дверцу для мадам Томаат.
Герр Брюгли сказал водителю адрес, и они направились в сторону озера.
- Какой чудесный день, - вздохнул герр Брюгли. - Так много успели сделать.
- В Цюрихе мы всегда замечательно проводим время, - заметила мадам Томаат.
- Тогда до следующей среды, - предложил герр Брюгли. - Снова приедем сюда?
- Да, - ответила мадам Томаат. - Это было бы очень кстати. Возможно, нам опять повезет с погодой.
Такси двигалось без остановок. Теперь они сидели в тишине, размышляя об удовольствии прожитого дня. Мимо проносились кварталы жилых домов, гаражи, парки. Их сменили заводы и фабрики промышленной части города. На одном из зданий синими всполохами на фоне темного неба светилась огромная неоновая вывеска: "Шоколад Брюгли". Но герр Брюгли не видел ее, ибо прикрыл глаза от явного удовольствия и той усталости, которая приходит после насыщенного дня. Мадам Томаат смотрела на озеро. Вечером предстоит партия в бридж с друзьями, как обычно. В прошлый раз удача отвернулась от нее, все время шла плохая карта, но сейчас она была уверена: ей определенно повезет.
МИЛОЕ СВИДАНЬИЦЕ
Принимали хорошо - он заметил, что так бывало всегда в тех отелях, где стремились заполучить неуловимую знаменитость.
- Мы подготовили вам тот же номер, - сказал управляющий, довольный, что помнит подобные мелочи. - Вы жили в нем в прошлом году. Оттуда еще видны деревья. Надеюсь, вам там было уютно.
- Номер мне понравился. Да.
Он улыбнулся и поблагодарил. То, что его здесь знают, добавляло уверенности, по крайней мере, по отношению к персоналу отеля. Они это тоже понимали и при необходимости могли быть учтивыми. Во всяком случае, никогда не возникало каких-либо неприятностей или затруднений.
Вечером, уходя, он вручил им ключ, который тут же убрали под стойку.
- Сегодня великолепный вечер, - заметил администратор. - Чуть позже жара спадет. Приятной вам прогулки. Посмотрите город.
- Хорошо, - сказал он и вышел через вращающуюся дверь в ароматное тепло сада с цветущими деревьями и кустами. Тяжелый воздух окутал его, словно потоки воды в теплой ванне; как жарко, думал он, но скоро станет прохладней, вот только скроется солнце.
Минуя сады отеля, он пошел той дорогой, что спускалась с холма прямо в центр города. Никаких планов на вечер у него не было, но в глубине души он знал, что может произойти. Впрочем, лучше не загадывать, а подождать и все увидеть. Никому не ведомо, как оно сложится. Возможно, там никого нет. Смелость могла его покинуть. Он мог еще раз все хорошенечко взвесить и передумать - возвратиться в отель, закрыться в своем номере и провести время за чтением. Такое бывало с ним чаще, нежели наоборот.
Дорога круто вильнула вниз, огибая дома и прижатые к ним сады, позади остались магазины с опущенными шторами, женский монастырь, церковь. По пути ему встречались люди, везущие покупки на велосипедах. Стоя в дверном проеме одного дома, на него уставился какой-то старик, и он вежливо поприветствовал незнакомца на португальском. Старик закивал головой, прикрывая и вновь открывая слезящиеся глаза. Неожиданно мелькнула мысль, а что, если остановиться, поговорить, расспросить о близлежащих окрестностях, но тут из дома выбежала девочка и нетерпеливо стала дергать старика за рукав рубашки.
На какой-то миг его внимание привлекла витрина одного магазина, и он заглянул внутрь. Похоже, это квартал антикваров и книготорговцев. В витрине были выставлены выцветшие издания Пессоа с портретом поэта в окружении персонажей его произведений: Альберто Камоса, Рикардо Рейса, Фернандо Соареса. Удивительно, до чего все зависит от имени на обложке. Сегодня к Пессоа отнеслись бы так же плохо, как к любому сложному автору; зачастую критики сродни врачу - они подвергают творчество клиническому анализу, делая поэзию мертвой.
В магазине, где продавали африканские реликвии Империи, торговля велась сдержанно, почти извиняющимся тоном. Об обширных, кошмарных колониях уже никто не говорил; ведь теперь они вынуждены жить в этом городе, отставные чиновники, которые большую часть жизни провели в далеких селениях Мозамбика и Анголы, а потом вернулись в свою страну, желавшую лишь одного - стереть все из памяти. Вряд ли им было под силу все забыть; невозможно перечеркнуть годы жизни, постоянно делая вид, что в течение двадцати, тридцати лет службы за границей они ни к чему не имели отношения. Им необходимо было говорить об этом, ну хоть иногда, даже если только между собой, украдкой, подобно преступникам, которые делятся воспоминаниями о содеянном.
Для них такой магазин - своего рода бальзам на раны: здесь они всегда могли найти знакомые атласы, ведомственные инструкции с загнутыми уголками страниц, изданные в большом количестве Институтом колониальных стран, учебники грамматики языков малых народов. Столько усилий, столько борьбы; и все, к чему это привело, - долги, смерть, позор. Он подошел к витрине поближе. Большую часть вещей следовало выбросить за ненадобностью; ленты от старых медалей, резная трость из африканской древесины, голова мыльного камня. А рядом - старинная жестяная аптечка для оказания первой помощи, с нанесенным по трафарету именем на крышке. Аптечку могли выбросить еще несколько лет назад - возможно, никто ее не хотел покупать, - но теперь она, казалось, приобретала некоторую ценность. Вполне вероятно, что у кого-то она вызовет ностальгию или заставит пристальнее взглянуть на историю тех, кто не может этого помнить, так как их еще не было на свете, когда пал Салазар.
Какой-то человек встал рядом с ним, нарочито рассматривая предметы в витрине.
- Они нас просили вернуться, - заговорил незнакомец. - Вернуться и управлять их фермами. Можете в это поверить? В конце концов, так и случилось. Война, Фрелимо, выселение, масса всего. Марксисты просили нас вернуться!
Он взглянул на непрошеного собеседника, который улыбался ему, почти заговорщически, обнажив несколько золотых зубов.
Хотелось что-то сказать в ответ, но ничего не приходило на ум.
- Признаюсь, не думал дожить до таких дней! - продолжал тем временем незнакомец. - Но вот дожил. Никогда не знаешь, что произойдет. Никогда.
Он кивнул в знак согласия, и незнакомый мужчина ушел, тихо посмеиваясь над своим же наблюдением.
И вот тогда он понял, что хотел сказать и что следовало сказать. Не нужно стараться забыть свое прошлое. В самоотречении нет смысла. Отстаивайте иное мнение, как это делали немцы; прочь беспокойство, анализируйте, не отгоняйте воспоминания, пока не сможете взглянуть на все со стороны. В конце концов, у вас получится это сделать.
Он добрался до площади и зашел в маленький бар. Заказал себе кофе, покрепче, а затем стакан портвейна. Владелец бара обслужил его и уткнулся в газету. В стране был политический кризис, и материал о фиаско правительства занимал всю газетную полосу. Ему их политика казалась бестолковой, впрочем, такое часто наблюдалось и в других правительствах, и он уже не пытался что-либо понять.
Владелец бара отложил газету.
- Отвратительно, - пробурчал он.
- Да уж.
Повисла небольшая пауза.
- Вы не здешний?
- Нет. Из Америки. Штат Южная Каролина.
- Вы хорошо говорите по-португальски. Обычно американцы…
Он улыбнулся и неожиданно для себя закончил:
- Ленятся учить языки.
Владелец бара тоже улыбнулся и продолжил уже примирительным тоном:
- Возможно, кто-то не ленится. Вы, например.
- Я работал в Бразилии. Много лет. Вероятно, вы заметили мой акцент.
Владелец бара кивнул.
- Да, акцент всегда выдает иностранца.
Он попросил еще стакан вина, который быстро опустошил, хотя вино было слишком теплым, а позже ему еще предстояло пить vinho verde. Возможно.