* * *
Эти люди, как и многие другие, совершившие подобные поступки, никогда не встречались друг с другом и даже не подозревали о взаимном существовании. Так что их действия были никак не взаимосвязаны. И все же в том, что они совершили, есть смысл… Но…
В жизни смысла нет!
2.10.1997
Вариант, предложенный Г. М. П.
…Целых два часа Филип Мэдисон рубил дрова для своей ненасытной печурки. После этого он бросил топор и пошёл в избушку. Там он скинул взмокший от пота свитер, налил в блюдце молока своему коту, подкинул в огонь несколько поленьев и…
- В жизни смысла нет, - сказал Мэдисон, надел другой свитер и пошёл рубить дрова опять.
Мерзость
Пробирающий до костей северный ветер яростно трепал огромную афишу с умело нарисованной воинственной девой. До начала оперы великого Вагнера оставались считанные минуты, когда в самом темном месте улицы, у разбитого фонаря появился чудесный неземной свет, а из этого света возникла сияющая крылатая фигура. Но сияние быстро прекратилось - незнакомец поспешно накинул на увенчанные крыльями плечи непромокаемый плащ, отчего и сам стал как-то поменьше ростом, совсем как обычный представитель человеческого рода. Он с интересом понаблюдал за непрерывным и молчаливым потоком людей, который вливался в огромное здание оперного театра, потом сам присоединился к ним. В руке его белой птицей затрепетал билет.
Наконец, незнакомец добрался до нужного ему балкона, инструменты в это время грянули увертюру.
- Вообще-то тут никого не должно быть, кроме нас, - проскрипел раздраженный голос слева.
- Извините, пожалуйста…
- Успокойся, Дик, - голос справа. - Устраивайтесь поудобнее. Меня зовут Рич.
- Иннокентиус, - пришелец вежливо поклонился.
- Значит, Кент, - категорично заявил Рич, Дик что-то недовольно пробурчал. Кент сел на единственный свободный стул посредине, между Диком и Ричем.
- Снимай плащ, Кент, - сказал Рич (он был явно более общительным, чем его хмурый друг).
- Нет, это лишнее, - Кент посмотрел налево, изобразив на лице самое раскаенное выражение, но Дик склонился над толстой тетрадью, а его шариковая ручка молнией выводила буквы, слова, предложения.
По-видимому, они заниматься в оперном театре собственным литературным творчеством. Кент не стал им мешать и обратил все свое внимание на сцену.
Внезапно Дик неожиданно подобревшим голосом сказал:
- Передай Ричу, - и ткнул ему в руки свою тетрадь.
Кент исполнил просьбу и краем глаза заметил, что Рич, похихикивая, прочел написанное, потом извлек из кармана собственную ручку и тоже начал писать в тетради.
Через минуту Рич сказал, дотронувшись до плеча соседа:
- Кент, передай, пожалуйста, Дику.
Кент сделал это и почувствовал, что интерес к опере падает.
- Что вы пишете?
Рич самодовольно усмехнулся:
- Совместное произведение. Это будет небольшой роман.
- Передай Ричу, - и пухлая тетрадь снова оказалась в руках Кента.
- Можно посмотреть? - рискнул спросить он.
- Почему же нельзя? - оскалился Дик. - Искусство принадлежит народу. Пожалуйста!
Кент опустил взгляд на тускло освещенную страницу и наткнулся на фразу: "Профессор дрожащими руками снял грязные трусы…" Кент вздрогнул, но пересилил свое отвращение к литературе подобного рода, открыл первую страницу и углубился в чтение. Дочитав до конца, он чуть не выкинул рукопись с балкона от омерзения.
- Как вы можете такое писать? - изумленно вопросил он. - Вы же умные, образованные люди! Неужели нет светлого начала в ваших душах?
Рич мелко захихикал, оскалив мелкие зубки, а Дик засмеялся, его смех был подобен собачьему лаю.
- Ты просто не понимаешь всего философского смысла, дорогой наш Кент! - сказал Рич.
- Но это же просто…
- Нет-нет, это не то, что ты думаешь, - сказал Дик. - Мы работаем в журнале "Ноу Лимит", так что это всего лишь средство нашего существования.
- Неужели вы не могли найти себе работу подостойнее, пусть даже и менее оплачиваемую?
Непонятно почему, но Рич обиделся.
- Если хочешь знать, - процедил он сквозь зубы, - то даже Фред Мирроу звал меня в соавторы, но я отказался.
Имя Фред Мирроу кое-что значило: он был широко известным автором "космических опер", и каждая его книга поражала грандиозностью замысла и мастерством его реализации.
Рич отобрал тетрадь у Кента и продолжил писанину. Когда он передавал ее своему соавтору, Кент не удержался и прочитал новонаписанное. Так продолжалось несколько часов. Дик остервенело насиловал бумагу, Рич с капающей изо рта слюной вторил ему, а Кент читал их рождающееся произведение, и оно уже не казалось ему столь гадким, как раньше. Наконец, он и сам начал посмеиваться, хотя и не переставал повторять: "Ничего более мерзостного я никогда не читал раньше!"
Опера закончилась, и наша троица вышла на улицу. Тут литераторы распрощались с Кентом и пожелали ему всего хорошего. Кент помахал им рукой и быстро пошел в самую безлюдную часть города. Там он воздел глаза к небу и скинул плащ с плеч, но… его прекрасные сверкающие крылья почернели, пожухли и черными хлопьями пепла осыпались на сырую землю. Маленький червячок вины превратился во всепоглощающее чувство раскаяния. Но было уже поздно.
* * *
Уже под утро два человеческих подобия, до горла залитые спиртосодержащими жидкостями, вывалились из ночного стрип-бара. Рич, пройдя несколько шагов, согнулся, засунул два пальца в рот и исторгнул из себя содержимое своего желудка. Дик зло посмеивался над ним: им наоборот овладела жажда бунтарства и разрушения. Так как было темно, хоть глаз выколи, он достал из-за пазухи новую рукопись, написанную ими в опере и, ругаясь самыми последними словами, поджег ее, как факел.
- Истинные произведения искусства не горят, - отдышавшись, сказал Рич, но тетрадь сгорела дотла.
Друзья обнялись и двинулись по улице, домой. Едва стихли звуки их нетвердых шагов, от стены отделился странный темный силуэт. Он наклонился над жалкими остатками писанины. Послышался приглушенный смешок. Черные частицы сожженной бумаги вздрогнули и стали сползаться в одно целое, белеть, распрямляться…
3.10.1997, 2002
Самоубийство
- Алло, это служба доверия?
- Да, говорите.
- Я хочу совершить самоубийство.
- Подождите, не вешайте трубку. Гарри!
Гарри:
- О, черт! Уже нельзя пописать спокойно. Опять какому-то придурку надоело жить… Алло, говорите! Вот дерьмо, повесили трубку…
Я стоял перед дверью и задумчиво разглядывал позеленевшую табличку на ней. Она выглядела весьма неординарно:
Вдобавок, на табличке виднелись следы плевка, уже высохшего, однако. Наконец, я решился и только хотел постучать, как дверь распахнулась, и невысокий человечек в плохом сером костюме чуть не врезался мне в грудь.
- Мистер Харди?
Человечек нервно вздрогнул, кивнул, посмотрел на часы.
- Вы к мистеру Харди? - спросил он, испуганно таращась на меня.
- Да, я друг Большого Фила, и он дал мне этот адрес.
- А, Большой Фил! - он запустил руку в свои остатки волос, на плечи посыпались килограммы перхоти. - Так вы по делу? Я и есть мистер Харди. Заходите, пожалуйста.
Кабинет был пуст, если не считать старого дубового стола, на крышке которого виднелись следы от жевательных резинок и разлитого кофе, и трех колченогих стульев; на одном из них сиротливо устроился древний "ундервуд" (его вполне можно было сдать в музей). Да, в углу еще стояло мусорное ведро. Харди уселся за стол под угрожающий скрип стула, но я не хотел попасть в неловкое положение и остался стоять.
- Итак? - он попытался ободряюще улыбнуться.
- Меня зовут Бен Труман.
- И вы хотите…
- Я хочу совершить самоубийство, - скучающе процедил я и щелчком сбил со своего двухсотдолларового плаща приставшую пушинку.
- Чье?
- Свое, естественно.
- Вы попали по адресу! - Харди вскочил, обежал вокруг стола и снова сел. - Я один из крупнейших в городе специалистов по "фело-де-се", я изучил всю суицидальную литературу, которая только существует, самоубийство - мое второе имя!
Он самодовольно надулся, скаля испорченные зубы.
- Сколько это будет стоить? - я с трудом сдержал зевок. Как я и ожидал, Харди цепким взглядом ростовщика и карманника осмотрел мою одежду.
- Пятьсот долларов, - не моргнув глазом, бессовестно заявил он. - Плюс сто долларов за оформление всех соответствующих документов, плюс триста долларов за организацию похорон. Написание некролога и рассылка поздравлений, простите, приглашений - совершенно бесплатно.
- Это все лишнее, - я достал бумажник и отсчитал ему пять сотен зеленых, он глядел на них, как изголодавшийся удав на жирного кролика. - С чего начнем?
- Всего лишь одна формальность, - Харди положил на стол чистый лист бумаги и ручку. - Пишите: "В моей смерти прошу никого не винить".
- Повторите, пожалуйста, - я все-таки рискнул сесть.
- Где-то у меня был образец… - Харди начал стучать ящиками стола, но ничего не нашел. - Не забудьте расписаться и поставить дату.
Так или иначе, посмертная записка была написана, и я спрятал ее в бумажник.
- Так… - Харди довольно потер руки. - И какую же смерть вы предпочитаете, Бен?