* * *
В мою камеру ударил тусклый сноп света, но для меня, человеческого существа, которое месяц (а может быть, год?) провело в темноте, он показался ослепительным. Монах в черном одеянии, член ордена св. Доминика, сложил руки на груди и монотонно произнес:
- Тебя завтра сожгут, Маркос, как еретика и колдуна.
- О, Боже! Я не виноват, клянусь Богородицей, я истинный христианин и никогда не занимался тем, в чем вы меня обвиняете!
- Ты во всем признался нам.
- Посмотри на мои руки! - я протянул ему свои изуродованные ладони. - Взгляни на мои ноги! Разве после таких пыток человек не скажет того, что от него хотят?!
Но доминиканец меня уже не слышал. Он перекрестил меня и вышел, я вновь погрузился в непроглядную тьму. Бог мой! Меня сожгут, и притом, что я невиновен! Я долго ждал, что выяснится, что весь этот процесс чудовищная ошибка… Но нет! Мир и Господь отвернулись от меня. Но никто не знал, что в моей соломенной подстилке припрятан тонкий шнурок. Короткий, но хватит для того, чтобы охватить мое горло. И крючок в стене я давно заприметил. Вот так, вот так! Я сделаю сюрприз для своих тюремщиков, будь они навеки прокляты!.. Господи, прости меня!
* * *
- Он опять лишил себя жизни, Всевышний!
- Да. И он будет покаран.
* * *
- Марко, открой дверь! Марко, я вызову карабинеров!
- Уйди, несчастная! - крикнул я в закрытую дверь. - Ты мне больше не жена!
- Открой дверь, мерзавец! Я, мать твоих детей…
- Это не мои дети. Пусть их забирает твой маляр Антонио, позор своего отца и отца своего отца!
- Он художник, а ты мерзавец, который не в состоянии купить своей жене новое платье, чтобы она не ходила в этой мешковине…
Я погрозил кулаком в дверь и отправился на кухню пообедать. На плите стояла кастрюля с холодными застывшими макаронами, я взял ее и пошел в свою комнату. У, мерзавка, не умеет варить макароны, а еще командует! Подкрепившись, я достал из ящика стола "Беретту", этот пистолет у меня остался с войны. Сколько же здесь патронов? О, проклятие, всего один. Я ей покажу. Пусть живет с этим проклятым Антонио Поркини, и он еще не раз позавидует мне, Марко Пьотри, который сейчас пустит себе пулю в лоб… Бабах! Мои мозги и кровь веером разлетелись во все стороны.
* * *
- Он снова согрешил, Творец!
- И кара ждет его!
* * *
Я выкарабкался из вороха старых газет, которые служили мне и одеялом, и подушкой, и простынями. Когда я обувался, от одного ботинка начисто отлетела подошва, и я кое-как подвязал ее веревочкой. А теперь есть, кушать, жрать, жевать, глотать! Черт, а где же мой завтрак? Я перерыл все газеты, но нашел лишь огрызок от яблока. Да, странно. Я положил остаток фрукта в рот и полез по лестнице вверх, на крышу. И вскоре я стоял на крыше небоскреба, вокруг было столько воздуха, что даже больно было дышать. Америка! Страна свобод! Страна, где у каждого рядового американца есть хотя бы один автомобиль. Но я не рядовой американец. Я отброс этого благополучного общества. Я никто.
Теперь займемся утренней пробежкой… Быстрее! Еще быстрее! Прыжок! А теперь полет вниз! Начинаю обратный отсчет: четырехсотый этаж, 399-ый, 398-ой… Интересно, смогут ли опознать мое тело, когда я приземлюсь? Разойдись, американцы, дайте место для посадки! Шлёп! Черт, и это все, что от меня осталось? Негусто…
* * *
- Всевышний, он опять совершил самоубийство. Ты соизволил низринуть его с вершин власти до нищенства. Эй, Всевышний!
- Не мешай мне. Я создаю новый мир…
Июнь 1998
Странные рассказы
Пит и Эмма
- Эмма, старушка, где тут у нас припасена бутылочка винца? - хитро прищурив один глаз, спросил у своей жены Пит Келли.
Эмма что-то недовольно пробурчала, так, как бурчат все пожилые жены, когда их мужья хотят выпить немного спиртного на склоне своих лет.
- Тебе налить? А?
- Нет! - отрезала Эмма, недобро взирая на извлеченную неизвестно из каких потемок бутылку. Пит разгладил потрепанную временем этикетку, и от счастья его глаза заполнились слезами.
- Этой бутылке, Эмма, ровно сорок лет. Ее подарил мне твой папаша в день свадьбы, и я хранил ее сорок лет!
- Глупости все это.
- Не ворчи, старушка, сегодня у нас праздник!
Пит откупорил бутылку, налил вино в стакан и, отпив, причмокнул.
- Вот это вино! От него кровь в жилах вспоминает былую прыть, и я снова становлюсь молодым!
Эмма пододвинула к мужу блюдо с фаршированной птицей и поставила на стол праздничный пудинг.
- Вот дьявол рогатый, где же мой любимый нож? Эмма, дурочка, ты его не видела?
- Питер Келли, ведите себя в рамках дозволенного!
- Это ты обиделась, что ль? Ты же знаешь, Эмма, как я люблю порядок. Мой нож должен лежать в этом ящике, но его тут нет!
Пит начал открывать по очереди ящички кухонного шкафа и заглядывать внутрь, но нашел лишь большого таракана. Таракан настороженно шевелил длинными усами и смотрел на Пита.
- Вот паразит-то! - засмеялся Пит.
- Заколи его поскорее, - попросила Эмма.
- Вот же ты темная личность, Эмма, мне прямо за тебя стыдно! Разве тараканов закалывают?
Но насекомое не стало ждать окончания дискуссии и затиснулось в узкую щелку.
Рассеянно почесывая лысую макушку, Пит сел на скрипнувшую табуретку и начал расправляться с уткой, безжалостно ковыряя ее вилкой. Насытившись, он приложился к вину и перешел к пудингу.
- А ты почему не ешь, Эмма? Ну да ладно, мне больше останется.
В дверь позвонили. Пит попросил жену:
- Открой дверь, Эмма! Кого это там принесло, черт бы их всех побрал?
- Не поминай рогатого, Питер Келли!
- Ох, Эмма, я раньше тебя слягу в могилу!
В дверь постучали кулаком. Пит поднялся.
- Ладно уж, сиди, старушка, я сам открою. Интересно, где же мой нож, все-таки?
На пороге стояло двое полицейских.
- Офицер Торнтон, - представился один из них, второй лишь слегка кивнул головой. - Мистер Питер Келли?
- Да, это я! - Пит гордо выпятил свою ссохшуюся грудь. - Питер Вашингтон Келли собственной персоной! Чем могу служить?
- Мы бы хотели видеть вашу жену, Эмму Келли.
- А что она натворила, эта негодница? - Пит захихикал. - Наверное, опять приставала к мужчинам на улице?
- Она дома? - спросил второй полицейский, к чему-то принюхиваясь.
- Да, конечно. У нас с Эммой торжественный ужин в честь сорокалетия нашей свадьбы!
Но полицейский уже не слушал его.
- Торнтон, ты слышишь этот запах? - сдавленно спросил Эл Хит у своего напарника.
- В чем дело? - возмутился Пит.
- Кто там? - спросила из комнаты Эмма.
- К нам вломились полицейские, - крикнул Пит. - Вот так вот, душенька.
- Позвольте, мистер Келли, - Торнтон отстранил старика в сторону и прошел в столовую.
То, что он увидел там, навсегда осталось в его памяти. Он увидел Эмму Келли за столом, и выглядела она совсем плохо. По ее почерневшему и вздувшемуся телу копошились тысячи и тысячи трупных червячков, а мерно гудящие мухи то и дело откладывали новые яйца. Руки женщины покоились на столе, на котором стояло еще три девственно чистые тарелки и бутылка хорошего вина. Нож, который так тщетно искал Пит, входил под пятое ребро Эммы слева, а его кончик торчал с обратной стороны из спинки деревянного стула.
Офицер Торнтон присвистнул. Его не стошнило, потому что он был патологически равнодушен к такого рода вещам.
- Эл, я думаю, тебе лучше не входить сюда. Вызывай бригаду, здесь их ждет приятное дельце.
- Что случилось? - забеспокоился Пит.
- Вы поедете с нами, мистер Келли, - в голосе Торнтона, как это не странно, прозвучали странные нотки уважения.
- Эмма, меня забирают в каталажку! - крикнул Пит.
- Возвращайся скорее, - сказала Эмма. - Не забудь одеть шляпу.
- С одного удара, - сказал Торнтон. - Прямо в сердце…
- Никогда бы не подумал, что такой старичок…
- Червей там - тьма!
Эл Хит побледнел.
- Моя шляпа! - Пит нахлобучил на голову старую шляпу. - Эмма, я скоро вернусь к тебе и куплю по дороге моей старой женушке шоколадных конфет.
Торнтон и Хит переглянулись.
- У Келли явно поехала крыша, - шепнул Хит.
- Не трать деньги на ерунду, - сказала напоследок Эмма, но ее, кроме мужа, никто не слышал.
24.11.1998
Револьвер
Goodbye, cruel world,
I’m leaving you today…Pink Floyd. The Wall
Мне 33 года. Я мужчина, белый, рост - 6 футов 3 дюйма. Я не принадлежу ни к одной политической партии и не исповедую никакой религии. Сейчас на мне надет темный костюм и тонкий плащ, по которому нехотя сползают крошечные капельки уже окончившегося дождя. В кармане у меня находится бумажник с довольно крупной суммой денег, во всяком случае, для меня она достаточно велика. Я стою перед тускло освещенной витриной и психологически настраиваю себя сделать то, что давно следовало бы сделать.