Свой в доску
Пошёл уже третий месяц, как Геннадий Геннадиевич (он же – "Ген Геныч") работает в этой школе, будь оно всё неладно…
Говорила же ему мама:
- Геночка, зачем тебе это надо?
Говорила! Нет, не дошло: возомнил себя педагогом!
Ген Генычу сейчас едва только перевалило за двадцать, но он изо всех сил старается казаться старше. Должность обязывает. Историк всё-таки!
…Вот остался бы на кафедре – и всё. Ведь предлагали… А теперь – поздно, изволь сеять разумное, доброе и вечное. Пожизненно?..
Но ничего, он найдёт выход. Мужчина он в конце концов или нет?! И на Сашку Ломова найдёт управу, дайте срок! Все уроки срывает, мерзавец!
Ген Геныч вскочил и нервно забегал по комнате. Ну что он им сделал, что?! Детки клетке какие-то!
…А неприятности у молодого историка начались сразу, буквально второго сентября. Директриса представила его классу:
- Вот, дети, наш новый учитель истории, Геннадий Геннадиевич Кочетков! Он окончил университет с красным дипломом, много знает. Так что вам, ребятки, будет с ним интересно; прошу любить и жаловать!
И ушла, шепнув напоследок: "Ну, ни пуха, ни пера". Надо было её послать к чёрту, может, по-другому бы всё вышло. А он – "спасибо, Ирина Петровна"!
Ушла – а он остался торчать у доски, как болван. Стоял, смотрел и молчал.
- Садитесь, Геннадий Геннадиевич! – хмыкнул долговязый тип со второй парты. Ненавистный Ломов, как потом выяснилось.
Это был не урок, а комедия какая-то!.. Сначала Гена прочитал список вслух, стараясь хоть кого-нибудь запомнить (а их – почти три десятка!), потом начал что-то объяснять, робко и тускло, не отрывая глаз от конспекта…
- Геннадий Геннадиевич, - влез Ломов, - а давайте-ка, лучше о себе расскажите. Ну, для большего понимания!
Юный учитель растерялся:
- О себе?.. Хорошо, давайте…
Но о себе – ничего особенного не сообщалось: родился, учился, ещё не женился…
- И что, это всё? – не отставал Ломов. – Ну а что-нибудь "крутое" у вас было?
И тут неожиданно для себя Гена брякнул:
- Было. Я служил в десантных войсках.
Соврал – и обомлел. Зачем?! Но класс уже загудел одобрительно:
- О-о-о!!
- И что, приёмчики какие-нибудь знаете?
- А покажете?!
- А скажите, вы…
- Стоп-стоп, ребята! Всё покажу и расскажу на перемене, если сейчас дадите хорошо урок провести. Всё зависит от вашей дисциплины.
Веско сказал, внушительно. Молодец! На секундочку вдруг представил, что он и в самом деле – всё испытавший боец, с таким опытом за плечами, что ой-ой-ой!
Остаток урока прошёл довольно благополучно: слушали, записывали, почти не шумели, и Гена успокоился, почувствовал себя уверенней.
Но как только прозвенел звонок, молодого педагога тут же окружили мальчишки, во главе с Ломовым.
- Покажите что-нибудь, Геннадий Геннадиевич, пожалуйста!
Историк пытался отговориться, что, мол, его приёмы – это секретное оружие. Нельзя разглашать. Он даже подписку такую давал, понимаете?..
- Ну что-нибудь простенькое, обычное!
…Не выпускают. Что ты будешь делать?..
- Ладно, - к счастью, Гена действительно знал один интересный захват. Брат научил.
- Вот ты… как тебя? Саша Ломов, кажется? Иди-ка сюда. Становись! Нападай на меня сбоку!
И как это вышло, историк даже сообразить не успел. Ломов действительно напал и в три секунды заломил "десантнику" обе руки назад.
- Стой, Ломов, подожди, так нечестно! – брыкался педагог.
- Против Ломова нет приёмова! – захохотал толстый "рыжик".
Геннадий Геннадиевич, красный и потный, наконец высвободился и попытался всё же объясниться:
- Да ты неправильно напал, Ломов!
Но после первого "нападения" лучше не стало: пришлось уже подниматься с пола. И костюм выпачкал…
Возвращался историк в учительскую с мерзкими ощущениями, да надо было ещё и отговариваться: "Упал!.."
Учительницы дружно бросились хлопотать вокруг его измызганного рукава, но настроение было всё равно испорчено. К тому же Ломов быстро всё растрепал по школе, не жалея красок:
- Да я его только чуть задел, а он аж до батареи доехал; еле успел очки поймать!
Так что третьего сентября к кличке "Ген Геныч", которая возникла сразу, тут же добавилась вторая: "Десантник". Но это было только начало Генкиных бед. Как он ни бился, как ни старался – ни в одном из классов (а ему дали все восьмые и девятые) он не мог добиться хотя бы тишины на уроке, не говоря уже ни о чём другом.
Он злился, кричал, бегал за завучем: всё напрасно, Стоило завучу выйти – и всё начиналось сначала, и ко всему прочему один остряк из восьмого "А" благополучно перекрестил его ещё и в "Гингемыча". Кличка тут же понравилась: действительно, нервный историк чем-то напоминал злую волшебницу Гингему из знаменитой сказки.
Проблемы нового учителя секретом не являлись (как, впрочем, и в любой другой школе), и директриса дружески посоветовала молодому коллеге:
- Геннадий Геннадиевич, походили бы вы на уроки наших опытных учителей. К Тепловой, например. У неё – дисциплина! Присмотритесь, что да как…
Историк совет принял. Он и сам уже хотел. Надо же искать какой-то выход!
Урок Тамары Константиновны Тепловой его поразил. Потряс! А ведь посмотреть на неё – сразу и не скажешь, какая в ней… силища, что ли? Маленькая, сухонькая, совсем седая; голос – тихий. По-старомодному вежливая, незаметная.
А оказалось!.. Гена смотрел и поражался: все слушают, пишут… Ломов – Ломов! – руку тянет… Да и интересно было, что тут говорить. Шёл на урок – думал: физика, скука смертная. Хотел просто глянуть, как она с этими лоботрясами уживается? А просидел с открытым ртом, как пацанёнок. Тамара Константиновна и с повторением справилась быстро, и новый материал втолковала умело и доходчиво (Гена – тут же понял!), и пошутить нашла минутку… И всё как-то к месту, здорово и ловко. Оценок поставила много (и справедливо!).
Двоек – две штуки влепила, но совершенно не обидно. И тут же назначила лентяям дополнительное домашнее задание, чему они даже обрадовались (дала шанс "закрыть" последнюю оценку!).
"…Значит, надо… полегче, что ли, - сделал вывод историк. – Пошутить вовремя, факты какие-то интересные ввернуть…"
Весь вечер он вдохновенно готовился, даже мама с надеждой спросила:
- Ну что, Геночка, втянулся наконец?
Но следующий день снова показал, что Геннадий Геннадиевич не сдвинулся с места ни на йоту. Мука, да и только!.. День получился суетной, нервный, и особенно "достал" всё тот же класс, в котором учился Ломов. Да, в общем, и не в Ломове дело, - все они хороши. Что, что, что им надо? Ведь такой материал подготовил!.. И анекдот рассказал…
…Вечером историк решил куда-нибудь сходить, расслабиться. И заодно подумать: куда уходить. А что уходить надо – сомнений больше не осталось. Права мама, права… К себе в музей поможет устроиться, и забудется эта чёртова школа как страшный сон.
В кафе, куда в конце концов зашёл Гена, было пусто, и это даже понравилось. Не хотелось ни с кем сегодня общаться, и Геннадий Геннадиевич сел за дальний столик в углу, заказав себе пиво с любимыми орешками. Только устроился – как на пороге возник Ломов, а с ним – "знакомые всё лица".
"О!!!" - внутренне простонал Кочетков. Ему тут же захотелось сморщиться, испариться, исчезнуть; но не успел.
- Геннадий Геннадиевич!! – завопил Ломов, и вся компания немедленно заняла стулья рядом с учителем. – Отдыхаем? И можно с вами?
- Пожалуйста, - вяло предложил историк, думая только о том, как бы ему сейчас уйти, не теряя собственного достоинства. Начал было даже подниматься, но вдруг его осенило:
- Слушай, Ломов! – взмолился он. – Давай, наконец, поговорим в неофициальной обстановке. Ну что я тебе плохого сделал, а? И вам, ребята, тоже?
Он говорил долго и задушевно. И про то, что он учился-учился, а теперь не знает, зачем; и про нервы свои испорченные; и про то, что он – молодой ещё. Получалось жалобно.
- Мы ж ровесники почти, ребята! – ныл историк. – А вы мне все уроки срываете… Не по-товарищески это!..
- Да? Ну давай дружить, Гена, - примирительно протянул Ломов.
Геннадий Геннадиевич растерялся: "Гена" и "ты" не входило в его планы. Однако радостно согласился:
- Давай, Сашка, давай! Но только при всех, в школе, - на "Вы". Ладно?..
- Ладно, Гингемыч. Наливай, запьём дружбу! Да, пацаны?
Историк на радостях щедро угостил всю компанию, а домой вернулся совсем уже осчастливленный.
…Скоро все знали, что историк – парень что надо, свой в доску, и его авторитет среди учеников вырос.
Только вот с уроками – проблем почему-то прибавилось, а не наоборот. Гена и сам не заметил, как постепенно подчинился воле старшеклассников, которые требовали только хороших оценок ("Гингемыч, ты друг или нет??"); а уроки всё больше напоминали развлекательные посиделки. Историку надо было буквально из кожи вон лезть, чтобы втолковать хоть какой-то учебный материал: новые "друзья" просили бесконечно "чего-нибудь интересненького", а вели себя тихо лишь тогда, когда учитель начинал пересказывать какой-нибудь боевик.
Гена всё ещё утешал себя, что боевики и детективы – это для "разбавления" скучных сведений и дат, но и сам не заметил, как на уроках истории от самой истории почти ничего уже не осталось…