Мама, я должен уехать из этого города, из этой гостиницы - почти во все тела здесь вселился Нечистый. Я напишу тебе уже из другого города - возможно, из Сан-Франциско, Портленда или Сиэтла. Мне хочется переехать на север. Я постоянно думаю о тебе и надеюсь, что ты счастлива и находишься в добром здравии, и да пребудет с тобой милостивый Господь.
Твой любящий сын
Фрэнк
Он написал на конверте адрес, запечатал конверт, наклеил марку, а потом встал и положил письмо во внутренний карман пальто, которое висело в стенном шкафу. После чего взял из стенного шкафа чемодан, положил его на кровать, открыл и начал упаковывать вещи.
Любовь и ненависть
Я шел, греясь на солнышке и изнывая от безделья. Шел, шел. Казалось, я уже достиг некоего предела. Я поднял голову и увидел железную дорогу, а у самых рельсов стояла маленькая лачуга, некрашеная. Снаружи висело объявление:
ТРЕБУЮТСЯ РАБОТНИКИ
Я вошел. Там сидел маленький старикашка в сине-зеленых подтяжках и жевал табак.
- Ну? - спросил он.
- Я, э-э, я…
- Ну, парень, давай выкладывай! Чего надо?
- Я прочел… ваше объявление… требуются работники.
- Хочешь наняться?
- Наняться? Кем?
- Ну не танцовщицей же, черт подери, в кордебалет!
Он наклонился и сплюнул в грязную плевательницу, потом вновь принялся за свою табачную жвачку, втягивая щеки над беззубым ртом.
- А что делать?
- Там тебе скажут.
- Где - там?
- Это бригада железнодорожных рабочих, где-то к западу от Сакраменто.
- Сакраменто?
- Ты что, глухой, черт подери?! Короче, у меня и без тебя дел по горло. Нанимаешься или нет?
- Нанимаюсь, нанимаюсь…
Я поставил свою подпись в списке, который лежал перед ним на столе. Мой номер был двадцать седьмой. Я даже подписался собственным именем.
Он протянул мне квиток.
- Явишься со своими шмотками на путь двадцать один. Там всех вас будет ждать специальный поезд.
Я сунул квиток в свой пустой бумажник. Он снова сплюнул.
- А теперь слушай, малыш, я гляжу, ты малость придурковат. Наша компания заботится о таких, как ты. Мы помогаем людям. Мы - славные ребята. Помни о нашей старой железнодорожной компании и не забывай при случае замолвить за нас словечко. А когда попадешь на пути, слушайся своего бригадира. Он на твоей стороне. Там, в пустыне, ты сможешь накопить себе денег. Видит бог, там негде их тратить. Зато в субботу вечером, малыш, в субботу вечером…
Он снова наклонился к своей плевательнице, выпрямился:
- Эх, черт, в субботу вечером ты идешь в город, надираешься, задешево получаешь отсос от мексиканской сеньориты, нелегально перешедшей границу, и в прекрасном расположении духа возвращаешься обратно. Во время отсоса все мучения мужика отсасываются из его башки. В такой бригаде и я начинал, а нынче я здесь. Желаю удачи, малыш.
- Спасибо, сэр.
- А теперь пошел к черту! Я занят!..
В указанное время я явился на путь 21. Возле моего поезда стояли все эти парни в лохмотьях - воняли, смеялись, курили самокрутки. Я подошел и встал сзади. Они были лохматые и небритые, они одновременно храбрились и нервничали.
Потом мексиканец со шрамом от ножа на щеке велел нам загружаться. Мы загрузились. В окна ничего не было видно.
Я сел на последнее место в глубине вагона. Остальные уселись спереди и принялись болтать и смеяться. Один малый достал полпинты виски, и семь или восемь из них отхлебнули по глотку.
Потом они начали оборачиваться и смотреть на меня. Мне послышались голоса, и не все они были у меня в голове:
- Что случилось с этим сукиным сыном?
- Он думает, что он лучше нас?
- Он же будет с нами работать, старина.
- Что он о себе возомнил?
Я выглянул в окно, я попробовал, в вагоне не убирали двадцать пять лет. Поезд тронулся, и я был в нем вместе с ними. Их было человек тридцать. Долго им ждать не пришлось. Я растянулся на своем сиденье и попытался уснуть.
"у-у-у-у!"
В лицо, в глаза мне летела пыль. Я услышал, как кто-то копошится под моим сиденьем. Снова послышалось завывание ветра, и столб двадцатипятилетней пыли поднялся мне в нос, рот, глаза и брови. Я подождал. Потом это случилось опять. Настоящий ураган. У того, кто сидел внизу, это получалось чертовски здорово.
Я вскочил. И услышал весь этот шум под моим сиденьем, а потом кто-то вылез оттуда и убежал в переднюю часть вагона. Он шлепнулся на сиденье и попытался притвориться членом бригады, но я услышал его голос:
- Если он подойдет, вы уж мне помогите, ребята! Обещайте помочь мне, если он подойдет!
Никаких обещаний я не услышал, но он был в безопасности: я не мог их отличить друг от друга.
Когда мы выезжали из Луизианы, мне пришлось пройти вперед за стаканом воды. Они следили за мной.
- Смотрите на него! Смотрите!
- Мерзкий ублюдок.
- Что он о себе возомнил?
- Вот сукин сын, он у нас узнает, когда мы вышвырнем его одного на пути, он у нас горючими слезами зальется, будет у нас отсасывать!
- Смотрите! Он держит бумажный стаканчик вверх дном! Пьет не с того конца! Только посмотрите на него! С узкого конца пьет! Этот малый - просто псих!
- Подождите, вот вытащим его на пути, и он будет у нас отсасывать!
Я осушил бумажный стаканчик, вновь наполнил его и выпил еще, с другого конца. Потом бросил стаканчик в контейнер и пошел назад. Я услышал:
- Да, ведет он себя как псих. Может, его бросила девушка?
- Откуда у подобного типа девушка?
- Не знаю. Я видел, как творятся и более безумные вещи…
Когда мы ехали через Техас, бригадир-мексиканец стал разносить консервы. Он раздавал банки. Попадались банки без этикеток и с глубокими вмятинами.
Он дошел до меня.
- Ты Буковски?
- Да.
Он дал мне банку колбасного фарша и в столбце "П" написал "75". Я заметил, что в столбце "Т" за мной значится "45 долл. 90 ц.". Потом он дал мне банку фасоли. "45" - записал он в столбце "П".
Он пошел обратно в переднюю часть вагона.
- Эй! А где, черт возьми, открывалка? Как мы это без открывалки съедим? - спросил его кто-то.
Бригадир мерным шагом пересек тамбур и скрылся.
В Техасе мы стали останавливаться, чтобы пополнять запасы воды; зеленели кусты. На каждой остановке двое, трое или четверо выпрыгивали из вагона. Когда мы добрались до Эль-Пасо, из тридцати одного человека осталось двадцать три.
В Эль-Пасо наш вагон отцепили, а поезд поехал дальше. Пришел бригадир-мексиканец и сказал:
- Мы должны остановиться в Эль-Пасо. Поживете в гостинице.
Он раздал квитки:
- Это ваши квитанции за гостиницу. Там переночуете. Утром поедете на поезде номер двадцать четыре в Лос-Анджелес, а потом дальше, до Сакраменто. Вот ваши гостиничные квитанции.
Он опять подошел ко мне:
- Ты Буковски?
- Да.
- Вот твоя гостиница.
Он протянул мне квиток, а в моем столбце "Г" написал "12.50".
Открыть банки с едой так никому и не удалось. Позже их соберут и раздадут следующей бригаде.
Я выбросил свой квиток и переночевал в парке, примерно в двух кварталах от гостиниць1. Меня разбудил рев аллигаторов, в особенности одного. Четверых или пятерых аллигаторов я разглядел в пруду, а может, их было больше. Там были два моряка в белом летнем обмундировании. Один моряк был в пруду, пьяный, он дергал за хвост аллигатора. Аллигатор был злой, но медлительный и не мог изогнуть шею так, чтобы добраться до моряка. Другой моряк стоял на берегу и смеялся, с ним была девушка. Потом, пока один моряк сражался в пруду с аллигатором, другой моряк и девушка ушли. Я отвернулся и уснул.
По дороге в Лос-Анджелес все больше и больше народу выпрыгивало из вагона на остановках. Когда мы добрались до Лос-Анджелеса, из тридцати одного человека осталось шестнадцать.
По вагону прошел бригадир-мексиканец.
- В Лос-Анджелесе мы пробудем два дня. В девять тридцать утра отходит поезд, путь двадцать один, утром в среду, поезд сорок два. Все это написано на конвертах, в которых лежат ваши гостиничные квитанции. Кроме того, вам полагаются талоны на питание, которые можно отоварить в кафе "У француза" на Мейн-стрит.
Он раздал по два конвертика, один с ярлыком "КОМНАТА", другой - "ПИТАНИЕ".
- Ты Буковски? - спросил он.
- Да, - сказал я.
Он протянул мне мои конвертики. И приписал "12.80" в моем столбце "Г", а в столбце "П" - "6.00".
Я вышел из здания вокзала Юнион-стейшн и, когда переходил площадь, заметил двоих коротышек, которые ехали в поезде вместе со мной. Они шли быстрее меня и переходили площадь правее. Я посмотрел на них.
Оба широко улыбнулись и сказали:
- Привет! Как дела?
- Нормально.
Они прибавили шагу и, спешно перейдя Лос-Анджелес-стрит, направились к Мейн…
В кафе ребята тратили свои талоны на пиво. Я тоже истратил свои талоны на пиво. Пиво стоило всего десять центов стакан. Почти все напились очень быстро. Я стоял у самого крайя койки. Обо мне они больше не говорили.
Я пропил все свои талоны, а потом за пятьдесят центов продал другому бродяге свои квитки на жилье. Я выпил еще пять стаканов пива и ушел.
Я пошел пешком. Я пошел на север. Потом я пошел на восток. Потом снова на север. Потом я шел мимо свалок, где были груды сломанных автомобилей. Один малый мне как-то сказал: "Каждую ночь я сплю в новой машине. Вчера ночью я спал в "форде", позавчера - в "шеви". Сегодня я собираюсь ночевать в "кадиллаке"".