Силы были на исходе, перед глазами пошли черные круги, еще немного и … Появился Аскар, уцепившись за край сруба, он подтянул и перевалил свое тело через борт колодца. Было видно, что и он отдал подъему свои последние силы. Обессиленный, он сел на землю, уперся спиной в колодец. Плакала Асия, Алдан не плакал. Аскар был в крови, то была кровь Пети, капавшая на него сверху, когда поднимали тело.
Петю похоронили на небольшом кладбище, находившемся за железной дорогой, в миле от разъезда. Мальчишки часто бежали за Анастасией по ее дороге на кладбище. Она ложилась у могилы, подолгу плакала.
– Сына, сына, проснись, мама пришла, – говорила она, – сына, сына! Петенька, Петенька, проснись. Это я, твоя мать, пришла. Проснись, сынок. Оставляя еду, уходила.… В сорок третьем году Анастасия сошла с ума.
Сказитель "Книги судеб":
Мать, не желавшая смерти сыну, убивает его собственным поступком, сын, любивший мать, погибает, так и не выполнив желание матери.
* * *
Благодаря "стараниям" полковника Цыкало, Алдан три раза, в течение месяца, побывал в карцере– камере одиночке. С последней отсидки, с диагнозом двухстороннее воспаление легких, попал в тюремный лазарет. Состояние здоровья было критическим. Врачи не сразу сбили высокую температуру.
– Крэпыс, Акадэмик, крэпыс! – приговаривал с прибалтийским акцентом врач, старший лейтенант Адамаускас.
– Нэ одного тэбя, это сволеч не любыт! Рождаются жэ на свэт такыэ паразыты. И как их толко земля сносэт или тэрпит. Как правылно будэт сказанно. А?
Алдан рассмеялся.
Полковник Цыкало был неутомим, без того паскудная, серая жизнь – превратилась в ад. Зеки, недовольные условиями содержания, вскрывали вены. После каждого акта неповиновения, непослушания, проводили жесткие карательные акции – карцер, лазарет были переполнены. Неуравновешенный полковник Цыкало принялся наводить порядок и среди своих подчиненных.
Алдан вошел в камеру. Болезнь отняла много сил, здоровья. Из старых постояльцев остались "Седой", "Штырь", да шестерка Сидор. "Седой" вышел на встречу Алдану, обнял.
– Где, остальные, где Аваз, где Кузьмич? – поинтересовался Алдан.
– Раскидали по камерам, личный приказ Цыкало.
"Седой" был взволнован, Алдан почувствовал неладное.
– Знакомься Алдан, это Волков – "Волк". Пришел по-этапу.
"Волк" впился глазами в Алдана "Неприятный взгляд, очень злой" – подметил Алдан, протянул руку для знакомства:
– Алдан.
Волков не торопился с ответом, он продолжал пристально смотреть на Алдана.
– Это ты и есть "Академик", – зло сквозь зубы процедил Волков.
Алдан убрал протянутую руку.
– Я и есть, – ответил Алдан, развернулся, направился к кровати, – что-то не важно себя чувствую "Седой", прилягу.
Прочувствовав недружелюбный настрой новоселов, "Седой" прекратил дальнейшие знакомства. Алдан лег на кровать.
– "Академик", ты что это морду от меня воротишь, – прервал тишину "Волк".
– "Волк", не горячись, "Академик"– наш брат, – сказал "Седой".
– Я "Седой" о тебе наслышан, однако брат мне не требуются переводчики. Я не к тебе обращаюсь, у него, что метла отсохла, пусть ответит, что морду от меня воротит, а?
Алдан не громко произнес:
– "Волк", слышу я тебя, слышу. Давай брат, завтра обо всем потолкуем.
– Завтра? – не унимался "Волк" – а, почему бы не сегодня? А?
– Что ты хочешь? – прервал его раздраженно Алдан.
"Седой" поддержал Алдана:
– Брат, объяви, что ты хочешь?
– Хочешь что-либо предъявить, предъяви! – поддержал "Седого" "Штырь", – Что ты хочешь предъявить нашему брату? Что?
В камере воцарилась напряженная тишина. По тюремным правилам и законам, авторитет авторитету имел право предъявлять обоснованные претензии, но, просто "быковать" или "наезжать", как на "шестерку" не полагалось.
"Волк" ушел в раздумье, он не знал что предъявить.
* * *
Привет, мое солнышко, Алдик! Я люблю тебя не меньше, если не больше!!!
У тебя чудесные письма, спасибо тебе за них. Они помогают мне во всем. Я перечитываю их помногу раз. Мне посчастливилось встретить тебя. Каждый раз ты предстаешь в новом для меня свете. Мне интересно все, что ты пишешь. Все твои мысли ясны. Ты поглотил меня всю, я читаю тебя, читаю тебя снова и снова. И чем больше я это делаю, тем больше ты поглощаешь меня.
Алдан, ты – большая непрочитанная книга. Я читала бы ее и читала, листала бы и листала! Скажу честно – мне все завидуют, конечно же, по белому. Я беру с тебя пример. Такая же отличница, как и ты. Много занимаюсь, читаю, а теперь вот и пишу стихи:
Мой серый, милый, сонный город.
Твой зной и стужа мне знакомы.
Твой люд хоронится в квартирках,
И все красавцы так не милы.
Вершины гор седеют быстро.
Вода обломками чернится.
И я грустна, и мне не спиться
Мой сокол ясный не резвится.
Его смогла бы прилелеять,
Свить счастье, быть ему нектаром,
Быть ветром, только лишь попутным.
Быть властелиной, лишь ему желанной.
Мой серый, милый, сонный город.
Твой зной и стужа мне знакомы.
Твой люд хоронится в квартирках,
Твои ж красавцы так не милы.
Алдан, я ревную тебя к Украине, к Черновцам. Они даже и не понимают, какого счастья они удостоились! Ты великан, ты добрый рыцарь, и ты живешь в этом сказочном городе.
Ты так хорошо его описал. Все! На каникулах я приеду к тебе!!! Я уже влюблена в твой город. К тебе, принц, приедет твоя принцесса.
Чем сильнее разлука, тем теплее встреча. Звучит, избито, банально. Но это выражение для нас с тобой как никогда кстати.
В Алма-Ате сегодня холодно, идет дождь со снегом. В такую погоду лучше дома сидеть в тепле, с "Тепкой" рядом, а того лучше лежать и читать….
Получила твою фотографию, страшно обрадовалась. Меня смутило лишь одно: "А что ж вы, сударь, такой мрачный?" Ты пишешь о красотах города, окружающей природы, а сам….
Прогулки на свежем воздухе в лесу, близ лесного озера, явно не пошли тебе на пользу! (Шучу!).
Я знаю, почему ты на фото такой мрачный, хмурый.
С тобой рядом нет меня, твоей А-лю-ля. Я расшифровала мое новое прозвище.
А – Анелия
ЛЮ – ЛЮбит
ЛЯ – короЛЯ.
Вот как классно. Тебе понравилось, я знаю!
Твоя прелестница, Анелия, А-лю-ля.
Из письма Анелии к Алдану. Февраль 1962 года
* * *
Искусственную интригу в этой камере, затеял полковник Цыкало. Он знал коварный нрав уголовника, по кличке "Волк". Знал, что нельзя в одной камере держать сразу двух тюремных авторитетов. "Волк", смотрящий из другой зоны, был "выписан" и переведен "стараниями" полковника Цыкало. Все знал, но все подстроил.
Знал, что "Волк" будет люто драться за новую территорию. Смотрящим за этой зоной был "Седой". Их битва была предрешена.
"Волк" предъявил претензии "Седому" через неделю.
Предъява оказалась незамысловато прямолинейной: "Седой" должен был добровольно сложить свои полномочия и торжественно передать их новому смотрящему – "Волку".
История закончилась печально. В тюремной котельной "Штырь" забил "Волка". Изуродованное тело, "Кузьмич" и "Сидор", с десятиметровой высоты выкинули на свалку. Умер ли он от побоев "Штыря", или смерть забрала его после падения, не известно. Интрига Цыкало, направленная против Алдана не удалась. "Кузьмичу" и "Сидору" – соучастникам преступления дали по три года. Они были оставлены в этой зоне. "Штыря" осудили на пять лет, перевели в другую зону.
После участившихся массовых вскрытий вен, из Москвы приехала большая комиссия, в состав, которой входили известные журналисты, правозащитники, народные депутаты СССР. Общественное сознание, мораль менялись. В стране набирала темпы горбачевская перестройка. Расследование инцидента произвело большой общественно-политический резонанс. Полковник Цыкало был отправлен в отставку, затем и вовсе уволен в запас.
14
Алдан досрочно выходит из заключения осенью 1993 года. Вокруг бурлила иная, новая жизнь. Алдан решил остаться в Сибири, не возвращаться домой. Что ждет его там – дурная слава и молва.
Первое время сын не верил в случившееся, не верил, что отец виновен в пропаже матери. Он надеялся, что мать найдется. Однако к годам двадцати твердо уверовал, что это дело рук отца. С дядей Антоном, эту тему они не обсуждали, оба ее избегали, с годами она превратилась в табу. Сын не искал отца, сам прервал с ним связь, не отвечал на письма, да и не читал их вовсе.
Алдан не стал тревожить сына, не стал навязывать своих отношений, усугублять их в худшую сторону. На все воля всевышнего.
Алдана встретил Антон. Они заключили друг друга в объятия.
– Как ты? – первым прервал молчание Антон.
– Как видишь, цел и невредим, – ответил Алдан.
– Поехали отсюда побыстрее, – сказал Антон.
Стояли три машины. Антона сопровождали люди его возраста и помоложе. Они по доброму смотрели на Алдана. Антон усадил его в машину марки BMW. Алдан на таких никогда не ездил.
– Алдан, пока ты сидел, все изменилось.
– Да, я это уже почувствовал, только и делал, что наблюдал за происходящими в стране переменами – Алдан улыбнулся, хлопнул рукой по сиденью автомобиля, – хорошая машина, умеют же делать!
– Прошло столько лет, а ты Алдан все тот же. Я всегда восхищался тобой, вот и сейчас. У меня такое ощущение, что мы с тобой и не расставались, – Антон смотрел на Алдана, его глаза искрились истинной дружбой.