В тот момент я ощутила такую сильную любовь к нему, что не смогла даже вынуть устрицу из раковины и даже открыть эту раковину. Сливочный соус к устрицам начал необъяснимым образом расслаиваться, а я нервно порхала над кастрюлей, робко добавляя то холодной воды, то масла, которое тут же всплывало, и все это время Эрик стоял рядом. Я чувствовала себя, как Том Круз, зависающий над полом с капелькой пота на лбу. Как Харрисон Форд в своей старой фетровой шляпе, взвешивающий на ладони мешочек с песком. И Эрик меня понимал. Он действительно стал моим напарником. Я взбивала взбунтовавшийся соус, когда до меня вдруг дошло, что мой муж не просто терпел все это безумие, в которое я ввязалась, он не просто поддерживал меня. Этот Проект стал и его проектом. Эрик не был кулинаром, он, как и Изабель, интересовался Джулией Чайлд только из-за меня. И все же он стал неотъемлемой частью всего этого. Без него проекта "Джули/Джулия" просто не существовало бы, а его жизнь протекала бы совсем по-другому. Я вдруг почувствовала себя по-настоящему замужем и по-настоящему счастливой.
Я пребывала в таком хорошем настроении, что испортить его не способен был даже риз аль индьен. Чтобы сделать риз аль индьен, нужно засыпать полтора стакана риса в восемь литров кипящей воды, что в наш век экологического кризиса представляется делом почти аморальным, если вам, конечно, не все равно. Я тот еще защитник природы, но даже мне стало не по себе, когда я наполняла кастрюлю. Рис варится десять минут, после чего нужно проверить его готовность, "раскусив несколько рисинок". Джулия пишет, что, "когда рисинки становятся нежными, а серединка не совсем твердая, при этом рис все же не до конца готов, самое время откинуть его на дуршлаг". Если представить, что Джулия Чайлд вылавливает рисинки из гигантской кастрюли и тихонько разгрызает, разглядывая сердцевину, это могло бы показаться забавным, но, поскольку я делала то же самое, мне было не до веселья. Откинув рис на дуршлаг, промываем его горячей водой, заворачиваем в марлю и еще полчаса доводим до готовности на пару.
Вообще говоря, рис по-индийски - это, пожалуй, единственный рецепт в "Искусстве французской кухни", который Джулия словно нарочно доводит до крайней степени идиотизма. Усмирять взбесившийся сливочный соус тоже непросто, но это ничто по сравнению с тем раздражением, которое возникает от осознания бессмысленности собственных действий при приготовлении риз аль индьен. Готова поспорить, что никому не удастся приготовить это блюдо, не обругав раскрытую книгу, представляя на ее месте физиономию автора: "Имей совесть, женщина, это же всего-навсего долбаный РИС, так-его-растак!" Став свидетелем моих выпадов, Эрик переименовал риз аль индьен в "стервозный рис" - не только оттого, что его так сложно делать, но и оттого, что любой, кто попросит вас приготовить рис по этому рецепту, в душе наверняка очень и очень злой человек.
Но, как ни странно, в тот вечер нам удалось поужинать раньше девяти - такого не было уже давно. Эрик перемыл всю посуду, я смешала нам по "буравчику". Я по-прежнему лучилась от того, что закончила рыбную главу, а мидии оказались совсем легким блюдом - в кои-то веки у меня не возникло ощущения, что на ужин я проглотила кирпич. Я потягивала коктейль. По телевизору показывали реалити-шоу. В комнате повисла многозначительная тишина: мы с мужем пытались припомнить, чем занимаются люди в свободное от готовки время.
Отставив нетронутый коктейль на кофейный столик, Эрик поднялся и заявил:
- А пойду-ка я побреюсь.
Бриться Эрик ненавидит. Ему до сих пор кажется, что он не научился правильно бриться, и это серьезно уязвляет его мужское самолюбие. Когда я приезжала к нему в колледж, то по воскресеньям все мое лицо становилось красным и горело от соприкосновения с его колючими усами. Закончив колледж, он собрался с духом и подошел к решению проблемы бритья всерьез. Но все равно оно так и осталось для него испытанием, может быть, потому, что превратилось в семейную шутку, которую понимаем только мы. Это когда, например, Эрик говорит: "Смотри, дорогая, я специально для тебя побрился" - и при этом многозначительно поигрывает бровями.
Но на этот раз ему не довелось выйти из ванной, поглаживая чисто выбритый подбородок с хитрой улыбкой на лице. Вместо этого я услышала "о черт!".
Я давно научилась понимать, что означает то или иное ругательство моего мужа, и, услышав это "о черт!", сразу вскочила с дивана и понеслась в ванную. Эрик стоял в луже, а из трубы за унитазом хлестала вода.
- О черт!
- Вот и я сказал то же самое.
Я притащила из чулана ведро, но оно под унитаз не помещалось, и мне пришлось пожертвовать своей самой большой миской, которую мы и подставили под унитазный фонтан. Мы оба промокли до нитки, вода была повсюду. Когда мы наконец вытерли лужу, миска под унитазом наполнилась, и мне пришлось принести в жертву еще одну миску и по мере заполнения менять их местами.
- Как перекрыть воду? - перекрывая шум воды, спросил Эрик.
- Ты меня спрашиваешь? Я-то думала, что мужья как раз для этого и нужны!
Мы покрутили все краны, которые можно было покрутить, но это ни к чему не привело, и пришлось спускаться в подвал, где раньше я никогда не была. Вообще-то, подвал - это громко сказано. Помните финальную сцену в фильме "Ведьма из Блэр"? Очень похоже, только, если помните, в том доме было пусто, а кости, обнаруженные детьми в темном подвале, нам так и не показали. И хотя теперь мне всю жизнь будет сниться в кошмарах, как я спускаюсь по лестнице в кромешной темноте, все это оказалось напрасным: мы так и не нашли, где перекрывается вода.
Поэтому вместо того, чтобы нежиться в постели со свежевыбритым супругом, я дежурила, сидя на полу, и меняла миски каждые семь с половиной минут (я специально засекла время, а чем еще заняться человеку в четыре утра в ожидании, когда очередная миска наполнится водой из протекающего унитаза?). Эрик не спал до половины четвертого, пока не проснулась я и не заставила его лечь в кровать. В промежутках я умудрилась приготовить муслин-о-шоколат, который, хоть и требует застывания, получился просто великолепно. (И слава богу - очередной катастрофы я бы не перенесла.) Я охладила мусс и подала его вечером в кофейных чашечках, разрисованных рафаэлевскими херувимчиками, которые мы купили по дешевке в сувенирном магазине напротив Сикстинской капеллы в медовый месяц после долгой-долгой прогулки. В медовый месяц мы каждый день пили из этих чашечек вино. Шоколадный мусс в тот вечер напомнил нам о том, что жизнь иногда бывает прекрасной, а вспомнить об этом в такой день не мешало.
Все закончилось хорошо, и я не стану винить трубы, из которых хлещет библейский потоп, в том, что той зимой между нами пробежал холодок. Нет, в этом виноваты лишь трубы, которые замерзли на целых четыре дня.
…хочу сделать свою линию дизайнерской мебели для секса. Кресла и диваны с эргономичными регулируемыми подставками для занятий сексом, которые еще и выглядят ОЧЕНЬ СТИЛЬНО. Я тут набросала пару эскизов, отсканирую и пришлю тебе. Может, твоя мама подскажет, как организовать производство? Я даже название придумала: Штуппенхаус!
Чем хорошо иметь подругу еще больше чокнутую, чем ты сама? Смотришь на нее и укрепляешься во мнении, что для тебя еще не все потеряно. Ну разве можно сомневаться в том, что осваивать все подряд рецепты из "Искусства французской кухни" - вполне здравая затея, когда Изабель составляет бизнес-план по производству мебели для секса в стиле пятидесятых, да и еще зовет в консультанты мою маму?
С Изабель мы знакомы с первого класса. Вместе мы придумывали танцы под Синди Лаулер, и именно Изабель просветила меня насчет того, о чем действительно поется в песенке "She Bop". Когда я поделилась с друзьями и родными своими планами по поводу Проекта, лишь двое не произнесли фразу "и зачем тебе это надо" в различных ее вариациях - мой муж и Изабель. Подруга из нее что надо.
Из меня же, напротив, подруга никудышная. Изабель всегда старалась поддерживать связь, хотя мы и разъехались по разным городам после окончания школы. Ни разу она не забыла про мой день рождения, покупала мне подарки на Рождество, предлагала постричь меня бесплатно. Одобряла всех моих бойфрендов и внимательно выслушивала мою бесконечную болтовню о них. Я же, оказываясь в местах, где она жила, нередко забывала даже позвонить ей. День ее рождения не вспомню даже под страхом смерти, а на Рождество дарила ей всякую ерунду, купленную мимоходом на кассе в "Барнс энд Ноубл". Ни с одним из ее парней я так толком и не познакомилась, и мне не раз хотелось встряхнуть ее за плечи и закричать: "Ради всего святого, Изабель, заткнись хоть на минутку!"
Но несмотря на то, что подруга я плохая, Изабель я очень люблю. Поэтому в свое время и обрадовалась, когда на горизонте возник Мартин. Он показался мне молчаливым и немного странным - Изабель говорила, что он фотограф и художник, но я его работ никогда не видела. Мартин слегка сутулился, как часто бывает у высоких худощавых мужчин, если они вдобавок застенчивы. Но в те редкие моменты, когда он улыбался, улыбка его была открытой и добродушной. И без слов было ясно, что он понимает Изабель и все, что кроется за всеми ее визгами и одержимостью всем необычным, а понять это не так-то просто, и это еще мягко сказано. Но он понял все с первого взгляда.