- Не годится. Во всем должна быть плановость. Даю тебе срок десять дней. В этот срок уложись как хочешь. Я уже пригласил на плавание кое-кого из района. Нужных людей, понимаешь? А еще надо ставить дизель да обкатать лодку, так что поторопись.
Жора еще раз обошел двор и вдруг остановил взгляд на конуре, в которой дремала Зина со щенками.
- Что это у тебя, щенки? Сколько штук?
- Шесть.
- Дай одного.
- Сейчас нельзя, собака будет волноваться.
- Вроде крупные, - проговорил Жора, заглядывая в конуру. - Плохо, что черные. Черные животные болеют чаще, чем белые, - притягивают солнце… И для чего тебе, дед Лукьян, беспородные собаки?! Вон у моего знакомого в городе собака так собака. Английская. Колли. Слышал про такую? Щенков дает десять штук в год. Каждый по сто рубликов. Соображаешь? Очень выгодная собака. Ну сожрет она мяса на сотню - все одно, за год себя оправдает… Только брехучая она… Эта твоя сука вроде лохматая. Ежели щенки будут большими, то одного пса на шапку хватит.
Лукьян отбросил окурок, взял ведро и спустился к реке, а когда вернулся, Жорин "Москвич" уже пылил в сторону поселка. Только Зина вела себя как-то необычно: бегала по двору, тревожно поскуливала. Заглянул Лукьян в конуру, а одного щенка не хватает.
Через десять дней, когда Лукьян доделал лодку, на грузовике приехали рабочие сыроварни; погрузили лодку в кузов, передали старику деньги от Жоры (гораздо меньше, чем условились при договоре - сказали "Жора позже еще подкинет"), и уехали.
Лукьян отправился в поселок; сделал в магазине кое-какие покупки и зашел на почту, где устраивали посиделки любители побеседовать.
На почте от сведущих людей Лукьян узнал, что директор Жора держит щенка в сарае и не выгуливает; изредка немного даст поразмяться во дворе и снова запирает.
К осени трех щенков Зины взяли односельчане, двое остались у старика. Лукьян заготавливал дрова на зиму, выкапывал и просушивал картошку, и щенки крутились около него, покусывали поленья, клубни - вроде бы помогали старику.
- Смышленые, чертенята, - усмехался Лукьян. - Все в мать.
Однажды зимой Лукьян направился в поселок за продуктами и куревом, за ним увязалась Зина. После магазина Лукьян, как обычно, заглянул на почту. Среди важных городских новостей и менее важных, поселковых, сведущие люди сообщили Лукьяну, что директор Жора отравил свою собаку. Никто не знал, кто сдирал с нее шкуру, но все в один голос утверждали, что скорняк в городе сшил Жоре отличную шапку.
Директор сыроварни оказался легок на помине - только Лукьян с Зиной отошли от почты - он идет им навстречу; в распахнутом тулупе, в черной лохматой шапке.
- Привет, дед Лукьян! - Жора весело вскинул руку и, проходя мимо, бросил: - Лодка получилась неплохая. Мои друзья из района остались довольны. Жди еще заказик.
Он уже отошел, как вдруг, принюхавшись, Зина оскалилась, зарычала, шерсть на ее загривке встала дыбом; внезапно она кинулась на директора и цапнула за ногу.
Жора заорал и, прихрамывая, побежал к почте. Зина снова бросилась на него - тихая, послушная собачонка точно взбесилась.
- Чья это тварь?! Заберите! - отбиваясь от собаки, вопил Жора.
Лукьян подошел, сделал вид, что отгоняет Зину, но Жора заметил ухмылку на лице старика.
- Это твоя, дед, собака, я знаю! Ты мне за все ответишь!
- Отвечу! Чего ж не ответить? Пошли, Зина!
Старик отмахнулся и зашагал в сторону дома.
Буран, Полкан и другие
В десять лет меня называли "профессиональным выгульщиком собак". В то время мы жили на окраине города в двухэтажном деревянном доме, в котором многие жильцы имели четвероногих друзей.
Вначале в нашем доме было две собаки. Одинокая женщина держала таксу Мотю, а пожилые супруги - полупородистого Антошку. Мотя была круглая, длинная, как кабачок. Хозяйка держала ее на диете, хотела сделать "поизящней", но таксу с каждым месяцем разносило все больше, пока она не стала похожа на тыкву. А вот Антошка был худой, несмотря на то что ел все подряд.
Жильцы в нашем доме считали Антошку симпатичней Моти.
- Мотя брехливая и наглая, - говорили. - Вечно сует свой нос, куда ее не просят.
Некоторые при этом добавляли:
- Вся в хозяйку.
Антошка, по общему мнению, был тихоня и скромник.
Мне нравились обе собаки. Я их выгуливал попеременно.
Потом в нашем доме появилась третья собака: сосед, живший над нами, привел себе бездомного, грязноватого пса и назвал его Додоном. После этого мне, как выгульщику, работы прибавилось, но я только радовался такому повороту событий.
Наш дом слыл одним из самых "собачьих", и все же ему было далеко до двухэтажки в конце нашей улицы. В том доме собак держали абсолютно все! Там жили заядлые собачники, и в их числе дворник дед Игнат и слесарь дядя Костя.
Дед Игнат и его бабка держали Бурана - огромного неуклюжего пса из породы водолазов. У Бурана были длинные висячие уши, мешки под глазами, а лаял он сиплым басом. Как-то я спросил у деда:
- Почему Буран водолаз? Он что, под водой плавать умеет?
- Угу, - протянул дед.
- Наверно, любая собака может под водой плавать, - продолжал я. - Просто не хочет. Чего зря уши мочить!
- Не любая, - проговорил дел. - У Бурана уши так устроены, что в них не попадает вода. Таких собак держат на спасательных станциях, они вытаскивают утопающих. Вот пойдем на речку, посмотришь, как Буран гоняет рыб под водой. И на воде он держится не как все собаки. Крутит хвост винтом и несется, как моторка. Только вода сзади бурлит. А настырный какой! Не окрикнешь, так по течению и погонит. За ним глаз да глаз нужен. И куда его, ошалелого, тянет, не знаю! Ведь живет у нас, как сыр в масле. Вон и выглядит как принц. Ишь отъелся!
Дед потрепал собаку, и Буран зажмурился, затоптался, завилял хвостом и начал покусывать дедов ботинок.
- Цыц! - прикрикнул дел. - Весь башмак обмусолил.
Буран, обиженный, отошел, лег со вздохом, вытянул лапы и положил между ними голову.
Я почесал пса за ушами, он развалился на полу и так закатил глаза, что стали видны белки.
Буран любил поспать; он был редкостный соня, настоящий собачий чемпион по сну. Уляжется на бабкином диване и храпит. Иногда во сне охает, стонет, и вздрагивает, или глухо бурчит и лязгает зубами - сны у него были самые разные: и радостные и страшные.
Днем Буран разгуливал по дворам. От нечего делать заглядывал к своему брату Трезору, который жил на соседней улице. Раз пошел вот так же гулять - его и забрали собаколовы, "люди без сердца", как их называла бабка. Прибежал я его выручать, показываю собаколовам паспорт Бурана, а они и правда "без сердца".
- Ничего не знаем, без ошейника бегал, - говорят. Потом видят, я чуть не реву. - Ладно уж, - говорят, - забирай. Но смотри, еще раз без ошейника увидим - не отдадим.
"Все-таки у них есть сердце, - подумал я, - но какое-то железное, вроде механического насоса для перекачки крови".
Открыл я клетку, а Буран как прыгнет и давай лизать мне лицо. Казалось, так и говорил: "Ну и натерпелся, брат, я страху".
Дед Игнат научил Бурана возить огромные сани. Зимой купит поленьев на дровяном складе, впряжет Бурана в сани, и тот тащит тяжелую кладь к дому.
Много раз мы с ребятами стелили в сани драный тулуп, и Буран катал нас по улице; мчал так, что полозья визжали и за санями крутились снежные спирали, а нас подбрасывало и мы утыкались носами в мягкие завитки тулупа. Но долго нас Буран не возил. Прокатит раза два, ложится на снег и высовывает язык - показывает, что устал. Но выпряжешь его - начинает носиться с другими собаками как угорелый, даже про еду и сон забывает. Или бежит к своему брату и борется с ним до вечера и не устает никогда.
Буран вообще не любил с нами играть. Когда был щенком, любил, а подрос - его стало тянуть ко взрослым. Позовет его мальчишка или девчонка, а он делает вид, что не слышит. А если и подойдет, то нехотя, с сонными глазами и раз двадцать вздохнет. Ребят постарше еще слушался, а разных дошколят и не замечал.
Иногда на нашей улице случались стычки. Какой-нибудь мальчишка начнет говорить со мной заносчиво и грубо, а то еще и угрозы всякие сыпать. В такие минуты я не махал кулаками, а шел к деду Игнату и прицеплял Бурану поводок. А потом прохаживался с ним разок-другой по нашей улице, и, ясное дело, заносчивый мальчишка сразу притихал. Частенько я проделывал этот трюк и без всякого повода, на всякий случай, просто чтоб никто не забывался.
По ночам деду не спалось, он ставил самовар и за чаем разговаривал с Бураном, рассказывая ему про свои стариковские дела. И Буран всегда его внимательно слушал. Наклонит голову набок и ловит каждое слово. Иногда бугорки на его лбу сходились и он вздыхал. Тогда дед гладил его:
- Ты-то, лохматина, все понимаешь, я знаю.
Но если Буран фыркнет, дед закипал:
- Что, не веришь? Еще спорить будешь со мной? - Потом отойдет, кинет Бурану кусок сахара и рассказывает дальше.
Так и бормочет, пока бабка не уведет собаку к себе на диван - она грела ноги в ее шерсти, говорила: "От ревматизма помогает".
Несколько раз в год бабка чесала Бурана и из шерсти вязала варежки и носки. По Бурану бабка определяла погоду: уляжется пес в углу - назавтра жди холодов, крутится посреди комнаты - будет тепло.
- Он все чувствует, - говорила бабка.
А у дяди Кости было две собаки: спаниель Снегур и овчарка Полкан, оба невероятные показушники: любили находиться в центре внимания, занять в комнате видное место, повертеться на глазах, похвастаться белоснежными зубами…