Во время перекура, так же посмеиваясь, дядя Федя рассказывал Вовке про рычаги управления, объяснял, зачем та или иная деталь. Вовка никогда не мог понять - шутит дядя Федя или говорит серьезно, тем не менее, все больше изучал машину.
Часто дядя Федя говорил:
- Ну давай, гроза шоссе, показывай, где там надо залатать?
И Вовка показывал царапины и вмятины.
Когда дядя Федя уходил обедать, Вовка забирался в кабину самосвала, включал скорости, прыгал на сиденье, крутил руль-баранку - представлял, как несется по шоссе.
Каждый день Вовка ходил на автобазу и через полгода уже считал себя профессиональным водителем и механиком. Не хватало только своего самосвала.
Однажды под Новый год Вовка встретил на улице дядю Федю.
- Ого! Кого я вижу! - проговорил дядя Федя нетвердым голосом. - Волкодав дороги! Ну-ка, иди сюда. Ахнешь, что тебе скажу, - дядя Федя нагнулся к Вовке и прошептал:
- Щас только с Дедом Морозом виделся. Он обещал в этот раз притащить тебе настоящий грузовик.
Вовка поднял глаза на дядю Федю и онемел от удивления.
- Да, да, точно, настоящий, - продолжал дядя Федя серьезно. - Уж ты, говорю, дед того! Смотри, Вовке-то пригони самосвальчик. Чего тебе стоит-то! Он, Вовка, говорю, парень наш, мировой… Пообещал… Так что все в порядке. Жди.
- Настоящий самосвал?! - еле выдохнул Вовка. - Как у вас?
- Лучше! Лучше, черт побери! - дядя Федя подмигнул и побрел в сторону.
В новогоднюю ночь Вовка долго не мог уснуть. Все вглядывался в морозное окно, ждал, когда к дому подкатит Дед Мороз на самосвале.
Утром, проснувшись чуть свет, Вовка бросился к окну и увидел чудо: прямо перед домом тарахтел новенький, сверкающий краской самосвал! Вовка накинул тулуп, ушанку, валенки, выбежал на крыльцо; он не сомневался, что это его, Вовкин самосвал: "Ведь такого на базе нет. К тому же стоит заведенный, а в кабине никого. Наверняка, Дед Мороз пригнал его ночью и оставил для меня".
Вовка влез на сиденье и покрутил руль. Потом выжал педаль, включил скорость и… самосвал медленно покатил.
Чем быстрее ехала машина, тем радостней становилось Вовке; он даже хотел запеть, но вдруг самосвал начал сползать в сторону и, круто повернув, уткнулся в сугроб. Вовка стукнулся лбом о руль-баранку; мотор заглох.
Потирая лоб, Вовка вылез из кабины и увидел - к нему со всех ног бежит дядя Федя и рядом незнакомый шофер.
- Ты что, спятил?! - кричал дядя Федя, а шофер грозил кулаком.
Подбежав, дядя Федя дал Вовке подзатыльник и кинулся осматривать машину.
- Все цело, - сказал шоферу и смахнул пот с переносицы.
- Ну и шкет! - проговорил шофер. - У вас здесь все такие?
- Да нет, - махнул рукой дядя Федя. - Это только он такой!
- Дядь Федь! - тихо сказал Вовка. - Ты же говорил… - Вовка хотел напомнить дяде Феде про его разговор с Дедом Морозом, но какой-то горький комок застрял в горле, он не выдержал и заплакал.
- Говорил, говорил, - проворчал дядя Федя. - Мало ли что говорил… Соображать надо. Парень-то вон уж какой!
Дядя Федя с шофером влезли в кабину, завели мотор и поехали назад. А Вовка еще долго стоял на дороге и тер глаза кулаками.
…Странно, но через несколько лет мы с Вовкой поменялись местами. Для него Новый год стал только поводом повеселиться, а я стал ждать Деда Мороза и надеяться на какое-то волшебство.
Собиратель чудес
Женька был длинный и худой, с удивленным немигающим взглядом, как будто все видел впервые. Тысячу раз мы гоняли в футбол между берез на нашей улице, но он всякий раз вздыхал:
- Ох, ну и березы! Во великаны!
Или частенько, задрав голову к небу, бормотал:
- Эх, погодка! Красота! - глубоко вздыхал и закрывал глаза от удовольствия. Это "Погодка! Красота!" я слышал от него каждый день. Даже в дождь и слякоть ему все было "красота".
А овощи, которые мы таскали с огородов, он считал чуть ли не заморскими фруктами.
- Никогда таких не ел! - смаковал какую-нибудь морковь и причмокивал и облизывался.
Змей, которого мы запускали, ему вообще казался лучшим в мире.
- Чудо, а не змей! - вопил и весь дрожал от возбуждения.
Я не любил Женьку - он слишком всем восторгался. И главное, не тем, чем надо. А вот футбол почему-то не очень-то любил и почему-то не ездил с нами на рыбалку.
С Женькой я никогда не разговаривал на серьезные темы - только о погоде.
- Ну, как погодка? - спрошу и усмехаюсь.
- Красота! - заулыбается Женька. - Красота погодка! - и помашет ладонью на раскрасневшееся лицо (если жара невыносимая) или подышит на варежки (если мороз трескучий).
Как-то мы с Вовкой собрались на рыбалку. С вечера, как всегда, накопали червей, положили в садок хлеб, помидоры, огурцы, соль. Только упаковались, вдруг выяснилось - назавтра Вовкину мать вызывают на работу, и Вовке придется сидеть с младшим братом.
Взял я удочки (мы собирались у Вовки), пошел, расстроенный, домой. Бреду по улице и рассуждаю: "Идти на рыбалку одному или нет?". Вроде бы идти надо - целую банку червяков накопали. В то же время одному идти скучно. Иду так, рассуждаю, вдруг навстречу топает Женька.
- Ого! - выпалил он, уставившись на удочки. - На рыбалку собрался?
- Как погодка будет? - обрезал я его.
- Красота погодка будет! Погодка будет что надо! Вот увидишь!.. Эх, - вздохнул он и поплелся рядом. - Мне бы с тобой.
- Куда тебе! Мамаша небось не пустит!
- Не пустит, точно, - откликнулся Женька. - А знаешь что?.. Я удеру! - он схватил меня за руку и его глаза совсем полезли из орбит.
Я встрепенулся:
- Как так?
- А так! - воскликнул Женька и, наклонившись ко мне, проговорил заговорщическим голосом:
- Ты свистни под нашим окном, когда пойдешь. Я незаметно и вылезу… Вот только удочек у меня нет. Дашь одну?
Я подумал, что идти на рыбалку с таким мямлей, как Женька, хорошего мало. "Но все ж вдвоем, - решил. - Говорить с ним ни о чем не буду, а станет мешать - уйду в другое место".
- Ладно, дам, - сказал я. - И смотри! Свистну рано, если сразу не вылезешь, больше свистеть не буду.
- Вылезу, - заверил Женька.
Будильник загремел, когда в открытое окно еще тянуло сыростью и в палисаднике зеленел полумрак. Вскочив, я быстро оделся, взял снасти и вышел на улицу.
Солнце еще не всходило, но в березах уже кричали птицы. Я направился к дому Женьки. Я был уверен, что он не пойдет, и спешил в этом убедиться, чтобы потом обозвать его болтуном и трусом. Подойдя к его дому, засунул в рот пальцы и свистнул. Как и ожидал, из окна никто не выглянул.
"Дрыхнет, трепач", - усмехнулся я и только хотел свистнуть еще раз - потрясти воздух как следует, как вдруг из-за угла дома выглянула его голова. Приложив палец к губам, он процедил:
- Тц-ц-ц!.. - и, перешагивая через мокрые от росы цветы, заспешил ко мне. - Я давно тебя жду, - поеживаясь, прошептал. - Только мои уснули, я сразу драпака. В сарае отсиделся, замерз…
"Надо же!" - удивился я про себя, сунул Женьке одну удочку и мы повернули к реке.
- Видал, сколько росы?! - подтолкнул меня Женька. - Значит, погодка будет отличная… Ух, и половим!.. Как ты думаешь, мы много поймаем?
Я только пожал плечами.
Когда мы спустились к реке, уже взошло солнце, и туман над водой стал рассеиваться. Я начал готовить снасть.
- Ух ты! Кто-то рисует водяные знаки! - вдруг громко поразился Женька и показал на зигзаги, которые чертили на поверхности воды плавники мальков.
- Тише ты! Рыбу распугаешь! - прохрипел я и зло посмотрел на "горе-рыболова".
Женька закрыл рот и стал спешно разматывать удочку. Только я забросил снасть, как Женька увидел водомерок, и у него опять вырвалось:
- Ух ты, как конькобежцы!
Я показал ему кулак и, сдерживая голос, бросил:
- Еще слово - и получишь!..
Женька смутился и тоже забросил удочку. Минут десять он стоял молча, только таращил глаза по сторонам и строил мне гримасы, как бы говорил: "Видел это?" или "Заметил то?".
"Никак не поймет, дуралей, что это я видел тысячу раз", - усмехнулся я про себя, и в этот момент мой поплавок задергался. Сделав подсечку, я потянул удилище, и на песок плюхнулся полосатый окунь. Женька сразу бросил свою удочку, подбежал ко мне и тихо затарато-рил:
- Ай-я-яй! Ой-е-ей!
Пока он рассматривал окуня, его поплавок резко поплыл в сторону.
- Смотри! - я толкнул его в плечо.
Женька метнулся к удилищу, схватил его обеими руками и попятился от воды. Он семенил до тех пор, пока на мелководье не плеснуло и в песке не затрепетал небольшой голавль. Бросив удилище, он подбежал к рыбе, схватил ее и, прижав к животу, затанцевал от радости. Он успокоился, только когда я стукнул его меж лопаток; тогда снова взял удочку и притих.
Солнце поднялось выше, и по воде прямо на нас побежала слепящая полоса; у наших ног она обрывалась в прыгающие блики. Женька опять засиял, растянул рот в улыбке.
- Чудо! Настоящее чудо! - забормотал.
"Вот олух, - злился я. - Солнце, что ли, никогда не видел? Где там чудо?.. Все такое обычное".
Через час я поймал еще трех окуней и одну плотвичку. Женька выудил крупного ерша; каждую мою рыбу он встречал восторгом, рассматривал и так и сяк, щелкал языком, а отцепив своего ерша, сказал:
- Спасибо, что взял меня на рыбалку… И вообще здорово, что я убежал!..
Стало припекать. Потянул ветерок. На другой стороне реки закружил коршун.
- Высматривает мышь на земле? - тихо спросил Женька, но я ничего не ответил.
После рыбалки, не переставая улыбаться, Женька сказал: