Еще был у нашего старика единственный сын сорока лет, который славился в округе своим благонравием: он не пил, не курил… Да что там не курил - он и не смеялся, и не сердился, ничему никогда не радовался, а только прилежно трудился. Из-за этого окрестные жители относились к нему с большим почтением и даже прозвали его Авасским святым. Жену он не брал, бороду не стриг, некоторые даже начинали сомневаться, живой ли он. В конце концов общее мнение вынуждено было признать: "Да, ничего не скажешь, повезло старику с семьей, повезло". Вот такой был у него сын.
А сам старик ходил какой-то смурной. Выпить ему все время хотелось страшно, ну просто иногда невмоготу делалось, так что он не выдерживал, хоть и неудобно было перед домашними. Но все дело в том, что, если он пил дома, ему только тошнее становилось. Хотя ни старуха, ни сынок - Авасский святой - и не думали его бранить. Они, как ни в чем не бывало, ужинали, а старика, который потягивал рядом свое вечернее сакэ, будто бы и не замечали.
- А вот бывало… Да-а… - старик понемногу пьянел, язык у него развязывался, и он начинал нести всякий вздор.
- Похоже, весна пришла. Ласточки прилетели…
И чувствовал он, что ни к чему все его речи, но остановиться не мог.
Старуха и сын молчат.
- "Один лишь миг в весенний вечер дороже сотни слитков золотых…" Так ведь? - опять пытается втянуть их в разговор старик, но, увы…
- Покорно благодарю за угощение, - это Авасский святой, положив на стол палочки для еды, почтительно кланяется и встает.
- Что ж, пора, видно, и мне ужинать, - взгрустнув, старик убирает свою чашечку для сакэ. И так бывало всегда, когда он пил дома.
В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ, КОГДА С УТРА ЯРКО СВЕТИЛО СОЛНЦЕ, СТАРИК ОТПРАВИЛСЯ В ГОРЫ ЗА ХВОРОСТОМ…
Единственное удовольствие у старика - в погожий день привязать к поясу тыкву-горлянку и уйти на гору Мэч. Там он собирал хворост, а притомившись, усаживался на камень, громко и степенно откашливался: "Хэ-кхэ" и, приговаривая: "Ну и красотища же здесь", медленно потягивал сакэ из тыквы-горлянки. Лицо его сияло от радости, совсем другим человеком становился, не то что дома. Единственное, что в нем не менялось, - так это огромная шишка на левой щеке. Возникла эта шишка лет около двадцати тому назад, когда старику едва перевалило за пятьдесят, как-то осенью левая щека его стала вдруг ужасно гореть - по коже словно мурашки забегали, потом она раздулась, и образовалась шишка. Поглаживая ее, старик грустно посмеивался:
- Вот у меня и внучок родился.
На что сын его, Авасский святой, однажды чрезвычайно серьезно сказал:
- Позволю себе заметить, что дети из щек не рождаются. - Отчего старик сразу как-то смутился и расстроился. Старуха же сочла, видно, необходимым проявить заботу и без тени улыбки осведомилась:
- Надеюсь, это не опасно для жизни. - После чего потеряла к шишке всякий интерес и больше о ней не заговаривала. Только соседи сочувствовали старику и докучали ему вопросами: "Отчего же это такая шишка вскочила? Не болит ли? Не мешает ли?". А старик, посмеиваясь, качал головой. Какое там мешает - он действительно готов был лелеять шишку как любимого внука, она стала единственным его другом, единственной отрадой, и, даже умываясь по утрам, старик особенно осторожно плескал чистой студеной водой на шишку и тщательно вытирал ее. А в такие минуты, как сейчас, когда он благодушествовал, в одиночестве попивая сакэ в горах, шишка была для него просто незаменимым собеседником. Сидел он на камне, потягивал сакэ и ласково поглаживал свою шишку:
- А чего, собственно, бояться? Что тут такого? Человек же не может не пить. Все хорошо в меру. И нечего важничать. И почему я всегда так робею перед этим Авасским святым? "Ах, ах, простите, я вас не узнал!" Он-то тоже хорош… - нашептывал он шишке разные сплетни про всех, потом - "хэ-кхэ" - громко откашливался и…
ВДРУГ ВОКРУГ ПОТЕМНЕЛО, НАЛЕТЕЛ СИЛЬНЫЙ ВЕТЕР И ХЛЫНУЛ ЛИВЕНЬ…
Вообще-то весенние ливни - редкость. Но в этой горной местности такие внезапные перепады погоды - обычное явление. Белая дождевая завеса мгновенно окутала вершины, из-под ног, хлопая крыльями, вспорхнули фазаны и, пытаясь спастись от дождя, скрылись в роще. А старику все нипочем. "Пусть моя шишка освежится, ей это полезно", - думал он и не двигался с места, любуясь нежданным ливнем. А дождь между тем лил все сильнее и сильнее, и конца ему не предвиделось.
- По-моему, моя шишка освежилась достаточно, так и замерзнуть недолго, - с этими словами старик поднялся, громко чихнул, водрузил на спину собранный хворост и поплелся в рощу. А там - полным-полно птиц и зверей, укрывшихся от дождя.
- Простите, виноват, извините… - старик пробирался между деревьями и кустами, раскланиваясь с обезьянами, зайцами и фазанами, а потом увидел большую пещеру, образованную корнями старой горной вишни, и решил спрятаться в ней.
- Вот, глядите-ка, чем плохой дом? Прошу вас, заходите, места всем хватит, - приглашал он зайцев. - Ни сердитой старухи, ни святого, ну просто раздолье, заходите же, не стесняйтесь, - веселился он, а потом как-то незаметно заснул. Из пещеры послышался тихий храп с посвистыванием. Пьяницам стоит совсем немного выпить, и они начинают нести околесицу, чаще всего, впрочем, совершенно безобидную.
ЖДАЛ ДА ЖДАЛ СТАРИК, КОГДА КОНЧИТСЯ ЛИВЕНЬ, И - ТО ЛИ ОТ УСТАЛОСТИ, ТО ЛИ ЕЩЕ ПОЧЕМУ - НЕЗАМЕТНО ЗАСНУЛ.
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ В ГОРАХ ПОСВЕТЛЕЛО, ТУЧИ РАССЕЯЛИСЬ, И НАСТУПИЛА ПРЕКРАСНАЯ ЛУННАЯ НОЧЬ…
Стояла весна, и луна была в последней четверти. Ее ладья плыла по зеленоватой небесной глади, лунные блики, просачиваясь сквозь ветви, падали в рощу и, словно иголочки хвои, опускались на землю. Но наш старик сладко спал и ничего этого не видел. И только когда из дупла, хлопая крыльями, вылетела летучая мышь, проснулся и, увидев, что вокруг темно, испугался:
- Ах, как же это я…
Перед его взором немедленно возникли суровые лица старухи и сына: "Да, нехорошо получилось, очень нехорошо. Правда, до сих пор они меня ни разу не бранили, но, кто их знает, домой-то я теперь ох как поздно попаду. Ах, как все-таки нехорошо вышло! И сакэ-то, небось, уже ни капли… - он потряс тыкву-горлянку - на дне что-то слабо забулькало, - нет, есть еще", - сразу же приободрившись, он допил сакэ и слегка захмелел.
- Месяц-то уже на небе. Да, "за мгновение в весенний вечер…", - забормотал он и стал выползать из дупла…
НО ЧТО ЭТО? ЧТО ЗА ШУМ?
ВЫГЛЯНУЛ СТАРИК ИЗ ДУПЛА, А НА ПОЛЯНЕ…
"НУ И ЧУДЕСА, УЖ НЕ СОН ЛИ" - ТОЛЬКО И ОСТАВАЛОСЬ СКАЗАТЬ…
Взгляните! На поляне под деревьями творится такое… Не знаю, как должны выглядеть существа, именуемые чертями, никогда с ними не встречался. Правда, еще в детстве я часто видел их на картинках, но вот живьем - не сподобился ни разу. К тому же черти бывают разные. К ним относят обычно вурдалаков, вампиров и прочую нечисть, объединяя под именем "черт" существ, обладающих, мягко выражаясь, неприятным характером. Но, с другой стороны, на страницах газет, особенно в статьях под рубрикой "Новые публикации", нередко встречается выражение "чертовски талантлив", относящееся к тому или иному многообещающему писателю, и это лишает вопрос ясности.
Вряд ли авторы этих статей прибегают к столь сомнительным определениям нарочно, желая разоблачить этих многообещающих писателей и дать читателям понять, что произведения их так же скверны, как все, связанное с чертями. Признаться, когда я впервые столкнулся с этим выражением, адресованным одному известному писателю, я подумал о том, в какую ярость он должен был прийти. И каково же было мое изумление, когда я узнал, что столь безобразный эпитет вовсе не показался оскорбительным самому писателю, более того, мне сказали даже, что именно писатель и подсказал его автору статьи. Так что остается только развести руками, сетуя на собственную непонятливость. Тем не менее мне и сейчас трудно себе представить, что черти - эти нелепые красномордые существа в фундоси из тигровых шкур, размахивающие чем-то вроде тяжелых железных дубинок, могут каким-то образом быть причастны к литературе и чуть ли не служить образцом для подражания. Потому-то я и предлагаю критикам (которым мои взгляды могут, конечно, показаться глупыми и старомодными) избегать в своих статьях выражений типа "чертовски талантлив", "дьявольски умен". Не отрицаю, однако, что в этом сказывается определенная узость моих взглядов, тем более что и черти, как я уже говорил, бывают разные. Конечно, я мог бы, заглянув в Большой энциклопедический словарь, изобразить из себя этакого мудреца-эрудита и (приводя в восторг фанатичек самого разного возраста) многозначительно и велеречиво поведать вам массу сведений о чертях и прочей нечисти, но, к моему величайшему сожалению, в настоящий момент я сижу скорчившись в тесном бомбоубежище, а на коленях у меня - детская книжка с картинками, на которую мне и приходится ссылаться.
Итак, в роще, на просторной поляне, сидели кружком - люди ли, звери ли - десять чудных красных тварей, облаченных в фундоси из тигровых шкур, и пир под луной был в самом разгаре.
Наш старик обомлел было от страха, но ведь пьяницы только в трезвом виде ни к чему не пригодны, а стоит им выпить, тут уж только держись - храбрости занимать не приходится. А старик был как раз под хмельком, и потому все ему было нипочем, даже старухи своей и сына теперь не побоялся бы, случись они рядом. Да и чего их, собственно, бояться? Старик повел себя вполне достойно - к поляне он не приближался, но и от ужаса не цепенел. Как выполз из своей пещеры, так и остался стоять на четвереньках и с удовольствием разглядывал невероятное пиршество.