Давайте говорить начистоту. Я тут тяну резину, увожу читателей в сторону, но в чем же суть моего рассказа? Суть его - в конфликте между супругами. "Ущелье слез". Слова эти словно искра, которая может вызвать взрыв. И муж, и жена - люди воспитанные, не позволят себе не только рукоприкладства, но даже грубой перебранки. В жизни не раз бывали у них критические ситуации. Но их выдержка не давала событиям развернуться даже в самые острые моменты, когда каждая из сторон, в молчании собирающая доказательства вины другой стороны, могла бы, набирая карту за картой, неожиданно бросить их на стол с возгласом: "Мой выигрыш!" Что она так держится, это понятно: женщина есть женщина; вот он - мужчина ведь, а тряпка тряпкой.
Ущелье слез…
Муж ушам не поверил, но он не выносит препирательства и смолчал. Ты сказала это скорее всего в пику мне, но слезы-то льешь не ты одна. Я не меньше тебя думаю о детях. Я считаю, что семья для меня - самое главное. Чуть закашляет ночью ребенок, и я просыпаюсь сам не свой. Мне ужасно хочется и жилье подыскать получше, и жизнь тебе с детьми наладить, только руки никак не доходят. Я и так работаю на пределе сил. Не исчадие же ада я, в самом деле. У меня никогда не хватит духу со спокойной совестью бросить жену и детей на произвол судьбы. А насчет карточек и регистрации, так я не то что не знаю, просто у меня нет времени интересоваться подобными вещами.
…Все это отец произносит про себя, высказаться у него не хватает решимости, кроме того, он почти уверен, что не стоит заводить разговор, который жена не поддержит. И он, как бы размышляя вслух, произносит с легким нажимом:
- Найми прислугу.
Жена тоже не очень-то разговорчива и, когда к ней обращаются, сохраняет невозмутимую самоуверенность (и не одна она, все женщины, в общем, таковы).
- К нам никто не пойдет.
- Поищешь - так найдешь. Должен же найтись человек, который согласится у нас жить!
- Но ты утверждаешь, что все равно прислуга у меня будет плохо работать.
- Этого я…
Отец и в самом деле так думает, но предпочитает промолчать.
- Ну хоть бы кого-нибудь наняла!
Когда мать с малышкой за спиной уходит из дома по делам, отцу приходится присматривать за старшими детьми. Да еще что ни день - в доме человек десять гостей.
- Хочу сходить позаниматься в своей рабочей комнате.
- Прямо сейчас?
- Да. Понимаешь, работу надо закончить сегодня вечером.
Я говорю правду, но больше всего мне хочется сбежать от уныния и тоски, царящих в доме.
- Сегодня вечером я собираюсь навестить сестру.
Я знаю, что ее сестра серьезно больна. Когда жена отправляется к ней, мне приходится возиться с детьми.
- Так вот, наймешь кого-нибудь! - резко говорю я. Едва дело доходит до родственников жены, как настроение у нас обоих безнадежно портится.
Жить - страшно трудно. Со всех сторон стягивают тебя цепи, едва шевельнешься - кровь брызнет струей.
Я молча встаю, достаю из ящика стола пакет с рукописью, сую в рукав кимоно, завязываю в черное фуросики разлинованную бумагу, словарь и с безразличным видом ухожу из дома.
Мне уже не до работы. В голове одна мысль - в петлю или в воду. И я иду прямой дорогой туда, где можно выпить.
- Милости просим!
- Выпьем! Сегодня на тебе опять чертовски красивое кимоно.
Нравится? Я знала, что в полоску - твое любимое.
- Сейчас с женой поссорился. До смерти надоело сидеть взаперти. Выпьем. Сегодня останусь ночевать. Останусь, и все тут!
Родителей надо ставить выше детей, считаю я, но куда уж таким родителям до детей…
Подали вишни.
В нашей семье детям не перепадает лакомств. Вишен они, пожалуй, и не видывали. Угостить ребят - вот будет им радость! Ахнут, когда придет отец, надев на шею, наподобие кораллового ожерелья, связанные ниткой веточки вишен.
Но отец ест набухшие кровью вишни, ест с отвращением и выплевывает косточки, а в душе упрямо и вызывающе звучит: "Родителей надо ставить выше детей".
СКАЗКИ
перевод Т. Соколовой-Делюсиной
Вместо предисловия
"Ну вот, опять", - отец поднялся, отложив перо. Обычно, услыхав сигнал тревоги, он не двигался с места и, только когда начинали грохотать зенитные орудия, бросал работу, надевал своей пятилетней дочке защитный капюшон и, взяв ее на руки, спускался в бомбоубежище. Там уже сидела жена с двухлетним сыном на спине.
- Слышишь? Совсем рядом…
- Да, рядом. Ну и теснота здесь!
- А по-моему, как раз то, что нужно. В слишком большом убежище всегда можно в один прекрасный день оказаться погребенным заживо.
- И все-таки можно было бы хоть чуточку его расширить.
- Можно, конечно, только не сейчас: земля мерзлая, копать трудно. Оттает немного, расширю. - Пытаясь успокоить жену неопределенными обещаниями, он прислушивался к тому, что передают по радио.
Жена затихла, но тут же захныкала пятилетняя дочка: "Хочу наверх, пойдемте наверх, хочу домой…" Успокоить ее могло лишь одно - книжка с картинками: "Сказка о Момотаро", "Гора Кати-кати", "Воробей с отрезанным язычком", "Как черти старика вылечили", "Рыбак Урасима", - и отец открывал книгу, начинал читать. Несмотря на изношенное платье и неказистую внешность, он знал лучшие дни и когда-то даже владел удивительным искусством - сочинять истории.
- Давным-давно жили-были… - читал он бесцветным голосом, а в голове его рождались иные сказки…
Как черти старика вылечили
СЛУЧИЛОСЬ ЭТО ДАВНЫМ-ДАВНО… ЖИЛ В ОДНОЙ ДЕРЕВНЕ СТАРИК, А НА ЩЕКЕ У НЕГО БЫЛА ОГРОМНЕЙШАЯ ШИШКА…
Этот старик жил на острове Сикоку в местечке Ава у подножья горы Мэч. Вполне вероятно, что на самом деле он жил совершенно в другом месте, но мне почему-то кажется, что именно там, хотя никаких доказательств у меня нет… История об исцелении старика, если мне не изменяет память, описана впервые в "Подобранных сокровищах Удзи". Так это или нет, уточнить сейчас невозможно: бомбоубежище - мало подходящее место для изучения классики. Сказка о рыбаке Урасима, которую мне тоже предстоит прочесть, имеет не менее древние истоки - она встречается уже в "Анналах Японии". Длинная песня, посвященная рыбаку Урасиме, есть в поэтической антологии "Мириады листьев", варианты соответствующей легенды включены как в "Описание земли Танго", так и в "Императорское собрание сказаний о богах и небожителях". Уже в наше время Мори Огай написал драму об Урасиме (которую, кстати, так никому и не удалось поставить, даже Сёё), этот сюжет лег в основу известных пьес Но и Кабуки; гейши танцуют танец под названием "Урасима"… Прочитав книгу, я всегда отдаю ее кому-нибудь или продаю, так что собственной библиотеки у меня никогда не было. А когда, вот как сейчас, нужно уточнить нечто забытое, приходится отправляться на поиски. В данный момент это невозможно - я сижу в бомбоубежище. На коленях - раскрытая книга с картинками. И, стараясь не думать о соблюдении исторической точности, я даю волю собственной фантазии. А может быть, это и к лучшему - рассказ выйдет более живым и занимательным?
Убедив так самого себя, а скорее расписавшись в собственной несостоятельности, отец, этот чудной человек, продолжает:
- Случилось это давным-давно, в глубокой древности…
Он сидит, скорчившись, в углу бомбоубежища и читает книгу с картинками, а в голове у него рождаются иные слова, непохожие на те, что написаны в книге.
…И любил этот старик выпить. А пьяницы чаще всего одиноки в семье. Потому ли они пьют, что чувствуют себя одинокими, или наоборот- из-за этой склонности их сторонятся остальные члены семьи? Рассуждать на эту тему так же бесполезно, как, хлопая в ладоши, пытаться установить, от какой руки идет звук. Во всяком случае, оставаясь в домашнем кругу, старик явно чувствовал себя неуютно. Я не хочу сказать ничего дурного о его семье, напротив. Старуха его была еще крепка, хотя и приближалась к семидесяти. Спина у нее оставалась прямой, да и видела она хорошо. Судя по всему, в молодости старуха была очень недурна собой. С ранних лет привыкла она молчать, все силы отдавая семье и хозяйству.
- Гляди-ка, весна уже. А вишня-то, вишня как расцвела! - скажет, бывало, старик, а она только пробормочет:
- Да, в самом деле…
И тут же добавит:
- Подвинься-ка, я подмету.
И старику сразу же становилось как-то не по себе.