Разумеется, долго так продолжаться не могло. День шел за днем, на моем столе росла кипа исписанной бумаги, а вокруг меня по всей комнате копилась и копилась пыль. Какие бы коварные и далеко идущие планы я ни строил в отношении Гиневры, реализоваться сами собой при моем пассивном ожидании они не могли. Я просто не видел ее. Как и подобает типичной квартирной хозяйке, она не слишком рьяно относилась к своим обязанностям по наведению чистоты в сдаваемых комнатах; количество пыли в моей келье могло сравниться лишь с грязью, скопившейся на лестничной площадке и в холле. Да что там, весь дом был покрыт слоем грязи.
Исключение составляла лишь наша ванная комната. Заходя туда, я всякий раз обнаруживал неопровержимые свидетельства того, что кому-то явно небезразлично ее состояние. Более того, время от времени как сама ванна, так и весь санузел сверкали просто стерильной чистотой. Этот феномен некоторое время оставался для меня неразрешимой загадкой - до тех пор, пока я не познакомился с Маклеодом.
Однажды утром я наткнулся на человека, старательно драившего пол в ванной. Он поднял голову, посмотрел на меня и кивнул в знак приветствия, глядя из-под очков.
- Это, значит, вы теперь живете в комнате Динсмора? - поинтересовался он после нескольких секунд молчания.
Я утвердительно ответил, и он, встав с колен, представился, а затем обратился ко мне с короткой речью, которую произнес не без злой иронии в голосе.
- Вот что я вам скажу, - заявил он, покусывая губы, - обычно здесь повсюду жуткая грязь. Гиневре лень приподнять задницу, чтобы постирать носовые платки, а уж наводить чистоту в доме - об этом и мечтать не приходится. В общем, я взял на себя обязанность дважды в неделю наводить порядок хотя бы здесь, в ванной. Как мы оба видим, толку от этого немного. - Он почесал подбородок. - Я хотел договориться с Холлингсвортом - тем джентльменом, который также снимает комнату на нашем этаже, - чтобы он хотя бы время от времени тоже принимал участие в уборке, но увы, у него всегда то голова болит со вчерашнего, то он, видите ли, руку вывихнул, то у него прыщик на животе вскочил… - Он пожал плечами. - В общем, Ловетт, если хотите, можете оказать мне посильную помощь в наведении здесь чистоты; но должен вам сразу заявить, что если вы проигнорируете мое предложение о сотрудничестве, я все равно буду мыть и убирать ванную. Увы, вынужден признать, что чистота - моя слабость, если не сказать - пунктик.
Вот так я и познакомился с Маклеодом. Закончив свою речь, он вновь взялся за швабру и, поджав губы, продолжил мыть пол. В этот момент он вдруг показался мне страшно похожим на ведьму: узкое, даже костлявое лицо, подходящее по комплекции тело, покачивающееся взад-вперед в такт каким-то мыслям, и, конечно же, помело. Впрочем, не дождавшись от меня ни положительного, ни отрицательного ответа, он прервал работу шваброй и внимательно посмотрел на меня, при этом машинально причесав свои прямые темные волосы пятерней, словно расческой. Этот жест заметно изменил его еще непривычное для меня лицо. По крайней мере, я только теперь обратил внимание на длинный острый нос, слегка изогнутый, подобно клюву.
- Динсмор говорил, что вы писатель.
- Что-то вроде того.
- Понятно.
У меня было такое ощущение, что каждое мое слово Маклеод внимательно и обстоятельно оценивает и выносит в отношении моих высказываний окончательный, не подлежащий обсуждению вердикт.
- У меня к вам вот какое предложение, - сказал он, - можете принять его или же отклонить. Вы моете ванную по средам, а я по-прежнему убираюсь тут по субботам. - Судя по всему, ему без особого труда удавалось пропитать каждое произносимое слово убийственной иронией. Я почувствовал, что надо мной просто смеются.
Стараясь скрыть закипавшее раздражение, я демонстративно зевнул и поинтересовался:
- Как насчет того, чтобы подписать контракт по этому вопросу?
Его губы неторопливо изогнулись, но изобразили - как он ни старался - все же не добродушную улыбку, а ехидную ухмылку. Пристально посмотрев на меня, он сказал:
- Вижу, мое предложение не вызвало у вас прилива энтузиазма, а? - Он довольно рассмеялся, отчего на миг даже показался мне молодым и очень веселым человеком. - Да ладно вам, Ловетт. Это же я так, к слову. Просто повод для размышления. - Следующее предложение он сделал с таким довольным выражением лица, с каким дети сосут леденец на палочке: - Моя комната напротив вашей. Помоетесь - заходите. - Не то хихикая, не то фыркая, он осмотрел пол ванной и, удовлетворившись его состоянием, поставил швабру в угол.
Я так и сделал, и мы проболтали целый час. Я было предположил, что этот человек не захочет много сообщать о себе, но он развеял мои подозрения, с готовностью поддержав разговор о своей персоне. То, что он мне поведал, с трудом можно было назвать связным повествованием, скорее набором анкетных данных, предоставляемых для подробного досье. Ему сорок четыре года, рассказал он, и работает он в универмаге оформителем витрин. Родился и вырос в Бруклине и всю жизнь прожил холостяком. Его отец перебрался в дом престарелых, и теперь Маклеод редко видится с ним. Образование у него среднее, и школу он закончил все здесь же, в Бруклине.
- Я жил тут всегда, - сказал он все с той же насмешливой улыбкой на губах. - Я никогда не уезжал из Нью-Йорка, если не считать одной короткой поездки в Нью-Джерси. Вот и вся моя жизнь. - И он расхохотался.
- Неужели вся? - переспросил я.
- Похоже, вы мне не верите. Что ж, многие не верят. Объясняется все просто: я произвожу впечатление человека в некотором роде образованного. Я действительно, можно сказать, учился, но самостоятельно. Просто по натуре я не очень общителен. Как-то все не собраться приложить накопленные знания к какой-нибудь реальной работе; а вообще меня можно назвать не столько образованным, сколько начитанным человеком.
Договорив, он деликатно, но достаточно уверенно дал понять, что разговор окончен; пожимая мне руку на прощание по дороге к двери, он смотрел мне в глаза весело и даже как-то заговорщицки.
На следующий вечер я снова заглянул к нему, и на следующий тоже. По-моему, за ту первую неделю знакомства мы разговаривали с Маклеодом раз пять-шесть. При этом не могу сказать, что мы вот так просто взяли и подружились. Этот человек обладал даром говорить все, что думает, не слишком заботясь, какое впечатление его слова произведут на собеседника. Общаясь с ним, приходилось продумывать каждую фразу, если не каждое слово - наш диалог в любую минуту мог превратиться в поток колких замечаний с его стороны. Он мог вырвать из моих рассуждений какую-нибудь сказанную походя фразу и разобрать ее буквально по словечку, а затем хорошенько повертеть в руках и разжевать уже каждое слово. Мне все время приходилось защищаться и оправдываться; с одной стороны, мне доставляло удовольствие ощущение, что я постоянно даю возможность собеседнику тренировать свое остроумие и навыки анализа чужой речи, с другой - мне вовсе не улыбалось постоянно чувствовать себя подопытным кроликом, поведение которого изучают.
Какое же сладострастное удовольствие доставлял ему этот процесс! Например, я вспомнил при нем об одной девушке, с которой у меня незадолго до того был непродолжительный роман. Всем своим видом изображая безразличие, я сказал:
- На самом деле все это было так, несерьезно. Мы быстро надоели друг другу и разошлись как в море корабли.
Маклеод, как всегда, хитро и чуть загадочно ухмыльнулся, словно перекатывая из одного угла рта в другой все тот же леденец.
- Значит, как в море корабли?
Я несколько раздраженно ответил;
- Да, именно разошлись как в море корабли. Разошлись. разбежались… Вы разве никогда не слышали, что такое случается?
- Конечно, приходилось. Наслушался предостаточно. Посмотришь на людей - так можно подумать, они только и делают, что сходятся и расходятся, сбегаются и разбегаются. - Откинувшись на кровати к стене, он сложил перед собой руки и продолжил: - Знаете, Ловетт, я ведь о другом. На самом деле я не понимаю, что именно обозначают эти слова. "Сошлись - разошлись, сбежались - разбежались". - Он повторил эти слова, будто смакуя их, как какой-то редкостный деликатес. - Иногда, наверное, человеку удобно представлять себя даже не кораблем, а просто какой-нибудь деревяшкой, которая беспомощно носится на морских волнах.
- Если хотите, я могу объяснить вам, что это значит.
- Ну да, конечно, - расплывшись в улыбке, согласился он. - Что-что, а уж это вы объясните мне с превеликим удовольствием. Дело не в этом. Я просто пытаюсь представить самого себя "разбегающимся" с женщиной после того, как наши отношения зашли в тупик. Вспоминаю себя в молодые годы и не могу не признать, что расставаться с женщинами, с которыми судьба так или иначе сводила меня на какое-то время, было, прямо скажу, нелегко, и в душе надолго оставался неприятный осадок.
- Да уж я думаю… С таким садистом, как вы, что жить, что расходиться - наверняка самая настоящая пытка.
Эти слова я произнес, старательно маскируя под шутку. При этом я прекрасно понимал, что до приступа раздражения и вспышки злости довел меня именно Маклеод. Умел он вывести человека из терпения. Он тем временем кивнул и сказал:
- А ведь вы правы. Вспоминаю я, чем руководствовался в подобных ситуациях, и по всему выходит, что вел я себя весьма неприглядно. В общем, ни тогда, в молодости, ни позже я не был человеком, удобным в близких отношениях, а уж тем более в совместной жизни.
Эти слова он произнес совершенно другим тоном - абсолютно серьезно.
Впрочем, в следующую секунду он вновь перешел в наступление, обрушив на меня целый монолог.