- Вот дурьи головы! - высмеял обоих Мудрец. - Капитальца на фабрику у вас нет, леса в округе не ваши. Сидите тут и строите воздушные замки… Не-ет, друг любезный, держись-ка своей кельмы. Она одна тебя не подведет! Ждать нам от жизни нечего! Ломай хребтину на поле да на промысле до последнего издыхания. Ишь фабрикантами стать захотелось! Вот умора!
Приступ смеха согнул его в три погибели. Он гоготал, кричал, хрипел, а по лицу текли слезы. Он ревел, сипел, под конец даже завыл. Кто знает, может, его и кондрашка хватил бы, не пни его Матей Шванда-Левша под зад. Мудрец кувырнулся и очухался Поглядел на Левшу и собрался было кинуться на него, уж и кулаки сжал, да силач Левша, как бы не обращая на него внимания, повернулся боком. Мудрец запрыгал вокруг Левши, потянулся злобно к нему пальцами, но вдруг, откуда ни возьмись, мастер Петер Жуфанко.
- Это чего вы тут выкамариваете, молодцы? - обрушился он на Левшу и Мудреца. - Завтра идем в Брезно на стройку а вы жуть какие неприбранные, нечесаные, точно вас из хлева выпустили. Волосы длинные - хоть косы заплетай. Подбородки и шеи позаросли, аж кадыки не видать! - говорил Змей, строго оглядывая свою артель. И лихо плюнул на метр от себя. - Брадобрей! - кликнул он Феро Дропу - Живо всех подстриги! Потом побреетесь! И одежду проверить, подлатать, пуговицы пришить, - распорядился он. - Вы уж на военной все отслужили, вот и вспомните сию науку.
Мастер Жуфанко кончил, ловким полукругом выплюнул окурок, и парни сразу зашевелились.
- Сперва меня пострижешь! - приказал Змей, остановившись перед Феро Дропой.
- К вашим услугам, ваше благородие! - пошутил Брадобрей и почтительно поклонился Змею. - Какую прическу изволите?
- Обыкновенную, под горшок! - рассмеялся наконец и Жуфанко.
Сразу же нашелся стул, и в Брадобреевых руках затявкали ножницы, замелькала машинка, забегал гребень. Жуфанко-Змей сел, Брадобрей насадил ему на голову глиняный горшок, прижал его левой рукой, а правой по кругу начал стричь волосы.
Прибежала сестра Брадобрея, Стазка, и замерла в изумлении, увидев всю артель в сборе.
- Ты что, тоже пришла причесаться? - поддел ее Мельхиор Вицен-Мудрец. - Только дозволь, я и сам порасплету-позаплету тебе косицы!
- Не мели языком, Мудрец! - одернул его Брадобрей. - Еще слово, и я обрею тебя наголо!
Ребята рассмеялись, а Мудрец, сконфузившись, давай извиняться.
- Да у меня и в мыслях ничего плохого не было! Я и не думал Стазку обидеть! Ты ведь не сердишься на меня, Стазка?
Но та, уже опомнившись от удивления, поглядела горделиво на Мудреца и, небрежительно дернув плечом, повернулась к брату.
- Ступай дрова рубить!
- Сейчас ему недосуг! - вступился за Брадобрея мастер Жуфанко. - Вот острижет нас, все придем на подмогу! И ты тоже, Стазка, готовься, завтра поутру - в путь!
- А я еще не решила, пойду ли! - с достоинством отрезала Стазка и, ничего не объяснив, убежала.
- Неужто она посмеет с нами так поступить?! - повернулся Жуфанко к Брадобрею. Змей резко дернул головой, и ножницы заквакали так, что он даже вскрикнул.
- Не бойся, это она просто кочевряжится! - успокоил мастера Брадобрей.
- Ты поосторожней! - обрушился на него Жуфанко.
- Будешь так крутиться и вертеть головой, ей-ей отрежу! - пригрозил Брадобрей.
- Он, поди, и без нее обойдется, - отважился заметить Мудрец, но тут же прикрыл рот рукой.
Змей сурово на него зыркнул.
- Я просто думал, что… - растерялся Мудрец.
- Известно, что ты думал, - сплюнул в сердцах Жуфанко. - Не сидел бы я, так пришил бы тебе уши к плечам!
- Так уж сиди лучше, сиди! - унимая вскипевшего Жуфанко, Мудрец поспешил ретироваться.
- Готово! - сказал Брадобрей и подал мастеру зеркало.
Жуфанко оглядывал себя так пристально, что и про Мудреца забыл.
- А я еще парнишка хоть куда, - похвалил он себя со знанием дела.
- Следующий! - возгласил Брадобрей.
На стул сел Самоубивец.
2
Вечера и ночи перед отходом из дому бывают самыми короткими. Тогда-то и надо больше всего спроворить, уладить, проверить. В лихорадочной торопливости, словно каждую минуту ложится на отходящего безотложная обязанность и новый долг. Под вечер подстерегла Мария Дудачова удивленную Стазку Дропову и, расставив ноги, преградила ей дорогу.
- Оставь Само в покое! - возопила Мария.
- Тьфу, да мне его даром не надо! - огрызнулась Стазка и, обойдя ее под самым носом, добавила: - Держи его в чулане под замком, а то на свете тьма девчат, да таких пригожих, что ты и представить себе не можешь…
Стазка унеслась, а Мария, глядя ей вслед, долго стояла в тягостном раздумье. С какой бы охотой оттаскала она обидчицу за косы и окарябала ногтями. И вдруг передернувшись, помчалась домой - поджидать своего Само. Не она одна поджидала: в тот вечер за многими окошками стучали девичьи сердца. В поте лица трудились каменщики, расставаясь на десять недель со своими зазнобами.
Было уже утро, когда Само доплелся домой. Выкатилось солнце. Само жмурился, на веки ему давила усталость, ноги дрожали, подкашивались. После изнурительной, бессонной ночи он с наслаждением повалился бы на прохладную постель, накрылся бы прохладной периной, продрых бы хоть до обеда. Но через час надо было уходить. Дома на дворе его потешили подвиги отоспавшегося петуха. Он топтал одну куру за одной и, довольный, отхекивался. Наконец гордо и спесиво закукарекал. Начинался новый день. Само извлек из колодца ведро студеной воды, вылил ее в деревянную шайку и хорошо, до пояса вымылся. Полегчало. Усталость сошла, веки и глаза ожили, колени обрели устойчивость. Заговорил в нем голод…
Артель вышла ровно в семь. Семеро мужчин, восьмая - женщина. Воскресное утро робко подталкивало их в спину солнечными лучами. Обвешанные всякой кладью, они подались вверх по Глубокой дороге и на Камне остановились. Мастер Жуфанко сбросил со спины рюкзак.
- Положено проститься с селом и краем! - сказал он серьезно, словно совершал обряд.
Запустив руку в рюкзак, вытащил бутылочку палинки и налил в рюмки. Выпив друг за дружкой, они попрощались с родным краем, лежавшим перед ними как на ладони. Село жалось прямо под ногами, вокруг простирались неохватные угодья, обмывавшие на востоке подножья татранского Криваня.
- Какая земля, а не может нас прокормить! - сказал Мельхиор Вицен-Мудрец. - Хороший, благодатный край, глаз не оторвешь, а что толку? Ну скажите, что толку? Горбатим в поле, выдастся срок, спешим на заработки, а по весне мы такие же голозадые, как и год назад!..
- А чего бы вам не работать здесь, в Липтове? - неожиданно отозвалась Стазка Дропова и тут же примолкла, словно испугалась или застыдилась своего вопроса.
- Не так-то все просто! По нашей части здесь работу трудно сыскать, - не спеша и рассудительно ответил Жуфанко. - Ты только оглянись! В Выходной, в Важце, в Штрбе, Кокаве, Прибылине, в Довалове, Вавришове и Ямнике, в Петре, Яне и Угорской Веси, в Околичном, в Заважской Порубе, в Илянове и Плоштине - повсюду каменщиков пруд пруди, и то я упомянул только Верхний Липтов. За работу биться надо, а потом еще заработок скостят вполовину. Вот, милая Стазка, и приходится подаваться на сторону. Да мы далеко не уходим, до Верхнего Погронья рукой подать. Вот ежели бы в Вену или Пешт, дело другое! Поездом туда я два дня добирался… Ну пошли, скоро завечереет!
Они вздохнули согласно, вскинули рюкзаки на плечи и сбежали с Камня; пройдя под Известковой ломней, взошли на Вахтаров бугор. Старая дорога вскоре вывела к перепутью. Они прошли по мосту через Ваг, миновали Кралёву Леготу и бодро зашагали в сторону Малужиной, Нижней и Верхней Боцы. Пополудни перекусили уже на Чертовице. Вниз им спускалось легко. Над Ярабой, а потом и пониже нее напились кислой воды и полюбовались видом табуна олених. Статный олень-двенадцатилеток вел их рысью в густую пущу на склонах Малого Гапля. Над Мытом под Дюмбьером каменщики по откосам Вартовки и Поганска свернули влево. Там вновь при подъеме изрядно взмокли. Миновав Студеный холм, спустились в Буяков, прошли Задние и Передние Галны и постучали в ворота славного старинного города Брезно. Было пять часов пополудни, а они уже в трактире заказывали себе пива.
- Здесь и останемся! - решил Жуфанко. - Закусим и сразу же разместимся в бараке на дворе: именно к этому трактиру и требуется пристроить такую же часть, как вот эта старая.
Жуфанко убежал и вскоре вернулся с корчмарем Грундигом. То был мужик в теле. Борода и усы полностью закрывали нижнюю часть лица, и рот можно было разглядеть только тогда, когда он открывал его.
- Мы пришли, пан Грундиг, как было велено! - сказал Жуфанко. - Завтра и приступим. Надо бы только обговорить подробности, а главное, плату.
- Я не возражаю! - Трактирщик Грундиг подсел к столу и кивнул половому - тот вмиг подбежал. - Принеси каждому по пиву! За мой счет, господа…
Половой принес пиво, они чокнулись, выпили.
- За наш уговор! - возгласил тост Грундиг.
- Десятник есть у вас? - спросил Жуфанко.
- Не требуется, я его заменю! - улыбнулся трактирщик.
- А помощницы будут?
- Четырех хватит?
- Хватит! - согласился Жуфанко. - А теперь о мзде. Какая ваша цена?
Трактирщик Грундиг облизнулся, рассмеялся, а потом сделался серьезен. Допив одним духом пиво, с оглядкой заговорил.
- Не в обиду будь вам сказано, - подмигнул он Жуфанко, который сверлил его взглядом, - а я бы предложил каменщикам по семи гульденов в неделю, а вам, мастер, двенадцать. Стряпуху, разумеется, будете оплачивать сами.
Мужчины неодобрительно заворчали.