ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Миникайф проснулась чуть позже меня; увидев, что я на нее смотрю, она улыбнулась и спросила: "Ну, как ты?"
И встала. Видеть ее, голенькую, - это такой кайф, все равно как в лодочке посреди канадского озера ловить килограммами форель.
А потом, почти сразу, я опять стал думать про мудилу со второго уровня с его толстыми шкодливыми пальцами.
Мое канадское озеро тут же превратилось в грязную лужу, форели - в мазут, и я вспомнил, что поклялся спустить шкуру с них обоих.
У Миникайф болел желудок, давали себя знать язвы, они у нее расположились по всему пищеварительному тракту. Она открыла холодильник и налила себе стакан молока, оно ей помогало.
Потом она вернулась ко мне, легла рядом и сказала, что болит все сильней.
Я - хоть бы хны, смотрел на нее молча, и она спросила, что со мной.
Я ответил, что со мной-то ничего, у меня как раз все в порядке. Ну, это я привирал почище, чем зубодер без наркоза.
Она видела, что со мной неладно, и опять занудила про свои язвы, хотела, чтобы я с ней тетешкался.
Но мне ее нытье было по фигу, я встал, оделся и сказал, что мне надо уйти.
Я чувствовал, что от этой истории сердце у меня стало тверже гранита.
В торговом центре толпился народ. Тюремное население встает рано, и все эти мерзкие рожи уже маячили в длинных мраморных коридорах. От такого количества мерзких харь в таком количестве мрамора можно было подумать, будто ты попал в музей неудач Микеланджело. Зэки побогаче шли в только что открывшиеся магазины купить кто шмотку, кто цацку в подарок одной из шлюшек, которых в тюрьме хоть отбавляй.
Другие, нищая братия, голь перекатная с нулевого уровня, просто бродили вокруг, кто жевал какую-нибудь дрянь из "Виадука", кто такую же дрянь распаковывал, только собираясь пожевать, кто, уже успев позавтракать, той же дрянью блевал. Я направился к продуктовому магазину. Полсотни нанюхавшихся клея тараканов заползли мне в каждую ноздрю.
Начальником первого уровня был гад из "Виадука". Тот самый, что награждал нас вирусами и язвами, скармливая полуфабрикаты, которые, наверно, побывали на всех войнах. Но против статистики не попрешь: кому-то надо отъезжать на тот свет. Вот и выбирай - помирать от "Виадука" или с голоду.
Ну, мы больше давали дуба от "Виадука", с голоду-то и без нас нищеброды с нулевого уровня мерли как мухи.
А заместителем начальника был хозяин "Коломбо-Эспрессо-бара". Оба зажравшиеся подонки, и девок себе оторвали первостатейных. У начальника - дылда-официантка из "Сбарро", а у заместителя - продавщица из цветочного магазина, сама вся из себя как букет искусственных бабочек.
При таком раскладе для меня и всей компании привередников из Евралилля после разгрузки пломбированных вагонов, прибывавших к нам на вокзал Лилль-Фландрия первого марта и первого октября, оставались только страшные, старые, кривоногие, косоглазые, сопливые - и Миникайф.
В "Виадуке" пахло псиной, кошками, медведем и тюленем - всем вместе. Еще пахло потным гадом и шестьюдесятью потными подмышками тридцати забитых зэчек, работавших на кассах. Я вошел туда с твердым решением осуществить свой план по истреблению Миникайф и превращению ее в занавеску для душа.
Недолго думая, я направился в мясной отдел и выбрал кусок падали, которая, похоже, подыхала уже не один раз. Взял его и пошел в отдел молочных продуктов.
Там были стальные чаны, в которых еще оставалось на донышке молока, и батарея пластмассовых бутылок. Наполнявший их здоровенный детина сейчас, за отсутствием покупателей, сидел и грыз ногти.
- Как молоко? - спросил я и показал на первый чан.
- Тухлое, - проронил детина, грызя ноготь.
- А это? - Я показал на второй чан.
- Тоже тухлое, но в первом хуже.
- А в третьем?
- Эту дрянь мы бесплатно голытьбе с нулевого уровня раздаем. Тухлее не бывает, - поморщился он и сильно куснул ноготь.
Я попросил его налить две бутылки этой жидкости, и впрямь странной на вид и на цвет.
И потопал к кассе с двумя пакетами, в одном - гнилое мясо, в другом - прокисшее молоко.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Хорсболл была самой отвязной девкой во всем Евралилле. Кто-то даже пустил слушок, что ее-де застукали, когда она поджаривала на сковороде собственную дочь и ела кусочки подружки, которую та привела домой.
Может, правду говорили, а может, и нет. Сама она, когда ее спрашивали, говорила, мол, стопудово правда, маленькие девочки вкусные, все равно как картошка с маслом, она готова их килограммами есть, когда здоровье позволяет.
Да, Хорсболл была отвязная, но мы с ней корешились и нам было что вспомнить.
Так что, когда я увидел ее за кассой в "Виадуке", - обрадовался. Как полагается, сунул ей под нос мясо и молоко.
Она посмотрела на мои покупки, потом на меня, да так, будто это я отвязный. Я засмеялся и объяснил, мол, это не для меня, а для Миникайф, она неделю путалась с жирным музыкантом, пидором и рукоблудом.
Хорсболл вроде бы сообразила, что у меня на уме, и упаковала мою снедь в пластиковый пакет.
На прощание ей вздумалось со мной поцеловаться. Меня аж в дрожь бросило. Я так и слышал из глубины ее рта крики маленьких девочек.
Дома Миникайф все еще лежала в постели в чем мать родила.
- Есть хочу, есть хочу, - зачирикала она голосом проголодавшейся птички.
Я налил большой стакан тухлого молока и достал сковородку, чтобы пожарить мясо.
- Пахнет как-то странно, - сказала Миникайф.
Я ответил, мол, ничего странного, канализацию сегодня с утра ремонтировали. Миникайф мое вранье про канализацию проглотила. А потом проглотила кусок мяса и запила молоком.
Я сидел на краю кровати и смотрел на нее. Стоило закрыть глаза, как меня снова одолевал кошмар: я видел елозящий зад типа со второго уровня. Он вырастал до гигантских размеров.
Много времени не понадобилось: вскоре Миникайф пожаловалась на резь в животе и сильную тошноту. Она засунула два пальца в рот, но это не помогло: резь и тошнота не отпускали, ее крутило всю, от красивых ножек до красивой головки.
Вся серая, в холодном поту, она мычала, хрипела - "гггхххх", "мммффффф", - извивалась и корчилась.
- Надо поесть фруктов, - посоветовал я.
- Гггххххх, - ответила она.
И тогда я вышел и снова отправился в "Виадук".
Старую больную собаку полагается прикончить - теперь я мог добить Миникайф.
В "Виадуке" на меня с порога налетела Хорсболл с каким-то странным выражением лица.
- Тебя хочет видеть шеф, - сказала она.
Такого я не ожидал и, надо сказать, струхнул немного. Хотел было спросить зачем, но Хорсболл уже и след простыл.
Нетвердым шагом я вошел в кабинет шефа. Во рту будто лошади ночевали, и некуда было деваться от этого вкуса.
У шефа была мерзкая рожа, и смотрелся он настоящим укротителем двуногого зверья.
Справа и слева от него давили сачка две девчонки в крошечных шортиках. А сам он играл с чернильницей, сажая черные кляксы прямо на стол.
- Ты, стало быть, решил замочить свою подружку? - спросил он.
- Эээ… да, - ответил я.
Лицо у него стало как у недовольного кюре на исповеди. Одна из девчонок в шортиках икнула.
- Здесь никто никого не мочит без моего разрешения. Понятно? - сказал шеф с лицом совсем уж недовольного кюре.
- Понятно, - выдавил я из себя.
- Мне сказали, она у тебя красивая.
- Верно, - кивнул я. - Очень красивая.
- Тогда вот что: скажи-ка ей, чтоб зашла ко мне сегодня.
- Хорошо, - опять кивнул я. - Она будет рада.
Когда я вернулся к себе, Миникайф чистила зубы.
- Меня вырвало двенадцать раз, но теперь мне лучше, - сообщила она, увидев меня.
Когда я сказал, что ее хочет видеть шеф, она, похоже, и вправду обрадовалась. Приняла ванну, вымыла свои чудесные волосы, и они стали похожи на густой сибирский лес. Надела юбочку, коротенькую, насквозь воздушную, и тонкий темный свитерок, который к ней так и льнул. А потом попросила меня проводить ее в "Виадук".
Когда мы пришли, она сказала, мол, иди, я вернусь позже. Поцеловала меня в щеку - остался овальный след, - и вошла в кабинет шефа.
А я потопал в свой спальный закут. Снова играла музычка мудилы со второго уровня.
Я подумал: интересно, Миникайф там, где она сейчас, ее слышит? Сел на пол, заткнул уши и закрыл глаза.
На черном фоне век, как на фото, я увидел шефа.
В руках он держал Миникайф.
И у него были пальцы водопроводчика.
В эту дыру мы больше ни ногой
ПРОЛОГ
Представителя пакистанской делегации срочно вызывали в зал заседаний.
Он быстро принял душ и перекусил остатками еды из холодильника в своем гостиничном номере. Он молил Бога о благоприятном исходе предстоящих переговоров.
Чтобы произвести хорошее впечатление, он выбрал серый итальянский костюм - в нем он выглядел именно так, как надо, - а к костюму подобрал шелковый галстук, который ему подарила мама в честь его назначения.
В машине, по дороге к административным корпусам, он еще раз пробежал глазами подборку документов, сделанную его помощником: солдаты международных вооруженных сил, среди которых есть и пакистанцы, были захвачены в заложники группой борцов за Великую Любовь и размещены на стратегических объектах, давно включенных в план бомбардировок, составленный Верховным командованием.
Методы этих борцов за Великую Любовь до глубины души возмущали представителя пакистанской делегации, и он поклялся себе ни за что не уступать требованиям шантажистов.