Но наш Город вздохнул свободно, проветрил себя, и в него стали постепенно возвращаться другие (помимо евреев) племена и народы.
Вот такая вот незамысловатая история правителя нашего Города.
И вот сейчас православный адмирал Аверкий Гундосович Желтов-Иорданский наткнулся по пути в церковь Св. Емельяна Пугачева на католического пана Кобечинского с дочкой Вандой и неустойчивого в вере Гутен Моргеновича де Сааведры. Ну да неустойчивость в вере не помеха туризму и инвестициям, кои, как я уже говорил, могла отпугнуть композиция в виде дихотомии Осла и Шломо Грамотного.
А раз эти трое в меру уважаемых жителей Города (дочка Ванда не считалась. Просто была дочкой, а не для того, чтобы думать) встретились, то, сами понимаете, как тут не… во всех подробностях… чтобы всем было хорошо, а то как же иначе, пан Кобечинский – паном Кобечинским, Гутен – Гутеном, за адмирала я уж и не говорю, но проблему решать надо. И если уж евреи всей синагогой не смогли решить вопрос, то самое время заступить сполнить свой долг последователям Нового Завета, применить всю его мудрость, мудрость Священного Предания, мудрость старцев, прислушаться к воплям младенцев, устами которых глаголет истина (семь младенцев было у меня, но истину я так и не познал. Не повезло!), расшифровать выкрики юродивых (дурак-дурак, а как сказанул!..), а также испросить совета у отца Ипохондрия, настоятеля церкви Св. Емельяна Пугачева, который раньше носил гордое имя Св. Вараввы. А почему церкви поменяли имя, вопрос глупый. Почему Фишман меняет свою фамилию на "Рыбаков", а потом опять на "Фишман"?.. А?.. Да потому что Фишман в Кимрах – то же самое, что Рыбаков в Ашдоде. Сплошные недоумения, переходящие в сплошные недоразумения. И вот они стояли и думали, тихо думали. Это пусть евреи думают громко. Им бы лишь на весь мир заявить, что они думают. "Что" – не в смысле "о чем", а "что" – в смысле "вообще": мол, они, евреи, думают, а другие, не евреи, так вот с бухты-барахты, просто раз – и все… и открыли, не подумавши, Антарктиду, а вот и нет, а потому что подумали… Одного полюса мало! Вот! И в принципе: не пальцем деланные, тысячу раз… прежде чем сортир на фазенде… а то один чудик, из кривичей правда, как свои шесть соток получил, сортир в центре соорудил… ну так, чтобы со всех сторон было видно, куда бежать, и зимой тепло… и когда все сразу… а когда все заценили, то дом… где ставить?.. А?.. И стройматериал на говно пошел. И вот с того самого кривича народ христианский, прежде чем что сотворить, задумываться начал, крепко задумываться – так крепко, что уж и забывал, об чем задумался. Так, к примеру, тот же Христофор Колумб, начальничек нашего де Сааведры, за Индию думал. Крепко думал. Все время, пока плыл, думал. А приплыл в Америку. А Кук о дружбе народов размышлял, за общечеловеческие ценности размышлял, а об том, что аборигены его за человека не держат, а на уровне говядины или там свинины, только в капитанской форме, не размышлял – так ведь и примитивный банан очистить надо, прежде чем. Вообще христианский люд о многом зазря думал. Фурье там разный, Хрущев, Томас Мор (не из шиллеровских Моров, а из других, аглицких), Сен-Симон блюз… И что?., коммунизма нет как нет. На Марсе ни одной яблони не выросло… Пенсии только на лекарства хватает. Так что думать надо в меру. Эй, евреи, это и вас касается! Так что, мой драгоценный читатель, я останавливаю процесс мышления трех моих героев и отправляю их в церковь, где отец Ипохондрий уже отхлебнул кагорчику, чтобы убедиться, что это действительно кровь Христова, а не контрафакт. Кровь апостола Петра или вообще какого-нибудь регионального святого. Такое уже случалось во время толковищ меж гугенотами и католиками, когда адмирал Колиньи захватил город Кагор, по пути спалив половину нашего Города с населением, и гугеноты выпили половину всего винища. А вторую выпили католики герцога Гиза после убийства Колиньи в Варфоломеевскую ночь и паления второй половины нашего Города с населением. Так уж устроена человеческая история, что во всех войнах обязательно убивают население. А если оно еврейское, то какие могут быть вообще разговоры!
Так что кагор на соответствие обязательно надо проверять. Вот отец Ипохондрий его и проверял. Вместе с околоточным надзирателем Василием Акимовичем Швайко. И они сочли кагор вполне соответствующим для претворения его в кровь Господню.
И местный христианский люд, коего было в Городе не так уж много, но все же, уже стекся в храм, когда в него вошла со своей заботой тройка наших озабоченных прихожан. Отец Ипохондрий озабоченность углядел, а посему службу провел по сокращенному чину: кого мог исповедовал и кровью Христовой, кого нужно и кому хватило, причастил. А католикам, в числе одного (помешанного Альгвазила в шлеме), пропихнул сквозь забрало просфору (кусочек белого хлеба из магазина "Хлеб" Бенциона Оскера, что в левом нижнем углу картинки, нарисованной девицей Иркой Бунжурной).
И после службы Аверкий Гундосович всех присутствующих пригласил на совещание в Магистрат для обсуждения чрезвычайного положения, сложившегося в результате взаимодействия анонимного Осла со всем известным Шломо Грамотным.
И вот через весь город из церкви Св. Емельяна Пугачева из-за слева снизу картинки в Магистрат, что справа и выше картинки, потянулась вереница христиан всех конфессий и просто людишек, зашедших в церковь поучаствовать в молитве об избавлении Города от Осла и послушать баяниста Алеху сына Петрова. Играл он чрезвычайно задушевно и в конце бывал вознаграждаем обильным причащением. После чего они вместе с отцом Ипохондрием и наиболее уважаемыми прихожанами послали старушку Исааковну в винную лавку зубного врача Мордехая Вайнштейна на предмет водки на ужин. Ибо какой же ужин без водки? Это, судари мои, вовсе и не ужин даже, а завтрак. А кто же из уважающих себя горожан завтракает вечером? Завтракают, милостивые государи мои, утром. А ужинают вечером? А какой же ужин без водки? Это вечерний завтрак. Чистой воды нонсенс, абсурд, оксюморон. А такой иностранной лабуды честные (с ударением на "Ы") христиане Города позволить себе не могли. Как, впрочем, и честны́е (с ударением на "Ы") иудеи. За мусульман говорить не берусь. Но с поэтом Муслимом Фаттахом пришлось как-то испить. А куда денешься, если к нему неожиданно нагрянули Хайям и Низами. Ну как таких гостей не встретить по-лю́дски (с ударением на "Ю")? Так. А чего я делал в арабском квартале Города, которого нет даже на картинке девицы Ирки Бунжурны?.. Ну как чего?.. Выпивал вместе с Муслимом Фаттахом, Хайямом и Низами. А как бы иначе я мог написать об этой выпивке, если бы сам в ней не выпивал? Вот такое вот объяснение, в достоверность которого я сам не верю.
Но не об том, мой читатель, идет речь. А об том, что христиане, по большей части русского содержания, не считая помутившегося головой Альгвазила без имени, а зачем ему имя, если он из-за нахлобученного на голову шлема все равно имени слышать не мог, даже если оно у него и было, и еврея Гутен Моргеновича де Сааведры, о вероисповедании которого ничего никто точно утверждать не мог, ибо встречали его по пятницам и в мечети, устремившим задницу в небо ровно 122-миллиметровая гаубица М-38. Был еще пан Кобечинский с дочкой Вандой, из поляков. А поляки – это те же самые русские, только помутившиеся головой. Два прусских шпиона. Которые вполне могли быть русскими, работавшими на прусскую разведку. А русских было в достатке. Кроме упоминавшихся, были следователь П.П. Суходольский, Василий Акимович Швайко, сестра Ксения Ивановна при нем. Ну и сапожник Моше Лукич Риббентроп, которого все население за выдающееся пианство держало за носителя русской культуры, ну и еще кое-кто, которых я пока не успел придумать. Люд, в принципе, приличный, но в больших количествах вызывавший опасения у коренной части населения. Хотя русские тоже считали себя коренным населением. Не говоря уж о пане Кобечинском. Вон там, на картинке, обломки его замка возвышаются над Городом. А если бы Альгвазил мог слышать и говорить, то за причисление его к пристяжной части населения мог проткнуть именной алебардой. И ваше счастье, что он не слышал, не говорил, да и именной алебарды у него быть не могло, потому что, как я говорил, имени у него не было. Возможно, оно когда-нибудь и было, не исключаю, мало ли на белом свете загадок – озеро Титикака, скажем, – но на момент раздачи именных алебард имя как таковое у него отсутствовало.
В общем, все в нашем Городе были коренные. А если кто попытается возразить, то того мерзавца я из книги своей немедля удалю. Оруэлла небось читывали? Так вот, если что – так тут же то. Вы меня поняли? Не местных в нашем Городе нет. Никакой лимиты, гастарбайтеров. А если и шел какой человек через Город с гаста на вест или с норда на зюйд, то, пока шел, даже если и не шел, а чего-нибудь останавливался по рабочей тематике, он и был местным, потому как на этом месте, в смысле нашего Города, он и был. А как доходил до веста или зюйда, то был уже и не в Городе. И чего его как-то называть, когда у нас и своих проблем с названиями хватало. Я вам уже об улице Убитых еврейских поэтов говорил. Которая Спящих красавиц была. Об этой истории речь впереди. Я ее еще не придумал. Точнее говоря, я ее пока не вспомнил. И это не считая жуткой проблемы с именами детей раввина Шмуэля Многодетного.