Мы приехали. Стоунвуд, 11402. Хьюго резко припарковался, машина затихла, и мы различили тихий лай, доносившийся из глубины дома. Из простого желто-черного дома с декоративным окошком на двери и слегка перекошенной резьбой на второй дверце, сделанной по дешевке. Над кронами деревьев возвышалась церковь. Калитка распахнулась, и появилась собака, перед нами стоял старина Бастер, золотистый, словно пирожное, и тявкавший из угла лужайки. Он перевел дыхание и посмотрел на порог. Там стоял хозяин, жевавший жвачку, будто спятившая корова. Мальчуган, похожий на меня.
- Твоя мама сама пекла этот пирог?
В мягком свете кухонной лампы Хьюго с улыбкой на лице поедал яблочный пирог. У меня кусок в горло не лез, я уже разок ходил в туалет - опорожнять желудок и дышать на зеркало. Я мог только смотреть на мальчика, который, моргая, разглядывал нас и мял в руках кепку. Он пожал плечами.
- Очень вкусно, - похвалил Хьюго.
- Еще бы.
- С твоей стороны было очень великодушно разрешить нам подождать твою маму в доме.
Сэмми снова пожал плечами и посмотрел в сад, где Бастер яростно прыгал вокруг тсуги, перепугав несчастную белку. В ширму-дверь черного хода бился залетевший в дом мотылек, и никто, никто ему не хотел помочь.
- Ты уже ходишь в школу, Сэмми?
- Я учусь в пятом классе колледжа Бенджамина Харрисона. Наша учительница, миссис Макфолл, заболела, поэтому на прошлой неделе нам ничего не задали.
- Она тебе нравится?
- Неплохая. А в следующем году я перейду к миссис Стивенс, говорят, она… - Ты запнулся, не произнеся бранного слова, посмотрел на меня и улыбнулся. Перед глазами закружились звездочки.
Благодаря Виктору Рэмси я не удивился твоей внешности - не бледная копия миниатюрного папаши, а похожий мальчуган с огромными ушами и светлым вьющимся чубом. Впрочем, ты до неузнаваемости искажал отцовское лицо. Оно ни на минуту не замирало: вытягивалось от скуки, хмурилось в задумчивости; подвижные глаза закатывались, прищуривались и моргали, будто речь Хьюго клонила тебя ко сну; а губы, Боже, чавк-чавк-чавкали жвачкой, которую ты уминал будто бетель. На одном локте красовалась свежая царапина и липкое пятнышко сока, на другом - наливался синяк. Даже при нас ты грыз ногти. Время от времени ты вскакивал со стула и кричал что-то Бастеру, который вроде бы и не делал ничего особенного. Однако он был твоим лучшим другом, которого мне так и не удалось заменить. Ты поступил вежливо, когда пригласил нас в дом, узнав что мы - давние друзья мамы, и все же вел себя неучтиво, заставляя сидеть именно на тех стульях и приговаривая: "Не съедайте весь пирог, я берегу его на ужин". По тебе нельзя было угадать, что ты влюблен в девочку по имени Рейчел. Что в своей комнате ты в одиночестве молишься о здоровье матери. Что затем ты представляешь себе жуткую гибель учителей и одноклассников, что подобные мысли заставляют тебя бояться дьявола. Что ты все-таки немного похож на меня. Ничего этого я не заметил. Я увидел в тебе лишь чемпиона по бейсболу, фаната ковбоев, невежду, уверенного, будто каждое его слово - откровение. Я увидел совершенного юного самодура.
- Мы проходим Азию, - заявил ты.
- Звучит неплохо.
Ты скривился от отвращения ко всему этому континенту.
- В том прекрасном месте живет около миллиона прекрасных людей и насчитывается порядка сотни прекрасных народностей, все они похожи как две капли воды и совершенно неразличимы по названиям, ну, кроме Китая, сами понимаете - главный экспортер чая. Или шелка. Или риса. Ну, чего-то такого. И Японии. Хотите послушать мое хокку?
- Конечно.
Ты гордо вскинул голову и продекламировал сей шедевр:
Крохотный сандвич
Тихонько воспевает
Салат из тунца.
- Просто я был очень голоден, когда сочинял. Мне поставили пять. Мне всегда ставят пятерки.
- Тебе уже двенадцать, верно?
- Угу.
- Тогда вы с Хьюго-младшим ровесники! Не так ли? Не так ли, сынок? - Мой друг странно посмотрел на меня - сердито и в то же время словно собираясь заплакать. И я с ужасом вспомнил мамины слова: "Будь тем, кем тебя считают".
- Точно, пап, - икнул я. - Мне двенадцать.
- У тебя есть ружье? - поинтересовался Сэмми, и я подумал: что за ребенка воспитала моя старая жена?
Однако Сэмми не ждал ответа.
- Мама не разрешает мне иметь ружье. Она ничего в этом не понимает, у нее-то не было ружья, а уж папа бы мне разрешил. У Дэнни Шэйна с нашей улицы "ББ" с двойным спуском, правда, иногда он ломается, и отец орет на Дэнни, словно дьявол. А у Билли Истона - "Дэйзи". - Ты вдруг с неописуемой радостью выкрикнул, словно торговец на рынке: - "Дэйзи"!
К черному входу подбежал Бастер и залаял. Сэмми чесал его за ухом, пока пес не ускакал прочь.
- В детстве я знал твою маму, - сообщил Хьюго, беря добавку.
От запаха корицы хотелось чихнуть.
- Представляешь? "Дэйзи"! - продолжал восклицать мой сын.
- Ты очень похож на нее. Тебе это говорили?
Сэмми пожал плечами.
- У тебя ее губы. Она была красивой, откровенной и сводила твою бабушку с ума. Ты встречал свою бабушку? Прекрасная была женщина. Всегда такая веселая и добрая, редкая выдумщица. М… Мой друг говорил, они с твоей мамой переодевались в одежды прошлого века и играли в шахматы у камина. Представь свою маму в кринолине и шляпке времен Гражданской войны! Остроумная девушка. И очень суровая. Не то что другие. Я ею восхищался.
Мой сын хмыкнул.
- Она рассказывала, что девчонкой встретила на улице пуму, которая съела чьего-то попугая.
- Никогда о таком не слышал.
- Вы знали моего отца?
Хьюго опустил взгляд.
- Не уверен. Как его имя?
Я вновь почувствовал приступ тошноты.
- Ван Дэйлер, - сказал Сэмми. - Это голландская фамилия.
- В самом деле? Ван Дэйлер… - Хьюго украдкой посмотрел на меня. Невероятно, Элис рассказала. Вот добрая душа, ты не рассказывала сыну байки о погибшем герое-отце. - Ван Дэйлер, - задумчиво повторил Хьюго. - Нет. Нет, вряд ли мы встречались.
- A-а.
- Что о нем говорила мама?
- Ничего.
- У меня есть револьвер, - выдавил я.
- Правда?! - восторженно вскрикнул мой сын.
- Ага.
- Покажешь?
Тут в разговор вступил еще один человек. Тот, кто вошел в соседнюю комнату через парадную дверь и позвал тебя. Мы дружно обернулись на голос, но увидели только пустой коридор. Низкий смех, чудо, бледная копия старого воспоминания, в третий раз я впервые услышал ее голос: "Эй, Сэмми, я дома, ты не поверишь, что я видела…"
Она вошла в комнату. Перед моими глазами замелькало столько звезд. Столько лет, столько миль. Дыхание сбилось. Я видел только карие прожилки в радужке ее покрасневших глаз. Неужели это и правда была ты? Моя бумажная девочка, отложенная в карман на полвека и теперь развернутая передо мной. Твои глаза, распахнувшиеся от удивления и надежды, смотрели не на меня.
- Привет, Элис, - сказал Хьюго, и его простое старое лицо озарила улыбка.
Ее рука потянулась к сердцу. Каждый из нас - чья-то любовь всей жизни.
Мы остались на обед и в процессе неспешной беседы, свойственной старикам, было решено, что мы переночуем у Элис.
- Отель? Решительно нет, - заявила Элис, помотав головой и нахмурившись.
- Но это нелепо, Элис. Мы не можем остаться.
- Вы - давние друзья.
- Соседи…
- Мне плевать, что подумают соседи! - расхохоталась Элис, а затем чудеса продолжились: она повернулась ко мне. - Не слушай папу. Мой дом - твой дом, малыш Хьюго.
Она погладила меня по голове, нежно заглянула в глаза и ничего не вспомнила.
Меня отправили в комнату Сэмми листать комиксы, пока взрослые любовались закатом. Разумеется, мы даже не притронулись к комиксам, а принялись изучать скудную коллекцию фривольных картинок. Сын так ею гордился, а я так натурально восхищался. Затем он выложил передо мной нежнейший натюрморт, какой только можно представить, показал все свои сокровища: две дюжины самых обыкновенных марок, абсолютно круглый камешек, оловянный саркофаг царя Тута Резорта, механическая копилка, в которой клоун бросал монетку в пасть льва (что было продемонстрировано на моем пенни), три розовые ракушки, бейсболка, перчатка и вырезанная из журнала фотография Клары Боу. Мы сидели и перебирали сокровища минут десять. Потом мой сын спросил, не хочу ли я поиграть в его конструктор. И стоило разложить на кровати металлические детальки, как диковинки тут же оказались забытыми.
Я сказал, что никогда раньше не видел конструктора, на лице Сэмми появилась гримаса восторженного удивления. Я узнал это лицо и поразился: ну вылитая Элис в девичестве! Какое странное маленькое наваждение в этой странной маленькой комнате. Интересно, подожди я еще немного, заметил бы в Сэмми свои привычные жесты? И тут из открытого окна донеслись тихие голоса. Я выглянул и прислушался, скрытый завесой плюща. Два голоса, довольно тихих, выплывали из сада.
- Коляска с четверкой лошадей, - говорил мужчина.
- Точно, - вторила женщина.
- Газовые лампы.
- Само собой, - рассмеялась она. - И турнюры.
- Вудворде-гарден.