В разных местах вестибюля, в особых нишах, стояли бронзовые бюсты мужей с римскими лицами и оголенными шеями, с плеч которых ниспадали тоги.
- Кто это? - спросил Томлинсон, рассматривая бюсты.
- Основатели и жертвователи университета, - ответил
При этих словах у Томлинсона замерло сердце. Ибо он понял, к какому классу людей надо было принадлежать, чтобы быть принятым в число жертвователей.
- Великолепная группа людей, не правда ли? - сказал президент. - Мы все благоговеем перед ними. Вот бюст последнего из них, мистера Хогрурша, человека с исключительно отзывчивым сердцем, - и он указал пальцем на фигуру с лавровым венком на голове и с надписью: Gulielmus Hogroorsh, Litt. Doc. - Он составил себе громадное состояние, подвизаясь в промышленности, и чтобы запечатлеть свою благодарность обществу, воздвиг на крыше этого здания анемометр, прибор для измерения силы ветра. При этом он поставил только одно условие, а именно чтобы в еженедельно печатаемых бюллетенях университета его имя стояло непосредственно под сводкой силы ветра.
- А что это написано под его фамилией? - спросил Томлинсон.
- Litt. Doc? - спросил президент. - Доктор словесных наук - наша почетная степень. Мы всегда с радостью преподносим ее - по постановлению факультета - нашим жертвователям.
Здесь доктор Бумер и доктор Бойстер сделали полуоборот и принялись спокойно, но пристально смотреть на финансового чародея.
- Да, мистер Томлинсон, - сказал президент, когда они вышли из здания, - вы, без сомнения, начинаете понимать наше тяжелое положение. Деньги, деньги и деньги - вот что нам нужно. Если бы у меня были деньги, я в две недели разрушил бы это здание до основания.
Из центрального корпуса они втроем прошли в музей, где Томлинсону был показан огромный скелет "диплодокус максимус"’а, с предупреждением, чтобы он не смешивал его с "динозаурус перфектус"’ом; кости последнего можно было бы, конечно, приобрести, если бы нашелся человек с отзывчивым сердцем, который, придя в университет, сказал бы прямо: "Господа, чем могу быть вам
Из музея они направились в библиотеку, стены которой были увешаны портретами (во весь роет) основателей и благотворителей, которые либо стояли в длинных красивых одеяниях, держа в руках свитки, либо сидели с пером в руке перед развернутыми листами пергамента; на заднем фоне неизменно красовался греческий храм с зигзагообразной молнией.
Здесь тоже выяснился вопиющий недостаток средств и острая нужда в благотворителе, который, придя в университет, сказал бы прямо: "Господа, чем могу быть вам полезен?" Ибо здание библиотеки было построено двадцать лет назад и уже не соответствовало своему назначению; его необходимо было взорвать динамитом и сровнять с землей.
Чем больше видел и слышал Томлинсон, тем мрачнее становилось его настроение. Красные одеяния и свитки доконали его.
Из библиотеки все трое направились в огромное здание, где помещался промышленно-механический факультет.
Из всех его частей более всего заинтересовало финансового чародея электрическое отделение. И на этот раз голос его зазвучал уверенно, когда он, смотря прямо в лицо доктору Бумеру, начал:
- Вот как, - воскликнул Бумер с чувством глубокого уважения и облегчения, - у вас сын?
В его словах чувствовалось полное торжество. Теперь, мы, дескать, знаем, на чем вас можно поймать, - и он обменялся многозначительным взглядом с профессором греческого языка.
В продолжение пяти минут президент Томлинсон и доктор Бойстер серьезно обсуждали вопрос, на каких условиях и каким путем Фред мог быть принят на промышленно-технический факультет. Но, конечно, о действительных условиях, на которых они согласны были зачислить Фреда в университет, не было сказано ни слова.
Только в одну дверь факультета, тяжелую дубовую дверь в конце коридора с надписью: "Геологическая и металлургическая лаборатория", они не проникли, так как на ней висела записка: "Занят, прошу не беспокоить".
Доктор Бумер взглянул на записку и сказал:
- Да, Гилдас, должно быть, занят своими анализами.
Не будем ему мешать.
Президент всегда был горд, когда оказывалось, что профессор чем-либо занят; это производило хорошее впечатление.
Но если бы президент Бумер знал, что происходило за дубовой дверью геологической и металлургической лаборатории, он был бы очень встревожен.
Ибо здесь почтенный профессор геологии Гилдас снова сидел при голубом свете горелок за своими анализами, от которых зависела судьба "Объединенного общества Эри-золото" и всего того, что было связано с ним.
Профессор Гилдас производил анализ лежавших перед ним проб и по окончании исследования укладывал каждую из них в отдельную белую коробочку, старательно подписывая иод ней изящным почерком: "Колчедан настоящий".
Сзади профессора работал молодой лаборант, студент последи его курс
- Что вы нашли? - спросил он.
- Сернистое железо, - ответил профессор, - или железистый колчедан. По цвету и по виду он очень похож на золото. И действительно, во все века… - продолжал он, впадая в роль лектора.
- Он ценен? - перебил его лаборант.
- Ценен, - сказал профессор. - Ах да, вы ведь имеете в виду с коммерческой точки зрения? Нисколько. Гораздо менее ценен, чем, например, простая глина… Он ничего не стоит.
На минуту воцарилось молчание.
Затем Гилдас заговорил снова.
- Странно только то, что в первых присланных мне образцах заключалось настоящее золото, - в этом не может быть никакого сомнения. Это самый интересный вопрос. Эти господа, вошедшие в предприятие, потеряют, конечно, свои деньги, и я должен буду отказаться от очень приличного вознаграждения, которое они мне предложили за мои услуги. Но основной факт, и наиболее любопытный, состоит вот в чем: мы видим здесь, без сомнения, случайное отложение - "карман", как говорят горняки, - чистого золота в девонской формации. Но раз это установлено, мы должны пересмотреть всю принятую в науке теорию вулканического и плутонического происхождения скал. Я готовлю доклад об этом для геологического съезда и надеюсь прочесть его на ближайшем заседании.
Молодой лаборант взглянул на профессора, прищурив
- На вашем месте я не стал бы этого делать, - сказал он.
Молодой лаборант не имел никаких, но крайней мере практических, сведений по геологии, так как происходил из очень богатой и известной в городе семьи, и геология ему была не нужна; но, будучи сметливым молодым человеком, он хорошо понимал роль денег и характер деловых людей.
- А почему - нет? - спросил профессор.
- Почему? Да разве вы не понимаете, что произошло?
- С кем? - удивился Гилдас:
- Да с первыми же присланными вам образцами, когда кучка дельцов заинтересовалась ими и задумала сорганизовать общество. Разве вы не понимаете? Кто-нибудь из них подменил образцы.
- Подменил образцы? - повторил профессор, совершенно озадаченный.
- Ну да, подменил, чтобы получить удостоверение от научного авторитета в том, что данный песок содержит золото.
- Я начинаю понимать, - пробормотал профессор, - кто-нибудь подменил образцы, так как желал установить теорию, что случайные гнезда золота могут встретиться в отложениях девонской формации. Да, да, теперь мне все ясно.
Молодой лаборант с жалостью посмотрел на профессора.
- Вы угадали, - сказал он и тихо рассмеялся.
- Итак, - сказал доктор Бойстер после того, как Томлинсон покинул университет, - чего вам удалось ДОСТИЧЬ?
Президент пригласил доктора Бойстера к себе в кабинет и предложил ему здесь сигару толщиной в канат, а другую взял сам. Это было признаком того, что доктор Бумер желал выслушать мнение доктора Бойстера, сформулированное на простом английском языке, без всяких латинских цитат.
- Замечательнейший человек, - произнес профессор греческого языка, - удивительная проницательность и нежелание бросать слова на ветер. Его требования, надо полагать, достаточно определенны?
- Вполне, - ответил президент. - Для меня совершенно ясно, что он намерен дать Нам деньги на двух условиях. Первое: мы принимаем его сына, который не имеет никакого аттестата, на старший курс электротехнического отделения, и второе: мы присуждаем ему самому степень доктора словесных наук.
- Возможно ли принять эти условия?
- О, конечно! Что касается его сына, то это не встретит, разумеется, никаких препятствий; что же касается ученой степени, то нужно так подстроить дело, чтобы факультет дал на это согласие. Думаю, мне удастся этого добиться.
Голосование происходило в тот же день вечером. Если бы члены факультета знали, что шептали и даже более чем шептали в городе про Томлинсона и его состояние, то, конечно, никакой ученой степени он никогда бы не получил. Но случилось так, что как раз в этот момент вся профессура переживала один из тех величайших кризисов, которые время от времени сотрясали университет до самого основания. В факультет было внесено предложение, чтобы студентам разрешили пользоваться во время экзаменационной сессии карандашом вместо пера и чернил. Всякий, знакомый с внутренней жизнью университета, легко догадается, что подобное новшество представлялось большинству профессоров не чем иным, как попыткой социал-демократов ниспровергнуть основы существующего общественного строя.
Неудивительно, что из-за этого разгорелась настоящая баталия. Восторжествовало предложение отложить решение вопроса на шесть месяцев и выбрать особую комиссию из семнадцати профессоров, предоставив ей право кооптации; эта комиссия должна была доложить весь вопрос de novo.