В результате Томлинсон посылал свои приказания маклерам, имена которых сообщал ему телеграфист Пала-вера и которых он никогда не видел в глаза. И в конце концов неповоротливые "Р. О. П." и "Т. Р. Р." делали такой внезапный прыжок вверх, как мул, через хвост которого пропустили гальванический ток. Сейчас же шепотом начинали передавать, что Томлинсон заинтересован в "Р. О. П." и хочет реорганизовать данное предприятие, и все на бирже бросались покупать эти акции.
Таким образом, после месяца или двух таких биржевых операций финансовый маг и волшебник должен был признать себя побежденным.
- Ничего не поделаешь, мать, - твердил он, - это судьба.
Но сидя в своих апартаментах, чародей не знал, что судьба готовила ему еще более странные вещи. Ибо однажды из Плутория-университета вышли и направились в Гран-Палавер две внушительные фигуры, и одной из них был доктор Бумер.
Томлинсон, финансовый маг и волшебник, не мог решиться зайти в университет. И вот университет сам пришел к нему… за его миллионами.
Но если это решение судьба несла открыто, на ладони, навстречу Томлинсону, то еще более необыкновенные вещи скрывала она в складках своей тоги.
Ибо в то время как президент Плутория-университета все ближе и ближе подходил к зданию Гран-Пала-вера, почтенный профессор геологии снова работал при свете голубого пламени в своей затемненной лаборатории. Но на этот раз возбуждение не охватывало его. И надписи, которые он делал каждый раз на пробах после испытания, были совеем не похожи на прежние. Совсем не похожи, И его серьезное лицо, по мере того как его молчаливая работа подвигалась вперед, становилось все более неподвижным, как камни девонской формации.
Глава третья
НЕУДАВШАЯСЯ ФИЛАНТРОПИЯ МИСТЕРА ТОМЛИНСОНА
- Вот наш campus [Поле - лат.],- сказал президент Бумер, когда они через желтые ворота вступили на территорию Плутерия-университета.
- Для игры в мяч? - спросил маг и волшебник.
- Не совсем так, - ответил президент, - хотя, конечно, он мог бы служить и для этого. Humani nihil alienum.
Президент Бумер и доктор Бойстер вели финансового чародея в университет. Они вели его, как арестанта, который дал обещание идти спокойно; поэтому они не держали его за руки, а только следили за ним сбоку через очки. При малейшем признаке беспокойства с его стороны они пичкали его латынью.
Финансового мага и волшебника доктор Бумер и доктор Бойстер намечали в качестве жертвы благотворительности; поэтому они усердно угощали его латынью, чтобы довести, таким образом, до состояния необходимой пластичности.
Они уже провели его через первую стадию. Три дня тому назад они нанесли ему визит в Гран-Пала-вере и вручили брошюру "Раскопки Митилен". Томлинсон и его жена долго рассматривали снимки развалин и, думая, что Митилены находятся в Мексике, заявили, что стыдно видеть их в таком состоянии и что Соединенные Штаты должны непременно вмешаться в это дело.
Теперь Томлинсон проходил вторую стадию: его повели смотреть университет, так как доктор Бумер знал по опыту, что ни один богатый человек не может взглянуть на университет, не почувствовав желания сделать какое-либо пожертвование.
Кроме того, президент Бумер пришел к заключению, что лучший способ добиться нужных результатов в разговоре с деловыми людьми - это действовать на них латынью. В других случаях президент прибегал к иным средствам, например ударялся в археологию во время дружеского обеда в Мавзолей-клубе или вспоминал об итальянской живописи эпохи Возрождения за ленчем в дамском обществе. Но это годилось только для женщин. Деловые люди слишком проницательны для подобного рода вещей, и президент Бумер давно уже убедился, что ничто так не действует на финансистов, как спокойное и твердое предположение, что они знакомы с латынью. Вот почему доктор Бумер приветствовал при встрече всякого знакомого ему дельца громовым "Terque quaterque beatus".
Этим способом он всегда ловил финансистов в свои сети.
- Вы здесь, надеюсь, ничего не собираетесь строить? - спросил неуверенно Томлинсон, глядя на нежную траву, покрывавшую campus.
- О, нет! Это место предназначено для спорта, - ответил президент. - "Sunt quos curriculo"…
А доктор Бойстер тотчас же подхватил: "Pulverem Olympicum".
Это была его любимая цитата, дававшая возможность президенту Бумеру углубляться в тонкости латинского стихосложения.
На все это Томлинсон не отвечал ни слова и только пристально смотрел то на одного, то на другого.
Университет, как известно, находился на Плутория-авеню, вдоль которой тянутся громадные здания индустриально-механического факультета.
Эти здания исключительно красивы: они подымаются ввысь на пятнадцать этажей и вполне могут соперничать с лучшими фабриками в городе. Действительно, когда во время вечерних занятий они ярко освещены и когда испытательные машины на полном ходу, а студенты в необычных костюмах расхаживают взад и вперед, публика часто по ошибке принимает университет или, вернее, эту новую часть его за фабрику. Один из иностранцев, посетивший университет, сказал однажды, что здешние студенты похожи на паяльщиков, и президент Бумер пришел в такой восторг от этого замечания, что целиком процитировал его в своей торжественной речи в день годичного акта. Пресса подхватила эти слова и разнесла их по всей Америке. И этот день был для руководителей факультета настоящим праздником.
Но старая часть университета, скрытая густой листвой, скромно и незаметно приютилась в глубине вязовой аллеи, и никто не примет ее по ошибке за фабрику. Некогда она составляла весь университет, который возник еще в период колонизации страны и назывался "Конкордией". В нем работали поколения президентов и профессоров старого типа, с длинными белыми бородами, в потертых черных сюртуках, довольствовавшихся жалованьем в полторы тысячи долларов в год.
Все перемены и в названии этого учреждения - "Плутория-университет" вместо "Колледж Конкордия", - и в его характере были делом рук президента Бумера.
Когда мистер Томлинсон и его провожатые шли по вязовой аллее, навстречу им попадались студенты, студентки и профессора. Одни проходили с улыбкой, другие заметно робея.
- Вот профессор Уизерс, - мягким голосом сказал президент, когда мимо него прошла какая-то съежившаяся фигура, - Бедный Уизерс, - И Бумер глубоко вздохнул.
- А что с ним? - спросил Томлинсон, - Он болен?
- Нет, не болен, - ответил спокойно, но с горечью президент, - а просто не годится.
- К несчастью, да. Но не подумайте, что он вообще негоден. Ни в коем случае. Если бы кто-нибудь пришел ко мне и сказал: "Бумер, можете ли вы мне порекомендовать первоклассного ботаника?" - я бы сказал: "Возьмите Уизерса".
- Но в таком случае почему же он не годится?
- Он не может справиться с большой аудиторией. При малом числе слушателей он вполне на своем месте, но перед многолюдной аудиторией теряется. Он не может держать ее в руках.
- Не может? - спросил чародей.
- Да, не может… Но что я могу поделать?! Я не в состоянии уволить его. У меня нет средств, чтобы платить ему пенсию. У меня нет денег.
Другая профессорская фигура промелькнула на противоположной стороне аллеи.
- Вот еще один неподходящий для нас профессор: Шотат, наш почтенный преподаватель английского языка.
- А он почему не подходит? - спросил Томлинсон.
- Он не годится для малой аудитории, - ответил президент, - При большой аудитории он великолепен, но при малолюдной безнадежен.
Пока собеседники проходили аллею, доктор Бумер успел перебрать таким же образом всех профессоров, и финансовый чародей получил полную возможность узнать о вопиющем недостатке средств у Плутория-университета и о затруднительном положении его президента.
Но вскоре выяснилось, что необходимость замены одних профессоров другими, новыми, составляет только часть затруднений президента.
Другая часть касалась университетских зданий.
- Вот этот дом, мне стыдно сознаться в этом, - заявил доктор Бумер, указав на фасад старого здания колледжа "Конкордия", построенного в древнегреческом стиле, - наша первоначальная обитель, fons et origo нашего университета: факультет изящных искусств.
Здание действительно обнаруживало признаки разрушения, но все же не было лишено известного величия; этому впечатлению особенно способствовало воспоминание о том, что такой именно вид оно имело в те времена, когда студенты, надев на свои головы треуголки и вооружившись курковыми ружьями, толпами покидали аудитории, чтобы записаться солдатами в армию Вашингтона.
Но доктор Бумер мечтал возможно скорее снести это здание до основания и воздвигнуть на его месте громаду в десять этажей с подъемными машинами.
Томлинсон с чувством робости осматривал вестибюль, куда его повели провожатые. Атмосфера, царившая здесь, вызывала в нем благоговение. На стенах висели бюллетени, расписания лекций и объявления. На одном из последних значилось: "Проф. Смизерс сегодня не будет читать"; на другом: "Проф. Уизерс не будет читать всю ближайшую неделю"; третье гласило: "Проф. Шотот, по случаю болезни, не будет в состоянии посещать университет весь нынешний месяц" и т. д.