- Мне хотелось бы, чтобы ты меня правильно понял, отец, - проговорил Эндре, глядя прямо перед собой. - Ты всегда призывал говорить правду, а когда я наконец-то отважился на это, ты сразу рассердился. А мне хотелось высказать свое мнение... если ты, конечно, не против...
Варьяш положил книгу на стол:
- Я не против: не нравится - значит, не нравится. Давай на этом и закончим наш разговор, а то у меня уже голова разболелась, да и дела... - Он замолчал, не зная, что говорить дальше. - Словом, спорить с тобой я не стану.
Эндре ехидно улыбнулся:
- Я не спорить пришел, а просто хотел поделиться своими соображениями. Ты не раз говорил, что я циник. Что ж, может быть, ты и прав, но только я всегда говорил то, что думаю, и поступал так, как подсказывала мне моя совесть.
Варьяш с любопытством уставился на сына:
- Как прикажешь тебя понимать?
Эндре взял со стола спичку и расщепил ее надвое.
- Папа, ты знаешь, что говорят о тебе на киностудии и в литературных кругах? Не имеешь ни малейшего представления? У меня такое чувство, что ты вообще не знаешь современной жизни. Берешь какие-то отдельные явления, обобщаешь их, а потом делаешь совершенно неверные выводы. - Эндре ждал, что скажет отец, но тот молчал. - В литературных кругах тебя не любят, - продолжал сын, - поэтому, если я тебя продам, передо мной откроются многие двери...
У Варьяша от удивления брови взлетели вверх.
- Продашь? Что это значит?
- Если я присоединюсь к твоим идейным противникам и начну рассказывать о тебе разные любопытные истории. Но я не сделаю этого. Я всегда защищаю тебя даже в том случае, если твои противники правы. Поэтому они и меня не любят. Когда я захожу в комнату, все сразу замолкают или же начинают болтать ерунду, но я-то знаю, в чем дело. Короче говоря, мне очень тяжело.
Эндре посмотрел в окно и увидел, как высоко в небе медленно плыли ослепительно белые облака, ярко освещенные солнцем. Ночной дождь смыл с кустов и деревьев слой бархатистой пыли, и теперь они, словно помолодевшие, плавно покачивали зеленой листвой от малейшего дуновения ветерка.
- Ну, рассказывай, почему тебе так тяжело?
- Потому что ты - мой отец. Я ведь постоянно слышу одно и то же: мол, мне потому так легко живется, что ты известный на всю страну писатель.
- Глупости все это! Я никогда ничего не просил для тебя, я даже не смог устроить тебя в университет.
- Но только потому, что я сам не захотел там учиться. Теперь-то я могу тебе признаться, что спокойно набрал бы необходимое количество баллов и меня, разумеется, приняли бы, учитывая, что я сын Гезы Варьяша. Жоку ведь именно поэтому приняли в университет...
- Тебя бы и так приняли, если бы я попросил, однако я этого не сделал, да и раньше я ничего подобного не делал.
- Ничего не делал? Разве ты не знаешь, сколько людей стремятся работать на киностудии? Есть такие, для которых работа в кинематографии является целью жизни, с детских лет они мечтают об этом. Но взяли туда меня, и не без твоей протекции, хотя у меня нет высшего образования и к кино я не имею никакого отношения. Ты считаешь, что поступил правильно? На киностудии меня презирают за то, что я занимаю чужое место.
- Никакое оно не чужое. Тебя официально назначили на должность.
- А почему бы эту должность не предоставить одному из тех, кто страстно мечтает работать в кино? Я-то ведь не хочу там работать.
- Черт возьми, чего же ты хочешь?
- Ничего. Во всяком случае, я не хочу строить собственное благополучие за счет других.
- Хорошо, увольняйся и занимайся чем хочешь. Если ты идиот, я не стану тебе больше помогать. Так чем тебе не нравится работа на киностудии?
- Не нравится, и все. Ты думаешь, мне приятно постоянно выслушивать, что ты за человек.
- Плевал я на них! Человек не может жить так, чтобы он нравился всем. На киностудии затхлая атмосфера, там варятся в собственном соку дипломированные идиоты, возомнившие себя чуть ли не гениями. На самом же деле они хуже эпигонов и занимаются не чем иным, как воровством.
- Тогда почему же ты хочешь, чтобы я там работал?
- Иди в рабочие, мне все равно. Я уже устал спорить с тобой. Я со своей стороны сделал все, чтобы ты стал человеком. Я хотел, чтобы ты учился дальше. Думал, что через четыре года ты получишь диплом режиссера, а ты, как я погляжу, хочешь стать лодырем. Будь по-твоему, только убирайся ко всем чертям! И с сегодняшнего дня ты не получишь от меня ни одного филлера. Посмотрим, что из тебя выйдет, когда я перестану тебе помогать. А теперь оставь меня, мне надо работать. Книгу можешь забрать: писать на ней я ничего не буду. И еще раз предупреждаю, мне твое поведение осточертело.
"Вот меня уже и из дома выгоняют! - подумал Эндре. - Родной отец называется. Трудно поверить, что когда-то он был революционером, боролся с хортистами, сидел по тюрьмам. Вот сейчас он довольно нелестно охарактеризовал киношников, но это потому, что они где-то далеко, а сидели бы рядом, он наверняка хвалил бы их, как сделал это в своей последней статье. Так каково же все-таки его собственное мнение? И потом, на киностудии работают не только хапуги и бездари, там работает много честных и талантливых людей. Кроме того, отец является депутатом Государственного собрания, но ни разу не выступил по вопросам культурной политики. Именно об этом мне и следовало бы напомнить ему. А еще о том, как он богат, да и за границу ездит постоянно... Но я труслив, поэтому не смею сказать ему правду..."
- Ну, чего же ты ждешь? Уходи, мне надо работать.
- Хорошо, - сказал Эндре, - жаль только, что мы так и не поняли друг друга.
Он направился было к двери, но в этот момент на пороге показался дядюшка Кальман. Это был сухопарый мужчина, сильно облысевший, с лицом, испещренным густой сеткой мелких морщин.
- Сервус, дружище, - поздоровался он с Эндре, похлопав его по плечу.
Варьяш встал. На лице его отразилось удивление.
- Сервус, Кальман. Наконец-то ты явился! - Выйдя из-за стола, Геза обнял брата.
В кабинет тем временем вошли мать и Жока. Варьяшне, сдержанно улыбаясь, подставила дядюшке Кальману щеку для поцелуя, а Жока бросилась радостно обнимать его.
- Может, пройдем в столовую?
- Побудьте немного здесь, - ответила хозяйка. - Жо, скажи Юли, чтобы поставила еще один прибор.
- Не беспокойся, Жо, я уже завтракал. - Кальман привлек племянницу к себе: - Ну и выросла же ты: настоящей дамой стала.
- Но рюмочку коньяку ты не откажешься выпить?
- Не откажусь.
Мужчины сели. Варьяшне не отходила от мужа, словно готовилась защищать его от неведомой опасности. Жока принесла бутылку коньяку и рюмки.
Дядюшка Кальман сообщил, что на год улетает в Дамаск, на строительство инструментального завода. Самолет вылетает в полдень, вот он и заскочил проститься.
Братья выпили и заговорили о Дамаске.
- А как ты переносишь жару? - поинтересовался Варьяш. - Чего доброго, совсем высохнешь.
- Придется жидкости употреблять больше обычного, - со смехом ответил дядюшка Кальман. - Мне рассказывали, будто там повсюду продают великолепное немецкое пиво.
Хозяйка тем временем немного успокоилась, ее улыбка стала приветливее, а лицо чуточку зарумянилось. Каждый приход дядюшки Кальмана заставлял ее поволноваться: приходилось внимательно следить за мужчинами, так как они в любую минуту могли поссориться. На этот раз, однако, как ей показалось, ссоры не предвиделось - дядюшка Кальман довольно дружески беседовал с Гезой. Лишь бы они не заговорили о политике!
- А с тобой что приключилось, племяш? - спросил дядюшка Кальман, разглядывая угрюмое лицо Эндре. - Мрачный ты какой-то...
- Ты думаешь, он знает? - ответил за сына Варьяш. - Молодому человеку слишком легко живется. Ты в двадцать лет уже дважды сидел в тюрьме...
- Я тоже могу туда отправиться, если ты так этого хочешь! - выпалил Эндре, а сам подумал: "Будет лучше, если ты оставишь меня в покое, а не то я доведу тебя до белого каления. А может, тебе скучно, вот ты и забавляешься? Но разве мне не скучно?"
Варьяш насмешливо улыбнулся:
- Вот тебе, пожалуйста! Слышишь, как отвечает современный образованный молодой человек?
- Бандика, не серди отца с раннего утра, - с легкой укоризной в голосе попросила мать.
"Все они хорошие артисты, - думал тем временем Эндре, - подыгрывают друг другу так искусно, что комар носа не подточит". А вслух он, не обращая внимания на замечание матери, сказал:
- Очень жаль, дядюшка Кальман, что ты уезжаешь. А меня ты не можешь взять с собой? Я бы охотно поехал.
- А что, племяш, поехали! - На морщинистом лице дядюшки Кальмана появилась открытая улыбка, и оно прямо-таки на глазах сделалось красивым.
- Ты полетишь только в том случае, - вмешалась Жока, - если возьмешь с собой меня.
- Пожалуйста, поезжайте! - рассердился Варьяш. - Одного не пойму: почему вы раньше-то не уехали?
- Геза... - тихо укорила жена, чувствуя, что муж вот-вот выйдет из себя: у него даже шея побагровела от возмущения.
"Он сейчас взбеленится, - с ужасом думала Варьяшне. - Нужно сказать Банди, чтобы он перестал сердить отца. Атмосфера в доме и так накалена..."
- Геза, Геза, всегда только Геза! - раздраженно произнес Варьяш. - Ты не меня одергивай, а своих деточек. Он, видите ли, уедет... - При этих словах он бросил на сына полный ненависти взгляд: - Паршивый щенок! Отец, не зная отдыха, работает на него, а ему хоть бы что! Чуть свет заявляется ко мне да еще обвиняет во лжи. Попробовал бы я в свое время сказать нечто подобное отцу, он бы мне такую взбучку устроил, что я запомнил бы это на всю жизнь...