Середина лета, экватор. Про день Нептуна я была наслышана от подружек, которые в лагере не в первый раз, и все мечтала поучаствовать в нем. Но ответственными назначили наших врагов - второй отряд. Что и говорить, мы им завидовали. Только представьте: каждый день в тихий час, когда мы вынуждены были притворяться спящими, они ходили на Дему и репетировали - девчонки должны были изображать русалок. Они хвастались потом, что им разрешают купаться.
И вот настал долгожданный день; чуть ли не после завтрака "актеры" убежали на генеральную репетицию, а праздник должен был состояться сразу после тихого часа. Счастливые русалки были с сильно подведенными глазами - наверное, не одна коробка вожатских теней пошла на их, так сказать, макияж, - с зелеными волосами-париками из марли, крашенной в зеленые тона. И вот они, значит, умчались. Нам ничего не оставалось делать, как дожидаться окончания тихого часа. Но к назначенному времени небо, бывшее до того безоблачным, неожиданно затянулось тучами, стало темно, и, когда тихий час закончился, полил не то что дождик, а настоящий ливень сплошной стеной, какой редко бывает, - просто ни словом сказать, ни пером описать. В это время мы были на полднике в столовой, откуда местность от Демы до лагеря хорошо просматривается, и стали свидетелями необыкновенного спектакля: со стороны реки по грязной дороге бежали силуэты всякой нечисти - русалки, водяные, омутники, - причем с них, когда они добежали до столовой, текло по волосам и лицам нечто зеленое и синее, все это размазывалось… Они стояли босиком в столовой, грязные с ног до головы, несчастные такие. Простите меня, но не смеяться было невозможно. Рома веселился с нами, хоть и сдержанно, Жора откровенно валялся - так его трясло. Людмила, естественно, нас не одобрила. Опозоренных русалок отправили в душ отмываться, а хохоту хватило до конца смены. Нечего и говорить, что праздник не состоялся, зато мы были отомщены и утешились зрелищем.
* * *
После отбоя к нам в палату явился старший вожатый Жора. Оглядел всех озорным глазом и ткнул поочередно пальцем:
- Ты, ты, ты, ты и ты - вы будете диверсантами. - И больше ничего не сказал.
Мы поломали головы - что бы это значило? - и уснули, а утром вроде ничего не происходило такого, из ряда вон выходящего, все пошли на завтрак, весь лагерь, как обычно. И только в столовой узнали, что сегодня "Зарница".
По рассказам, раньше в лагере "Зарница" проводилась обычно для галочки. Но в этот раз, похоже, все было по-другому. Отряды еще завтракали, когда к нам с заговорщицким видом подошел Жора и, подмигнув, громким шепотом приказал: "Диверсанты, выходите!" Мы вышли. А столовая, она рядом с воротами. У ворот стоял грузовик с толстым брезентовым тентом. "Диверсанты, залезайте!" - скомандовал Жора. И в тот момент, когда кто-то успел залезть в кузов, а кто-то еще лез по лесенке, машина почему-то тронулась с места, оставшихся двух-трех человек буквально закинули внутрь. Всего нас было человек пятнадцать-двадцать диверсантов, включая Жору. В машине сидела врачиха с чемоданчиком и еще несколько взрослых из администрации лагеря. Не успел наш грузовик вырулить за ворота, как раздались громогласные вопли: "Лагерь, вставай! В ружье! Диверсанты смылись!"
Нас повезли к озеру с загадочным именем - Акманай. Туман еще стоял над землей, и место там влажное, росистое было. Ладно еще мы в куртках - на них тут же какие-то погоны нашили, а потом всех собрали в кружок и объявили: "Вот вам флаг, вы его должны хорошо спрятать". И сами мы должны были- спрятаться. А в этот момент было видно, как в лучах только-только поднимающегося солнца вереницей продвигается в нашем направлении весь лагерь. Мы маялись минут сорок, не зная, чем заняться, даже присесть некуда - до того сыро, но скоро туман начал потихоньку подниматься выше, рассеиваться, и показалось ярко-красное солнце.
Мы с нетерпением ждали, когда же эти дойдут до нас. И когда первые преследователи подошли достаточно близко, последовала команда: "Диверсанты, прячьтесь!" Мы с Адель спрятались в ложбине, поросшей кустарником, куда с трудом, кряхтя, спустились: не больно-то и хотелось хорониться в мокрой траве. Залегли в каком-то болоте. Остальные тоже разбежались, кто за дерево, кто куда. И в это время нас накрыла волна лагерников. Они неслись с воплями, причем несколько человек промчались чуть ли не по нашим головам, перепрыгивая через нас. Мы слышали там и сям голоса, что этого поймали, того поймали. Нам уже и сидеть-то надоело - думали, скорей бы все закончилось. Но, к нашему удивлению, несмотря на то, что безумное стадо через нас промчалось, нас не обнаружили. Неожиданно возник Артур, поглядел направо и налево, Адельку в упор не видит. "Аделька, тебе пора сдаваться, - пошутила я, - вряд ли он способен самостоятельно найти свое счастье". Прошел совсем рядом Роман, скорее всего, заметил нас, но он свой и поэтому не выдал. Людмилины туфли-тапочки появились неожиданно прямо перед моим лицом, я уже хотела подняться, однако вожатая сделала вид, что смотрит в другую сторону, - понятно, ей приятно, что мы валяемся в мерзкой грязи, хочет продлить удовольствие. Так мы пролежали больше двадцати минут, пока из мегафона не раздался трескучий голос Людмилы: "Диверсанты, выходите!" Мы вышли - нас оказалось человек семь непойманных, - вышли, как законопослушные граждане, и тут Людмила объявляет ехидно: "Вы арестованы!" Что за фигня? Не может она без подлостей. "Вы нарушаете конвенцию", - возмутился было Жора, но неожиданно заткнулся, увидев выставленный средний палец Людмилы. И как ей не стыдно, она же вожатая! Мы были условно связаны и условно отконвоированы. Флаг так и остался ненайденным - никто из диверсантов так и не вспомнил, где его спрятали.
К этому времени гвардия безумно проголодалась, поэтому все были рады полевой кухне и… о нас моментально забыли. Забыли обо всем. Но "диверсантов" не обделили: принесли чай и кусочки сыра - кстати, нет ничего вкуснее лагерного чая, который готовится в полевых условиях; возле будки начальника лагеря, рядом с выходом, росли кусты малины и смородины, и вожатые никогда не забывали брать с собой веточки для заварки; когда в котле на костре все это закипало, получался чай, изумительный по аромату.
Все лопали так, что за ушами трещало. Не успели мы дожевать последний кусок, как к нам опять подкрался Жора и шипящим змеиным шепотом сказал: "Диверсанты, вам устраивается побег". Нас опять забросили в машину. При этом оказалось, что лагерная элита, которой не хотелось переться обратно пешком, заняла большую часть кузова, так что нам, диверсантам, скамеек не хватило и пришлось сидеть буквально друг на дружке. И тут вожатые стали вопить: "Диверсанты удрали, диверсанты удрали!" Но публика на это чихает и продолжает обедать, всем по барабану и никто за машиной не бежит.
Мы едем, едем и вдруг чувствуем, что начинаем задыхаться - представьте, солнце печет адски, брезент у машины раскалился, а народу внутри как сельдей в бочке. Сначала крепились, потом кому-то стало плохо, медичка достала чемоданчик с лекарствами, стала искать нашатырный спирт, а потом как закричит: "Режьте брезент!" Пока была суматоха, я смотрю, у нее в чемодане пузырьки с зеленкой болтаются - а зеленка в лагере вещь полезная, - я незаметно прибрала их себе в карман, авось пригодятся.
Нас довезли до боковых ворот. Мы были счастливы, что наконец-то выгрузились, и ничего больше не хотели, никакой "Зарницы". Но нам говорят: сейчас массы пойдут на штурм, а вы должны защищать ворота. Ну ладно, остались у ворот - ворота двустворчатые, в которые машины проезжают в столовую. И вот с воплями приперся лагерь, причем ор слышался далеко, за километр. Без ропота и сомненья мы заняли оборону. И когда уже поклялись друг другу биться до последнего - победа или смерть, - толпа равнодушно прошла мимо нас, никто на штурм не пошел. Зачем, если есть другие ворота? На этом "Зарница" и закончилась. Нам потом завидовали все: мол, вы катались целый день, а мы мотались туда-обратно. Честное слово, сидеть как мокрые курицы в грязном овраге, а потом задыхаться в душегубке грузовика было ничуть не лучше.