Глава 8
Зеленые глаза
Пробуждение мое было не из веселых. Меня разбудили громкий стук в дверь и тревожные возгласы девочки. Не успел я продрать глаза, как меня грубо подняли и стали трясти. Совсем ничего не соображая, я тупо смотрел на ввалившихся в комнату ментов, особенно на того, что был напротив меня. Кого-то он мне напоминал. Он о чем-то резко спрашивал, но я не слышал о чем, а потом я спросил сам:
- Ты что, Санкин?
Мент смутился:
- Разве мы знакомы?
- А как же, с самого детства!
Растерявшийся Санкин уже по-доброму разъяснил мне суть проблемы. Оказывается, после пьянки с Калюл ей я завалился к жене мириться - бывают такие светлые желания у пьяных людей. И пригласил ее и гостившую тещу в ресторан повеселиться, угощал их там текилой и пивом, да и сам наугощался от души. И все бы хорошо, если б праздник не продолжился дома, где к нам присоединились еще две родственницы. Веселье длилось до тех пор, пока мне все не надоело и пока по давней своей привычке я не послал сотрапезников в отдаленное место, заявив, что всех их ненавижу. Это не понравилось родственникам, они, лупя меня подвернувшимися под руку предметами, прогнали спать. Наверное, этого было достаточно, но теща вызвала милицию и написала на меня заявление.
Мне предложили выйти и сесть в "уазик", что я и сделал, радостно соображая, что теща совершила не самый благовидный поступок. И сидеть бы мне в кутузке, да моя девочка подняла тревогу, вызвала жену и попросила соседей за меня вступиться. Жена долго беседовала с ментами, потом сунула им две тысячи рублей, и нас оставили в покое. "Надо же, как низко меня ценят менты, - подумалось мне. - Сомалийские пираты запросили бы гораздо больше". С тех пор тещи я больше не видел, а с женой мириться уже не имело никакого смысла.
- Ты должен бросить пить, - твердо сказала мне девочка.
Я обещал.
* * *
Пришла Рыжая, и я долго читал ей лучшие места из Венедикта Ерофеева, пока она не уснула. История Венички ее совсем не тронула. Я дочитал до конца, укрыл Рыжую одеялом и пошел за пивом, позабыв про обещание, данное девочке. "Это в последний раз, - обманывал я себя, - просто чтобы не болеть".
Заснул я только под утро, еще несколько раз сбегав за очередной порцией "лекарства".
* * *
"Как же там девочка? - вспомнил я, проснувшись. - Ведь она ушла ночью".
- Если с ней что-нибудь случится, я тебе этого никогда не прощу, - сказал зло Рыжей, беспечно готовившей завтрак на кухне и напевавшей тихую песню. - Из-за тебя я не могу спокойно общаться со своими детьми, они уже совсем перестали приходить ко мне.
Она ничего не ответила, но пение прекратилось. Наверное, ей было неприятно, и я пожалел ее. Подойдя, обнял и извинился:
- Ну что теперь делать, если я тебе нужен. Только я никак не пойму, за что и почему я заслужил такое внимание к своей персоне?
Она поцеловала меня и, отвернувшись, продолжила готовить завтрак, а я, словно побитый пес, поплелся в комнату, залез в Интернет и стал отвечать на письма. Я бил по клавишам и представлял, как обнимаю свою девочку и она улыбается мне радостно. Так я делаю всегда, когда хочу защитить своих близких от опасностей, которые могут им угрожать. Я верю, что если мысленно обниму их и представлю встречу с ними, то и со мной, и с ними ничего не случится, потому что эта встреча должна еще состояться в будущем. Например, если летишь в самолете, нельзя думать об авиакатастрофе, надо думать только о детях, о том, как они будут рады увидеть тебя живым и здоровым. Я часто мысленно обнимаю своих детей, и поэтому с ними ничего не случается. Попробуйте и вы так. Я знаю, что и у вас получится.
* * *
Я вырос в настоящей семье и благодарен за это своим родителям. Только сам вот крепкую семью создать не смог, и поэтому чувство вины перед детьми никогда не покидало меня. Я лез из кожи вон, лишь бы дети не чувствовали своей оторванности от меня. Наверное, это мне плохо удавалось. Вторую жену не устраивали мои комплексы. И, видимо, не без подсказки матери, она стала требовать, чтобы я сделал выбор: или она, или дети. Дошло до того, что она стала орать на меня, если я звонил при ней детям. В моей семье на мужчин никогда не орали. Разве можно было стерпеть такое? Теперь я старался тайно общаться с детьми, и от этого стрессы нарастали с каждым днем, и сердце мое не выдерживало - начинало ныть, и тогда я попробовал залить все спиртом. Поначалу помогло. Но и жена была не прочь погулять с подругами, и скандалы от всего этого не только не утихали, но становились все продолжительнее и продолжительнее. Иногда в комнате стоял такой ор, что я был готов убить или жену, или себя. И все это происходило на глазах у маленькой дочки. Господи! Как хорошо, что я ушел из того дома. Добром бы это не кончилось.
А как же началось-то все? И началось тоже плохо. Откуда взялась эта сумасшедшая страсть по бегающим глазам? Зачем я звал ее и столько ждал? Я ждал ее целую вечность, и мне казалось, что в прошлой далекой жизни мы с ней встречались, но злая судьба разлучила нас. Даже картинка из прошлого-прошлого всплыла в моей голове: было темно, она стояла в длинном светлом платье, прислонившись к дубу и отвернувшись, сильный ветер развевал ее волосы; я с мечом в руке покидал ее, долг влек меня куда-то, а она, обиженная, так и не захотела со мной проститься.
Потом она словно мстила мне за эту нечаянную разлуку, случившуюся еще в глухом средневековье, и всегда врала мне. Врала таким образом, чтобы я понимал, что она врет. Я бесился, и это доставляло ей наслаждение.
Столько лет я хранил в своих архивах все листочки, напоминавшие о ней: ее письма ко мне, рабочие тетради, какие-то документы, выписки, записи ее голоса и, конечно же, фотографии. Она же разорвала и выбросила мои снимки. Особенно мне было жалко то фото, где она обнимала меня сзади и счастливо улыбалась в камеру.
"Что ж, пора и мне освободиться от груза прошлого и почистить свои архивы", - подумал я и стал разгребать бумаги. Первое же письмо оказалось моим, написанным в дни разлуки с женой, уехавшей на север к матери сразу же после нашей свадьбы, и я стал читать его. Написано оно было в форме рассказа с названием "И снова как прежде…" и даже с эпиграфом, который я здесь снимаю за неуместностью. Вот оно.
Почему-то люди, к которым я очень хорошо отношусь, всегда предают меня. Легко. Без проблем. Как будто так и надо. Так было с покойной В., моей сослуживицей, которую я боготворил как самого замечательного педагога старой закваски и которая ни с того ни с сего вдруг разнесла грязь обо мне по всему городу, так и сегодня с нашей кафедралкой Г., которая вдруг начала катить на меня бочку и доносить на меня начальству. Неприятно. Раньше бы я сильно переживал и нервничал, а сейчас "мне все пофиг", как поется в песенке современной ленинградской группы, так как совсем недавно я пережил самый великолепный месяц своей жизни и где-то далеко, "на севере диком", ждешь меня ты.
Вот уже семь вечера. Мы обычно созванивались в это время, но сегодня ты сказала: "Зачем так быстро, мы же только что поговорили, давай лучше в десять". И я согласился. Я часто соглашаюсь с тобой. Потому что люблю. Потому что хочу, чтобы было так, как тебе удобнее. Я-то всегда подстроюсь.
Как же я по тебе скучаю! Но ничего-ничего. Подумаешь, каких-то три часа… Зато потом я буду улыбаться как ненормальный, слушая твой голос, радуясь своему счастью. "Привет, роднюшка!" - скажу я тебе, и ты улыбнешься мне в ответ. Господи, как долго идет время! В эти три часа, к примеру, можно сесть за компьютер и составить рабочую программу, которую с меня уже давно требуют на кафедре. Но разве сейчас я могу думать о таких мелочах, как программы? К встрече надо подготовить свое сердце - кажется, так у француза Экзюпери. Стучатся в дверь. Это братишка, но я сейчас никого не могу видеть, не хочу, чтобы мне мешали. Ведь я жду тебя. "Мне некогда, - бормочу я недовольно, - нужно дописать программу, не успеваю". Братишка уходит с виноватым видом, а я бросаюсь на диван и, схватив часы, жадно смотрю на стрелку. Но что это я? Я же еще не решил, о чем тебе буду рассказывать! Время телефонного разговора пролетает мгновенно, нужно успеть сказать все самое важное. Лихорадочно соображаю, а стрелки хоть и медленно, но движутся. Надо уже положить телефон рядышком: вдруг ты позвонишь раньше. И да, нужно вытянуть антенну: связь такая капризная!
Вот уже остается три минуты. Интересно, что ты делаешь сейчас? Наверное, тоже смотришь на часы и вот сейчас уже начнешь набирать номер. Стрелка переваливает долгожданную отметку - звонка все нет. Конечно же, дозваниваться так сложно, я сам, бывает, звоню по нескольку часов подряд, прежде чем телефон отзовется. Господи! Да не надо же так нервничать! Вот сейчас она дозвонится, вот сейчас… Проходит двадцать минут. Надо еще потерпеть, иначе получится так, что мы будем звонить одновременно и не дозвонимся. Но вот уже больше получаса. Да, ты устала и ждешь, пока я соображу и позвоню сам. Набираю номер - короткие, еще раз - короткие, еще и еще… Наконец - удача! Мне удалось пробиться через кучу чужих звонков, и сейчас я тебя услышу. Как бьется сердце! "Ну что, моя? Ничего не получается?" - спрошу я тебя, а ты будешь расстроена и ответишь тихо-тихо. Длинные гудки, долго-долго длинные гудки. Сердце упало, провалилось куда-то. Как же так?! Ведь должен быть кто-то дома… А может… может, гудки идут, а до телефона твоего не доходят? "Вроде было однажды такое", - успокаиваю сам себя и звоню. Звоню снова и снова.