Вышли втроем, пнули ворота, еще и еще. За ходящим ходуном железом что-то лязгнуло, и появился свет в окошке, тут же заслоненный непроницаемой "лопатой" раскосоглазого невозмутимого аборигена.
- Здравствуйте, - сказал Сухожилов почтительно. - А господин Шамсин Шамир Шамирыч принимает?
Засовы сдвинулись, в воротах распахнулась дверь; "залетные", переступив порог, мгновенно стали обитателями гигантского кошмара, в котором все хрипело, выло, конвульсивно дергалось, когтилось, скрежетало, в котором дико совмещались зоопарк и Бухенвальд; тяжелый перебрех стоял, не расходясь, как облако, над клетками; тоскливый, режущий по слуху бритвой волчий вой был словно леденящий воздух преисподней; разило будто пригоревшим молоком, дерьмом, мочой и мокрой псиной, в проемах между клетками летали, словно крупный снег, седые клочья шерсти.
- Музыка мне больше не нужна, музыка мне больше не слышна, - прокомментировал Сухожилов.
- Ходи за мной, - сказал абориген.
- Пусть себе, как черная стена, к звездам поднимается она, - продолжал Сухожилов. - Пусть себе, как черная волна, глухо рассыпается она.
Пройдя меж клетками, в которых глухо бились и хрипели в предчувствии очистки тощие, мосластые собаки, они спустились вслед за служкой в пахнувший им навстречу вечной мерзлотой подвал, толкнули дверь, вошли в каморку с холодильником и телевизором, в котором два негра уже вторую, видно, четверть часа тягали так и эдак загорелую блондинку с холеным телом и великолепными большими сиськами. Йе, йе, фак ми хандред посент. На продавленном диване возлежал набобом маленький татарин с косыми трещинами длинных равнодушных глаз. Безраздельный косолапый властелин собачьих судеб, не удостоивший двуногих визитеров даже взгляда.
- Нужны животные, - сказал в пустоту Сухожилов.
- Сколько?
- Полсотни голов.
- Э! Зачем тебе?
- А мы - "Гринпис". Полсотни собак, фургоны - один или два, - и отвезти, куда мы скажем.
- И сколько даешь?
- Зависит от твоих запросов.
- Вот даже так. А десять штук давай. Не, пятнадцать. За все - за собак, за шоферов с фургонами.
- Пятнадцать штук за мыло? Не много ли? - усмехнулся Сухожилов.
- Ты сам сказал - мои запросы. И потом, ты "Гринпис" или кто? Чего мелочиться, ведь жизнь, божья тварь! - Шамсин заэхэкал.
- Да вот еще. Нужны дрессировщики.
- Кто?
- Ну, эти, кто тут у тебя, собачники. Сколько их надо на полсотни животин? За дрессировщиков, машины и собак даю пятнашку. И это… волкодавы есть?
- Чего?
- Собачки помощнее, чтобы звери. Чтобы можно было натравить.
- Э, слушай, я не понял - а родословную на каждую тебе не надо, нет? Ротвейлеров, да, тебе?
- Короче, парочку собачек позубастее.
- Ну, хорошо. Найдутся и такие.
- Кто-нибудь может мне объяснить, - взмолился Криштофович, - что здесь творится и зачем вообще?
- На-ка вот, почитай, - Разбегаев выдернул из папки распечатку с оттиском двуглавого орла. - Всему тебя надо учить, молодой.
Криштофович стал читать, беззвучно шевеля губами.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ОТ 10 ИЮНЯ Ns 2167
О наложении карантина по бешенству домашних собак на территории города Менделеевска.
В связи с возникновением бешенства среди домашних собак в ряде населенных пунктов Менделеевского района (экспертиза № 877 от 15-05-20… менделеевской ветплаборатории) постановляю:
1. Признать территорию, прилегающую к ОАО "Химзавод им. В.Я. Карпова" (Краснознаменский район города Менделеевска), неблагополучной по бешенству и наложить карантин.
2. Утвердить план мероприятий по ликвидации бешенства.
3- Главам администраций совместно с органами внутренних дел в десятидневный срок организовать отлов бродячих собак и кошек.
4- Главам администраций сельских округов, руководителям предприятий и организаций всех форм неукоснительно оказывать содействие ветеринарной службе оай - она в отлове бесхозных животных и проведении вакцинации собак и кошек против бешенства.
- Выходит, мы теперь ветеринары?
- Прозрел наконец. Закинем им на территорию собак, зайдем на "Нижнекамск" с врачами и ментами. Что? Нету вас? А это что? Пощупаем, где что лежит и где что прячется.
- Я халат давно не примерял, - сказал Сухожилов. - Бал-маскарад мне хочется.
- А как закинем-то?
- Я хотел десантировать псин с вертолетов под "Полет валькирий" Вагнера, - отвечал Сухожилов, - но эти двое гадов меня отговорили.
Посадили Арсена за набег на "Гипромез", но если где они и преступили по-настоящему закон (который на древних скрижалях), так это в Ачинске в две тысячи четвертом. Он помнит: тамошний металлургический, и неестественно красивую, как в древних клипах про "братву", оранжевую россыпь великолепных жилистых кленовых листьев на мокрой и зеркальной крыше большого джипа (со скрупулезным воспроизведением мельчайших черточек, всех линий, как в кино, которое сам для себя отснял Господь), и полсотни мощных бритых крепышей с "бендеровскими" белыми повязками из купленных в аптеке "стерильных марлевых" бинтов, и собственные ноги в рыжих замшевых ботинках, что мокли и пропитывались маслом в мазутной ачинской грязи, и тех угрюмых, словно от рожденья, гегемонов, кряжистых мужиков, которые стояли у ворот стеной, их красные, дубленные морозом и опаленные горячим жаром доменных печей, железно неподатливые лица, кустистые брови, бугристые лбы, сверлящие глаза, похожие на пули в оружейной смазке. И как кричал им: "За кого? За Прохорова? Костями лечь? Вы это туг? Всерьез? А он же вас и продал трижды, доказать могу! У вас здесь что? Редкоземельные - за ними вся Европа! Магниты! Запредельный спрос! А деньги где? Зарплаты где? Нормальные, достойные, такие, чтоб жена не выгнала, а то ведь женам, детям совестно в глаза смотреть? Подачки жалкие, название одно. А почему? Вот я, москвич, позавчера приехал и все у вас украл? Это я виноват в ваших нищенских зарплатах за последние три года? Такого не бывает, что москвич приехал… Вот здесь концы, у вас, в заводоуправлении. Цеха стоят у вас? - Ведь нет, в три смены. Куда все это? А Прохорову с Кузькиным в карман! И в Западно-Сибирский банк развития, где Фридман есть такой, слыхали? А вам что вешают? Про транспортные сборы! Таможенные пошлины? Про то, что я, москвич, железную дорогу перекрыл? Что мы вам предприятие, такие-растакие гады, задушили? Да только вот все доказательства - по белому, с печатями, - и Сухожилов кипой доказательств потрясал. - Идут отгрузки за кордон, бесперебойные! И прибыли на счет, и миллионы на Багамах у известных лиц в офшорах. Я, мужики, не буду вам, что вот сейчас мы нового вам генерального поставим, и все наладится, и будет жизнь. Не будет, я не обещаю. Что Рафалович? Да Рафалович, может быть, такое же говно, еще похлеще Прохорова. Был Ачинский металлургический, а будет Феррум-групп. Такая же херня, вид только сбоку! Да только это разве вывод, что надо собственные бошки подставлять за этого иуду-Прохорова? А руководство сменим - хоть какая-то надежда. Еще раз заявляю: не буду заливать про золотые горы. Да только Феррум-групп десятки предприятий по стране поднял, и люди там давно уже нормальные зарплаты получают, хоть уважение себе вернули, элементарное достоинство. А дальше сами уж решайте, но только помните, что вам плечом к плечу за кровососа не с руки, что самая большая дурость это - стоять за человека, который вас и обобрал. Я все сказал".
И расколол он этими речами гегемонов надвое, и вот уже ночная рубка, махач в огромном гулком заводском цеху, на площади перед заводоуправлением; рабочие гвоздят друг друга кулаками, секут цепями, арматурными прутами, и кашляют, хрипят и ползают на четвереньках, и ночь уже как будто ясным днем становится, прожектора ударили, и в черную, в грязи, в крови елозящую массу тугие струи водометов бьют, сшибая с заборов, со стен осаждающих, и сокрушает грузовик армейский тяжкие железные ворота, и вот уже привязывают трос к решетке в окне заводоуправления, в котором, сейфами, шкафами двери подперев, Арсен с Сергеем круговую держат. "Инертные, ты говорил? - орет Арсен на ухо Сухожилову, который, закаменев лицом, все мучает реестр на стареньком компьютере. - Прибитые?" И мечется Арсен с мобильником у уха: "Ну где ты, сука, где?.. Ну, где твои менты? Что значит… ты с ума сошел… никто не хочет ехать? Есть трупы, есть! Здесь бойня, Сталинград! …Ты слышал, нет? Никто не сунется, пока не будет трупов. Никто не сунется, пока не будет трупов", - и браунинг "хай пауэр", рванув из-за ремня, холодным дулом к впалому голубоватому виску Арсен уже тут прижимает. "Все какое-то русское - улыбнись и нажми", - говорит Сухожилов. - "Да что же ты такой урод, а? Ему башку сейчас вот, а ему смешно. Ну все тебе смешно! Тебя не будет! Вот сейчас! Представь! Смешно?" - "Не ссы, сынок, у нас здесь по стволу на брата. В окрошку всех! Тогда твои менты приедут, будь уверен", - пахан "бендеровцев", с перстнями несмываемыми "королевскими", по-волчьи склабится. - "Господи! Кругом одни уроды! Кого я слушал, господи?" - визжит уже Арсен.