5. Списки. Неопознанные
Квартира, новая, по-современному пустая, женщину ждала, хозяйку. (Хозяин внутренние стены убирал-ломал, пространство раздвигая, распахивая, словно поле, под будущую жизнь, готовясь так любить, чтоб уничтожить всякую отдельность друг от друга и обучиться смотреть общий сон на двоих.) Не дождалась - не ступит на порог хозяйка. Гнетущим чувством веяло от стен свежеокрашенных, горячих, желтых, сочных, - как будто от стылых осенних полей, от холодной земли, уже не могущей рожать, плодоносить. Оттого и жутковато было, что сделано все было грамотно, добротно, интересно. По требованиям моды, по журналам, в которых навороченная, сверкающая хромировкой кухня - центр дома. Все правильно: вокруг чего еще всему вращаться в истинном домашнем космосе, как не вокруг боготворимого и дышащего ровным материнским жаром очага?
Сияли холодно и равнодушно нержавеющая сталь, огнеупорное стекло плиты, нетронутые плоскости шкафов, столешниц, хлебопечек, холодильных камер, никчемные объемы кофеварочных, посудомоечных машин - картинка с выставки, стерильное пространство экспозиции в салоне, в которое покамест не вдохнули жизни и некому вдохнуть теперь. Предметы мягкой мебели вокруг, накрытые как будто старой парниковой пленкой, казались вековыми горами в складчатых панцирях мутного, запыленного льда. Найди они вот эту кухню на Дуне, и то бы не ударила им по глазам холодным светом такого беспощадного, кристального абсурда. Их было двое здесь: один - уже вдовец, хозяин обезжизненной квартиры, второй - и вовсе полунеизвестно-что, не муж, не любовник, не брат, седьмая вода на эфемерном киселе, рекордсмен непричастности. Впрочем, только вошли, и квартира наполнилась светом и звуком, как будто сразу прорубили все окна в мир, какие только есть у современника. Шкворчала сковородка на плите; два плоских телевизора плевались раскаленным жиром новостей; гудел, покряхтывал стационарный исполнительный компьютер, светился серебристый ноутбук, по проводам и в воздухе туда-сюда сновали килобайты новостей, и пили Сухожилов и Подвигин эти новости, как воду, не в силах оторваться, любое указание неясное, обмолвку, отзвук из всех источников ловили.
- Ты зря себя, на самом деле, укоряешь, ведь неизвестно - может быть, на самом деле так оно и было лучше. - Подвигин сковородку с варочной поверхности снимает и к Сухожилову пододвигает. - А как там было от огня еще укрыться?
- Это я каким, не знаю, надо быть… ну, мозгом каким, чтобы этого не понимать. Сам в окно, а ее, значит, в ванную. Не вылезай - сиди и задыхайся. Дым-то, дым. Минуты хватит.
- Ты пожри давай, отлепись от экрана. Сколько больниц?
- Двенадцать по списку. Двадцать первая самая близкая, надо думать, туда всех тяжелых.
- А в Склиф?
- Ну и в Склиф. Первым делом туда, в двадцать первую. Вот смотри, сообщается, что в одиннадцать будут все списки.
- Что в сети?
- Ноль в сети. Сорок восемь человек - пофамильно. Все.
- Будь готов, с опознанием - каша. Процентов пятьдесят, я думаю, до сих пор - безымянные. А то и все семьдесят - времени мало прошло. Ну а как? Без сознания все. Нет, хотелось бы, конечно, чтоб отделалась легким испугом, чтоб я здесь, закричала, забирайте меня невредимую. Только что-то непохоже, если честно. Дала бы знать, наверное. Из родных-то кто?
- Без понятия.
- Муж?
- Это да, что-нибудь в этом роде.
- И про это вы с ней не успели?
- Где там?
- Может, дома уже? Ну а все-таки? Телефоны, адрес?
- Глухо. Телефоны оборвал.
- Так. Разделимся? Я домой, а ты - в больничку?
- Дело, в принципе. Адрес держи.
- Фотографию бы. Не имеешь? На будущее.
- Вот, нарыл.
- Да, глаза - есть от чего поехать крыше. Жри давай. А то это… осунешься… Ну и чего, чего ты? - захохотал Подвигин, пересев за ноутбук. - Вот смотри, про тебя читаю: "чудом удалось спастись престарелому дипломату с острова Тайвань. Обнаружили его по шею в наполненной ванне. Огромную роль в этом чуде сыграло"… твое, твое вот самообладание… Этого человека! - и в Сухожилова Подвигин пальцем ткнул. - И твоя тоже в ванной, и хоть бы ей что! Так… "Но не в меньшей степени это можно объяснить какой-то причудливой случайностью, игрой воздушных потоков, которые избавили сидящего в ванной человека от удушья".
- У меня-то там была игра - кто же знает. Эй! Кто-нибудь? Была игра? Мне б игру хоть какую-нибудь воздушных потоков. Хоть самую ничтожную, убогую, на одного хотя бы человека. А? Можно гарантировать?
- Э! Хорош! Могла быть игра - это главное, и точка на этом. Как же вы с ней, все никак не могу понять.
- Что мы как?
- Ну, нашли друг друга в этом мире. Или дальше об этом молчим?
- Короче, я захватчик. Законный отъем чужого имущества в пользу заказчика - сливаю, поглощаю. И вот мне на нее заказ… ну то есть, знал я разве, что там она окажется. Объект - три тысячи квадратных метров, почти что в самом центре, слюнки так и текут.
- Она-то кто?
- Ну кто - совладелец.
- Вот так да, а по виду не скажешь.
- Короче, здание старинное, начала двадцатого века, бывший автобусный парк. Ну, вроде памятник архитектуры, его сам Мельников великий спроектировал. И это все, конечно, в запустении. Она пришла, отреставрировала; откуда деньги у нее такие, я не знаю. Я шел в пустой ангар, а оказался в галерее современного искусства. Ну, игрушка, понимаешь? Шаманизм в отдаленных районах Крайнего Севера. Угол нецелевой, ничем не мотивированной рукотворной красоты в самом центре прагматичной Москвы. Но это. как ты понимаешь, меня не взволновало сильно. Шедевр архитектуры, но на бумаге - тупо бывшая муниципальная собственность. Обычная, до жути беззащитная ОООшка. Нам на один укус, только скрипнет на жвалах. Вошли на несколько часов, и все, перепродали с потрохами, два раза на техничку слили, и в воду концы. Ну и здесь все по схеме, даже скучно, неинтересно. Как снег на голову послали к ним налоговую, потырили бумажки учредительские, нечаянно их потеряли. Они, конечно, ничего не просекли. И все, у шедевра конструктивистской архитектуры - новый директор, Иван Иваныч Предыбайло, дееспособный формально и ограниченный умственно, хронический алкаш с циррозом печени - как раз в аккурат, чтоб без вопросов сдохнуть через год. Предыбайло раздваивается, его пропитая физическая оболочка находится на излечении в саратовском наркологическом диспансере, а отлетевшая от тела душа путешествует по городам и весям огромной страны, хватая там и сям кредиты и оставляя в залог всю драгоценную недвижимость моей Башиловой. Она, моя милая, конечно, ничего о собственных долгах не знает, все сроки по кредитам прогорают. Потом ее реальное богатство закачивается в виртуальный фонд несуществующей физически компании, и - здравствуйте, покиньте здание. Обычная телепортация, которая не требует особенной фантазии. Ну и все, мы заходим с бумажками, с ЧОПом и приставами, со всеми делами. Извини, конечно, милая, но это больше не твое. Ну, зашли мои присные, тут мне звонок: Сухожилов, там бабы. - Ну и что? - говорю. - Так уперлись они, ни в какую, и милицию вызвали. - Ломайте двери, - говорю, - и в шею их, всего делов. - Все же девушки хрупкие, - мне говорят, - неудобно к ним грубую силу. - Соблазняйте, говорю, а ну да, вы же не можете.
- Ну а ты, чего, особенный? Дар убеждения.
- Дар не дар, а на заводах приходилось… перед толпами многотысячными. На ткацкой фабрике один раз… - Сухожилов фыркнул, - бунт усмирял. Ну да, натуральные бунты, руководство бывшее рабочих из цехов к воротам выведет, чтобы те голой грудью за правое дело. Раньше как - и смертным боем можно было, если все другие аргументы не помогут, а сейчас - цивилизация, терпимость, толерантность; членовредительство - уже не комильфо. С интеллигенцией вообще беда; она - идейная, ее нельзя руками. Тем более культура. Ну приехал - действительно, девушки, тонкие штучки, запах прелого сена, нотки лаванды, под кожей позвонки просвечивают, лопатки боязливо сведены, и решимость мрачная в глазах: это будет наш последний и решительный бой, ну и парочка мальчиков с ними, явно пидорского вида. Как тут с ними? В тупого пристава играть, который "дура леке, сед леке" и "предлагаю покинуть - предлагаю покинуть?.." Ну я влетаю - воплощенная предупредительность без всякого намека на подобострастие - милый, но настойчивый, любезный, но решительный. "Господи, господи, - причитаю с порога, - это что же вы тут устроили? Вы! Ну посмотрите на себя - какие из вас Матросовы? И все туда же - ни пяди квадратного метра, вгрыземся, как в Малую землю, зубами. Глупо, девочки, бесконечно глупо. Я извиняюсь за свинства моих подчиненных, но факт при этом остается фактом: помещение сменило собственника. Вам придется покинуть". "Вы нас что же - физически?" - тут мне вопрос. Смотрю: холеная такая, лет сорок пять, наверное, ну, сорок, а ноги как у девочки. Гранд-дама, опытная стерва. "Вас, - говорю, - мы отсюда на руках. Физически, но трепетно. Я бы даже сказал с благоговением". Глазами вперилась в меня, бровями так классически обезоруживает, а на лице - порода, двадцать поколений… не знаю уж, кого, профессоров, дворян. Я здесь бы, думаю, пошуровал. Владелица, конечно, - понимаю, - а эти юные вокруг нее - как фрейлины, мальчонки - как пажи.
- Но не она хозяйка?
- Не она, ты же знаешь уже. "Что же вы своих сотрудников - я ей - так понапрасну подвергаете? Да нет, не угрожаю я расправой, вы только не подумайте, но вы ведь как - никак властям официальным препятствуете в данную минуту, а за это - уголовная ответственность". - "Я, наверное, все-таки не хозяйка, говорит". - "Да, а кто же владелица?" И вот тут уже она.
- С фотографии.
- Именно. Я усмешку уже приготовил, но застыла усмешечка.