- Вижу, - вздохнул и Батышев.
- Мне не жалко, - сказала женщина, - я бы всех пустила. Да куда?
В голосе ее почувствовалась некоторая слабость, и Батышев на всякий случай уточнил:
- Даже до утра?
- Вон, все они до утра, - сказала администраторша. Батышев проследил за ее взглядом. Все сидячие места в вестибюле были прочно заняты, а еще несколько человек стояли у стен и колонн в сгорбленных позах кариатид.
- Хотя бы девушку, а? - не отставал Батышев.
- Если б было, - начала женщина прежним тоном, но вдруг, секунду поколебавшись, спросила: - Одна?
- Одна! - подхватил он с надеждой.
- Только до восьми утра.
- У нас самолет в восемь!
- Через час пусть подойдет, - сказала администраторша и посмотрела на девушку, запоминая.
Батышев вернулся к своей спутнице победителем:
- Ну, вот и все в порядке. Через час подойдете к ней с паспортом. Так что спокойной ночи.
- А вы? - спросила девушка.
- Мужских мест нет.
- Тогда я тоже не останусь, - сказала она и взялась за сумку.
Батышев растерялся: ему жаль было и девушку, и свой успех.
- Но ведь ночь на дворе…
- А для вас не ночь?
- Вы все-таки девушка. Я, конечно, благодарен…
- Нет, - прервала она негромко. Однако тон был самый непреклонный.
Батышев попытался еще что-то возразить. Но она уже шла к выходу.
В общем-то, Батышев не слишком удивился. У молодости свои представления о солидарности. Спросил человек дорогу, прошел минуту рядом с тобой - и вот уже товарищ по ста метрам тротуара, уже не бросишь одного в чужом городе, уже тревожит рассказанная им в трех фразах история.
Собственно, и мне ведь не безразлично, будет ли у нее ночлег, подумал Батышев. А кто сказал, что она хуже его?
И тут же прикинул озабоченно, что просить два места в гостинице всегда трудней, чем одно.
- Ну, куда теперь? - спросил он на улице. - Тут еще в центре есть гостиница.
Она стояла, сосредоточенно сведя брови.
- Кстати, простите за невежливость, давно пора бы поинтересоваться. Вас как зовут?
- Марина, - сказала она.
- А я Борис Андреевич. Как говорится, очень рад.
Она чуть склонила голову, но молча. И Батышеву понравилось, что с ее губ не слетела так же легко, как с его собственных, общепринятая маленькая ложь.
Он поискал взглядом троллейбусную остановку и повернулся к девушке:
- Итак, Марина…
Она еще немного подумала и решительно произнесла:
- Бесполезно. Наверняка там тоже полно. Ладно, есть один вариант. Не очень хочется, но черт с ним. Пойдемте, тут недалеко.
- Но если вам почему-либо неудобно…
- Наплевать, - прервала она. - Вам помочь?
- Да ну что вы! - возмутился Батышев. И тут же подумал, что с точки зрения этой девушки его сорок пять - возраст, пожалуй, уже и не средний. Что ж, видно, пора и к этому привыкать…
Марина еще раз глянула на его чемодан с авоськой, повернулась и пошла по улице, не оборачиваясь и, видимо, не сомневаясь, что он идет за ней.
Батышев и в самом деле двинулся следом, слегка недоумевая, как это вышло, что в их маленькой группе лидером, отвечающим за обоих, стал не он, взрослый неглупый мужчина, преподаватель и даже доцент, а эта угрюмая девочка.
Идти молча было все же неловко, и Батышев затеял разговор как раз дорожного уровня, банальный и ни к чему не обязывающий.
- Вы издалека?
- Из Южного.
- Студентка?
- Да, с биофака.
- А почему ступня на спине?
- Черт его знает! У соседнего отряда была ладонь.
- А "Шикотан"?
- Я там была на путине.
- Романтика? Или приварок к стипендии?
Она ответила:
- Просто надо было уехать из города.
Фраза была достаточно откровенная и обязывала либо к дальнейшим, уже не дорожным расспросам, либо к молчанию.
Батышев предпочел промолчать. Но не потому, что девушка его не интересовала, наоборот, она возбудила любопытство буквально с первых минут, с того бессмысленного скандала, у стойки справочного. В принципе, он был бы рад поговорить с ней всерьез.
Но - не в этот вечер, не сейчас.
Сейчас он хотел только одного: найти место в гостинице. Чтобы можно было выспаться, чтобы утром спокойно побриться, надеть не измявшийся костюм… В Москву нужно было прилететь отдохнувшим и в форме - слишком многое могло решиться в эту поездку.
Впрочем, подумал Батышев и усмехнулся, его колебания, скорей всего, имеют значение чисто теоретическое. Кто сказал, что девочка стремится к откровенности? Все проще: он спросил - она и ответила точно и прямо. А на следующем вопросе вполне могла оборвать разговор. У упрямых девушек бывает такая привычка: либо говорить правду, либо не отвечать вообще…
Они прошли с километр или чуть больше. Батышев не устал, просто надоело ощущение клади в руках.
Наконец вошли во двор, и девушка остановилась у скамейки.
- Я быстро, - сказала она и поставила свою сумку на скамью рядом с его чемоданом.
- Можете не торопиться, - кивнул Батышев.
Она помедлила немного и вдруг улыбнулась:
- Как говорит одна моя знакомая: "Риск не писк".
Батышев тоже улыбнулся и подумал, что если ей и больше двадцати, то ненамного.
Все еще продолжая улыбаться, он спросил:
- А вы уверены, что это удобно? Мне кажется, вам лучше говорить только о себе.
- Ерунда, - отрезала девушка. - В крайнем случае, побродим по городу. Все равно к семи в аэропорт.
И пошла к подъезду.
Батышев только вздохнул ей вслед. Прогулка по ночному городу с чемоданом и авоськой… Он бы дорого дал, чтобы избежать этой романтики.
Марины не было довольно долго.
Батышев достал из чемодана плащ и надел. Он смотрел на освещенную вертикаль лестничного пролета над подъездом, в который она вошла, и машинально перебирал в пальцах шнурок ее дорожной сумки. Шнурок был изрядно измочален и в двух местах связан узлом.
Батышев вдруг хмыкнул и недоуменно затряс головой. Где он? Почему все это?
Как самолет, на котором он должен был лететь, выпал из расписания и теперь ожидает свою судьбу, где-то в Челябинске или Омске, так и он сам словно бы выпал из времени, из привычного ритма, из возраста, из должности - выпал и вот сидит, на скамейке в незнакомом дворе, в ненужном ему Хабаровске и ждет, что ему выбросит случай - то ли весьма проблематичный ночлег, то ли экзотическую прогулку по все больше остывающим улицам. Сидит на скамейке, стережет чужую сумку и ждет девушку, о которой не знает почти ничего, но знает почему-то три очень важные вещи: что летом ей надо было надолго уехать из города, что сегодня она рвалась в Москву и что завтра, может быть, сама туда не захочет.
Да, история…
Наконец в окне между этажами возник ее силуэт. Хлопнула дверь парадного.
- Ну? - спросил Батышев. - Со щитом или на щите?
Девушка, на шутливый тон не среагировала.
- Все в порядке, - сказала она, - вот ключ. Переночуем у Оли Рыжаковой.
- А кто она?
- Знакомая, - объяснила Марина. - Хороший человек.
Она уже перекинула через плечо свою сумку.
- Постойте, - сказал Батышев твердо. - Марина, милая, я вам страшно благодарен, но поймите, ради бога, и меня. Вас эта Оля знает. Но я для нее…
Девушка отмахнулась:
- Я сама ее один раз видела - в компании под Новый год.
- Тогда тем более…
- Да нет там никого! Пустая квартира. Оля в отпуск уехала.
- А когда приедет и узнает?
Марина посмотрела на него с сожалением и досадой:
- Я же вам сказала: она хороший человек!
Это звучало достаточно нелепо. Но ведь и весь этот вечер был нелеп… Батышев пожал плечами:
- Ну что ж… Как там сформулировала ваша приятельница? "Риск - не писк"?
Наконец-то девушка засмеялась.
Батышев вдруг почувствовал легкость и свободу. А, черт с ним! В самом деле, чего особенного? И так всю жизнь живешь по логике…
Хороший человек Оля Рыжакова обитала в типовой кирпичной пятиэтажке, как раз под крышей. Дом был явно выстроен в эпоху крайней экономии и вынужденных архитектурных новаций: быт не умещался в тесных квартирках и выплескивался наружу. На одной из лестничных площадок стояла детская коляска, на другой - старая тумбочка, на третьей то ли сушились, то ли проветривались два матерых фикуса с листьями, толстыми, как подметки.
Марина открыла дверь и нашарила выключатель в коридоре. Затем двумя движениями развязала шнурки на башмаках и не сняла их, а сбросила, несколько раз тряхнул той и другой ногой. В носках прошла в комнату, а там швырнула на пол сумку, куртку со ступней и "Шикотаном" и села в низкое кресло.
Батышев поставил чемодан в коридоре, повесил на вешалку плащ, авоську с рыбой, минуты две пошаркал подошвами о половичок - и тоже вошел.
Девушка снова ушла в себя. Она думала, мрачно сведя брови, и ему сесть не предложила.
Тогда он сел сам, в такое же низкое кресло, по другую сторону журнального столика.
Потом она вдруг подняла голову и спросила:
- А вы кто?
Это было сказано просто, словно их разговор по выходе из гостиницы ни на минуту не прерывался. Девушка как бы жила в двух мирах. В одном был Хабаровск, квартира на пятом этаже и дорожный попутчик с авоськой. Другой существовал за ее густыми сведенными бровями. Она переходила из мира в мир, как из комнаты в соседнюю, и уследить за ее перемещениями было нелегко.
- Профессия? - уточнил Батышев ее вопрос.
- Хотя бы.
Он назвал профессию.
- А контора? - спросила Марина.