- Говорил он с тобой об этом?
- Нет. Он почти ничего не сказал. В один прекрасный день он попросту исчез, оставив на столе записку; вообще-то это была наполовину готовая полоса комикса, и прямо на ней он написал: "Я устал". Он так никогда и не пришел за своими деньгами.
- А они не пытались разыскать его?
- Боже мой! - воскликнул Картер. - Вы только послушайте: "Они никогда не пытались разыскать его". Святой Моисей! Всю полицию подняли на ноги. Все это - сплошная истерия! "Блуб-бю при смерти!" Предприниматели пронюхали об этом деле и забегали как сумасшедшие взад-вперед в редакцию газеты.
- Предприниматели?
- Ты ничего не знаешь, - сказал Картер, зажигая свою трубку. - Те, кто живет за счет Блуб-бю. Ты никогда не видел очаровательного Блуб-бю из пластмассы, из марципана и стеарина? - Он встал и начал медленно ходить по траве, напевая: - Гардины Блуб-бю, маргарины Блуб-бю, куклы, носки и куртки, пеленки и распашонки… Хочешь послушать еще?
- Лучше не надо, - ответил Самуэль Стейн.
- Я могу продолжать хоть целый час. Аллингтон делал все эскизы. Он очень боялся за свою серию, он был педантом, и тут не должно быть ни малейшей ошибки. Понимаешь, он контролировал все до малейшей детали. Текстиль и металл, Блуб-бю из бумаги, резины, из дерева, все, что хочешь… А еще были фильмы о Блуб-бю, неделя Блуб-бю, и детский театр, и журналисты, и всякие ученые труды о Блуб-бю, и благотворительность, и то, что называется мармеладная кампания Блуб-бю… Святой Моисей! Ну ладно! Как бы там ни было, он никогда не мог сказать "нет". А потом он устал.
Стейн ничего не ответил, но вид у него был испуганный.
- Отнесись к этому спокойно, - продолжал Картер. - У тебя ничего общего с этим нет. Ты только рисуешь, а газета заботится об остальном.
- Но откуда тебе все это известно? - спросил Стейн. - Он ведь ничего не рассказывал.
- У меня острый глаз, - ответил Картер. - И я тоже иллюстрирую комиксы. Но, видишь ли, я могу сказать "нет". И меня ничуть не трогает, если кто-то очернит мою работу. Ты получил много писем?
- Да, - ответил Стейн. - Но они ведь адресованы ему. Фрид сказал мне, чтобы я отнес их в отдел, там есть печать с именем и фамилией Аллингтона, и какие-то люди отвечают на эти письма. Но если я напишу письмо, - сердито продолжал Стейн, - я сделаю это от своего имени, а не от чьего-либо другого.
- Ты жутко боишься за свое имя, а? - усмехнулся Картер.
Больше они об Аллингтоне не говорили; Стейн думал было спросить, неужели он так никогда и не найдется, но внезапная печаль заставила его замолчать.
Позднее они несколько раз встречались в баре, мимоходом.
Самуэль Стейн набросал уже третий синопсис. Он обычно отдавал их Фриду, диалог и предварительные эскизы в карандаше. Через пять-шесть дней они уже возвращались обратно, исправленные, и ложились на его стол. Лучше, но надо ускорить темпы. Вычеркнуть намеки на туалетную бумагу и кладбища! Номера 65–70 слишком много нюансов! Никаких шуток с государством и промышленниками! И так далее.
Сотрудники газеты начали его узнавать, он уже стал своим. А больше всего он нравился Юнсону, с которым имел обыкновение болтать в баре. Юнсон был одним из тех, кто занимался рекламой, иногда, когда у него было время, он отвечал на письма поклонников, адресованные Аллингтону.
- Вот как, Картер! - воскликнул Юнсон. - Я знаю. Его волнуют только его поросята и змеи, да разве что деньги. Он блестящий мастер, рисунки один лучше другого, но он абсолютно лишен всяких амбиций. Да и зачем они ему! Вообще-то он выращивает овощи, а какая-то кузина продает их на рынке.
- Он никогда не отвечает на письма, - сказал Стейн. - Он плюет на них. Послушай-ка! Эти иллюстраторы, рисующие комиксы! Либо они слишком чувствительны и у них больная совесть, либо тоже плюют на все. Разве я не прав?
- Может, ты прав, а может, и ошибаешься; я не знаю, были они слегка не в себе с самого начала или же стали такими, занимаясь этой чертовой работой. Возьмем еще по одной?
Это было вечером, и они торчали в баре; собственно говоря, было уже слишком поздно, чтобы вернуться домой и сделать что-нибудь путное.
- Эта история с Аллингтоном… - сказал Стейн. - Мне от него не избавиться. Он все время со мной. Что все-таки случилось?
- Он немного спятил, - ответил Юнсон.
- В самом деле, ты так считаешь?
- Ну да, так и есть, пятьдесят на пятьдесят.
Самуэль Стейн перегнулся через прилавок и заглянул в зеркало за рядами бутылок. "У меня усталый вид, - подумал он, - но через какую-нибудь неделю я, возможно, буду воспринимать это иначе. Я могу отправить Блуб-бю в бар. Пожалуй, он побывал там довольно давно. Он заглядывал в бар в комиксах Аллингтона четыре года тому назад, то есть куда дольше, чем обычно помнят люди". Он спросил:
- Знает кто-нибудь, где он? Я хочу с ним встретиться.
- Зачем? Ты прекрасно справляешься.
- Дело не в этом. Я хочу знать, почему не справился он.
- Но ты же знаешь, - дружелюбно сказал Юнсон. - Ты это понял. С ним произошло то же самое, что с музыкантами, которые бьют в барабан в джаз-банде, а потом раз - и всё через столько-то и столько-то долгих лет. Ну как, пропустим еще стаканчик?
- Нет, - ответил Стейн, - не стоит. Вечером я собирался немного постирать.
* * *
На следующее утро Самуэль Стейн зашел в закуток за кабинетом Аллингтона и начал стаскивать вниз с полок бумаги, пачки писем, мешки и коробки, а затем выстроил их в ряд на полу, чтобы остался проход. Четыре коробки и чемодан писем от поклонников, на трех из них было написано: "Ответ послан", на одной: "Послал сувениры", а на чемодане: "Жалобы и предложения". На маленькой коробке Аллингтон написал: "Письма с благодарностью", а на другой - "Анонимные". Образцы товаров. Блуб-бю из всевозможных материалов и во всевозможных упаковках, у всех - голубые глаза навыкате, с большими черными зрачками. Перечеркнутые синопсисы, все, кроме одного, что-то вроде дикого вестерна, с замечанием: "Не использован".
Самуэль Стейн расправил рукопись Аллингтона и положил ее на свой стол. Может, удастся ее использовать. На следующей коробке значилось: "Не рассортировано", она лопнула, когда он ее вытащил, и целое море бумаг хлынуло на пол. "Бедняга, - думал Стейн, - как он, должно быть, ненавидел бумаги!" Сообщения, запросы, требования, уговоры, мольбы, обвинения, объяснения в любви… Там была книжка с адресами, аккуратно записанные имена, а в скобках имя жены или мужа возле нужной фамилии, имена детей, собаки или кошки… Возможно, эта своеобразная учтивость несколько обличала дело, и он быстрее справлялся с письмом.
Внезапно Стейну расхотелось искать еще что-нибудь. Единственное, что ему хотелось, это попытаться увидеть Аллингтона, ему необходимо было понять… У него самого был контракт на семь лет, и надо было успокоиться или испугаться, все что угодно, но только - знать.
Назавтра Стейн попытался найти адрес Аллингтона, но никто не мог ему помочь.
- Мой дорогой мальчик, - ответил ему Фрид, - ты только теряешь время. У Аллингтона никакого адреса нет. Его квартира так и стоит нетронутой, и он туда не возвращался.
- Ну а полицейские? - спросил Стейн. - Они искали его? Скверно они поработали. Здесь у меня его книжка с адресами. Тысяча имен или больше! Видели они ее?
- Ясное дело, видели. Они звонили кому-то, но никто ничего не знал. Чего ты хочешь от него?
- Я и сам точно не знаю. Хочу поговорить с ним.
- Сожалею, - сказал Фрид, - но у нас свои заботы. Он подвел нас, но мы выкрутились. И хватит думать об этом.