- Хэппи бёрсдэй, как говорится, ту ю, - радостно игнорировал Митроха его вопросы, наваливаясь, отталкивая, пробивая себе путь в прихожую.
- Эй, куда! - попытался Виктор Анатольевич остановить неуместного поздравителя.
- Витюха! - пропыхтел Митрофанов, падая на скамеечку и пытаясь стянуть туфли. - Я как чуял, что ты нынче дома… А что, думаю себе, не отметить ли нам с Витьком его днюху…
- Какую днюху! Днюха была вчера. Вчера после ревизора пили - забыл?
- Забыл, - кивнул вчерашний Добчинский.
Потом, довольно хрюкнув, он достал из кармана мокрого (дождь уже пошел?) плаща бутылку водки.
- Бибамус! - радостно прокомментировал он.
- Э нет, Митрофанов, нет! - замотал головой Виктор Анатольевич. - Не буду я с тобой сейчас пить.
- Эт почему же это? - возмущенно воззрился на него Митроха.
- А-а-а, - понимающе подмигнул он в следующую секунду и кивнул. - Понял, не дурак…
Он перевалился на другую сторону, едва не рухнув со скамейки, и с оглушительным "оба-на!" извлек из другого кармана вторую бутылку водки.
- Гуляем, Витюха! - прогремел он.
Виктор Анатольевич обреченно откинулся к стене.
- Получите, распишитесь, - произнес он.
- А? - не расслышал Митрофанов.
- Ничего, Митроха, ничего…
Он прошагал к телефону и набрал номер театра.
- Алло, - отозвался помреж Полухин.
- Александр Ильич, здравствуйте… Это Корягин.
- Корягин! Какого хрена, Корягин?! Ты почему не в театре?
- Видите ли, Александр Ильич, тут такое дело… Я вам сейчас все объясню…
- Объяснишь, Корягин, объяснишь! - взревел помреж. - Вот сейчас приедешь в храм Мельпомены и объяснишь, твою мать! Двадцати минут тебе хватит, артист, а?.. Не слышу!.. Корягин!
- Да, - кивнул он, прочищая горло. - Да, Александр Ильич, я постараюсь…
- Ага, Корягин, ты уж постарайся, - не унимался помреж. - Ты очень постарайся. Иначе Портос тебя сожрет. А что он не доест - то я дохаваю. Так что давай, Корягин, давай!
Цветы для Сони
- Ну что смотришь? - спросил Иван, глядя в грустные собачьи глаза. - Жрать хочешь?.. Я тоже, брат, хочу. Так хочу, что хохочу. У нас ведь оно как: вчера ничего не ели и сегодня вчерашнее подогрели. Так что ты лучше иди, иди по добру по здорову, не вводи в искушение… Слышь, Чебурек, тебе говорят. Иди! Ты хоть и тощий и блохастый, а все же живность. Так что давай, не смущай.
Он мягко оттолкнул собачью морду, встал и, крякнув, поднял на плечо свой аккордеон. Чебурек - грязно-рыжая лохматая дворняга - сделал несколько шагов в сторону и замер в раздумьях. Он колебался: идти ли ему за Иваном, или попробовать пробежаться до рынка. Что-то подсказывало ему, что от Ивана толку сегодня будет мало. С утра над городом повис мелкий противный октябрьский дождь. А в дождь, известное дело, много не заработаешь. Если и выходит кто в такую погоду, в выходной-то день, так разве что пьянчуги - за опохмелом, - да те немногие бедолаги, которым все одно где пропадать.
Иван махнул на Чебурека рукой и пошагал вперед по Ходячей. Шел он уверенно и твердо, так, будто точно знал, куда и зачем идет. А между тем пребывал он в полной растерянности. Осень - вот она, наступила-таки. С опозданием большим, - за что ей огромное спасибо, - однако же наступила. Лето, с его парками, водной станцией, городской площадью и гуляньями допоздна - закончилось. Лето - благодатная пора. Летом, бывало, и по пятьсот рубликов можно было наиграть за день. Был год, - Иван навсегда его запомнил, - когда за один только летний месяц он почти десять тысяч наиграл.
Осень и зима - вот это швах. Это две убийцы. Зимой, понятно, много не поиграешь: в морозец так пять-десять минут и все - пальцы слушаться перестают. И не посидишь опять же долго - ни ватники, у сторожа этажом выше купленные, не спасают, ни валенки. Подогрев изнутри помогает, так ведь на него ж еще заработать надо сначала. Осень и того хуже. Осенью главное условие не соблюдается: проходимость. Отсутствует людской поток, а с ним отсутствуют и денежки. Осенью нужно перемещаться в такие места, куда люди волей-неволей приходят: на рынок, в церковь, на вокзал, к цирку, на крайний случай - к аптекам или к универмагу. Но тут другой фактор в действие вступает - конкуренция. На рынке появляться - это вообще здоровьем не дорожить. Черножопые, те ладно, те ничего - ну прогонят, в крайнем случае пинка дадут. Но у них можно и сигарет выпросить, а то и бутылку - они хоть и горячие, но не злобливые и не жадные как наши. А вот охранникам, церберам, попадешься - по морде получишь обязательно. Ну а хуже всего - конкуренты. Не сами, конечно, просители, а их хозяева. Эти, если прищучат, то уволокут куда-нибудь в укромное место и будут бить долго и жестоко. Убить могут или покалечить. Ему, Ивану, по пальцам один раз били арматурой - предупреждали для первого раза. Повезло - один только палец и сломали, спасибо, что не все, а то бы закончилась его карьера, если и не навсегда, так надолго…
У церкви тоже все места давно поделены. Там Архидьякон (кличка такая) давно свои порядки установил. Сезонный билет даже осенью полторы тысячи стоит плюс сто рубликов ежедневно, независимо от выручки. И никаких тебе долгов: не рентабелен - пошел долой с паперти!
Вокзал… Там Коля Хромой. А Коля Хромой - это вам не Архидьякон. Он билетиков не продает и бесед душеспасительных не ведет. Чуть что не так - можно ведь и под электричку попасть.
Вот и остаются тебе прочие общественные места вроде цирка, универмага да разных других забегаловок. Там смотрящий в крайнем случае по морде треснет разок, если процента не наберешь. Однако, в тех местах и наработать что-нибудь трудно, ох трудно.
Аккордеон тянет плечо…
Аккордеон - это иваново все. Это единственное, что позволяет ему выжить. Спасибо, земной поклон матери, которая когда-то отдала его в музыкальную школу, заставила его там учиться, долбила его нещадно и не пускала на улицу, заставляя целыми днями и вечерами гонять гаммы, ругалась из-за этого с соседями, плакала перед учителями, вымаливая прощения для своего разгильдяя… Спасибо! Пришло время, и Иван понял, что такое музыка. Инструмент понял. Себя понял. И заиграл. Да как заиграл!..
Когда те, на рынке, прижали его за гаражами и один из них достал нож, Иван испугался. Но испугался он не за себя - он инстинктивно потащил аккордеон дальше за спину. А те Ивана-то резать и не собирались для первого раза. Они хотели инструмент покалечить.
- Давай сюда свою шарманку! - приказал тот, с ножом.
- Это зачем же? - насупился Иван.
- Слышь, чудовище, ты борзой, что ли? - оскалился второй, тот, что был с арматурой. - Нам ведь и кишки твои на перо намотать - тоже не вопрос. Давай лучше музыку. Мы гармошку твою покалечим, для порядку, и разойдемся на первый раз.
- Не дам, - ответил Иван холодея.
- Может кончим его? - предложил первый.
- Утихни, Бес, - огрызнулся второй. И ласково обратился к Ивану:
- Слышь ты, чучело, ты не догоняешь, что по нитке сейчас ходишь? Ты, кнопкодав, на чужую территорию залез со своей гармошкой, а значит - должен быть наказан. Мы не шибко злые, ты на Беса не гляди, лютовать с первого раза в правилах не держим. Мы тебя накажем чуток, морально, и - ходи дальше, куда шел.
- Инструмент не дам! - отрезал Иван, ища глазами в куче мусора, чем бы можно было отмахнуться.
- Значит, хочешь лично ответить? - прищурился Бес.
- Лады, - подытожил второй. - Твое слово.
Драка была не долгой. Вернее, ее и вовсе не было. Иван один раз только оттолкнуть Беса успел и - все: ему аккордеон беречь надо было. Они хлестким ударом по лицу свалили его, и Бес быстро оказался у Ивана на спине, крепко прижал его к щебенке.
- Руки ему держи! - скомандовал второй.
И пока Бес держал ивановы руки, прижимал их к земле, второй беззлобно, деловито и размеренно молотил своей арматурой Ивану по пальцам, по кистям, по запястьям - куда попадал.
В довершение они по паре раз пнули его, бросили ему на спину арматуру, сплюнули и ушли.
С тех пор Иван рынок далеко обходил. И только по крайности, когда уж совсем было туго, появлялся там. Сначала он долго ходил вокруг да около, выглядывая "пастухов". Потом подходил к какому-нибудь охраннику, помоложе и не шибко злому на вид, и пробовал договориться. Иногда удавалось выпросить себе полчаса-час относительного спокойствия, но чаще пацаны требовали хорошую предоплату. Оно и понятно: им тоже никакого резона нет подставляться и со своими ссориться…
Дождь моросил и моросил. Похоже, он зарядил на весь день. Хорошо, что куртка - с капюшоном. Улицы конечно же были пусты. Надежды на хоть какой-нибудь заработок сегодня - каплями стекали по старенькой болонье и падали под ноги. А есть хотелось - ужас как. Еще больше хотелось выпить. Вчера Ивану только и удалось что наиграть себе на омерзительный беляш да стакан отвратного кофе в привокзальной закусочной. Потом, в распивочной, какой-то выпивоха угостил его полустаканом водки да блюдцем салата, за "Степь да степь кругом…".
Иван хорошо пел. Он был не только мастером, виртуозом даже, по части аккордеона, но и голосом обладал сочным и трогательным. Его любили слушать. Платить не очень любили…
Дойдя до трамвайного кольца, Иван свернул налево и, перейдя дорогу, ступил на тихую аллею, которая вела к церкви. В его намерения не входило идти именно к паперти. Видимо, Господь Бог повел его туда…
Любят люди списывать на Божье Провидение свои побуждения и поступки, которых объяснить не в силах…