И нам трудно понять теперь, что за немалозначительность получил отец Георгий в своё дело от этой встречи странной, и повлияла ли она на отца Георгия, в любом случае мы у него это выспросить не сумеем, и не потому что отец Георгий живёт только на бумаге в одиннадцати буквах с пустотой ассиметричной внутри, а потому что и на бумаге он уже остаётся в прошлом, и кто возжелает его здесь живым застать, пусть назад возвращается, а зима-то холодная выдалась, как в голову уже спроста приходило, и потому кутаются все восемь священников церкви Святого Иеронима в шубы свои и дублёнки, и на руки дышат, а всё равно холодно в катафалке будто на улице, и, сугубо в терапевтических, а не в душеспасительных целях употребляют священники водку, и лишь один из них, отец Дмитрий, не пьёт и смотрит всё время, не отрываясь, на упокоенное лицо отца Георгия, в гробу промеж них лежащего, и на братьев своих по службе, по обеим сторонам на лавках вдоль гроба сидящих; отец Дмитрий, патриархом самим поставленный, как случилось, к ведению дел отца Георгия, упокой Господи его душу, отца Георгия конечно сейчас, а патриарха в будущем, не столь далёком, к слову сказать, для чего вызывал его патриарх к себе, прервавши поездку заграничную к братьям по католической вере по делам ненавистным толка экуменистического, сидит потому теперь отец Дмитрий у головы отца Георгия, и больше чем на братьев своих, которые стараются не смотреть на отца Георгия, будто обнажил он смертью своей что-то тайное и всех их касающееся, или же вызов даже в этом всем им бросил, смотрит отец Дмитрий на покойного, вследствие неровностей дорожных в гробу своём из стороны в сторону головой качающего, нет и нет, нет и нет, это после смерти-то; смотрите, говорит молодой священник отец Василий, будто с чем не соглашается до сих пор, на что другой, тоже молодой, отвечает: с чем теперь-то можно быть несогласным, на что отец Дмитрий, тоже молодой, но иначе совсем умудрённый чем те, пресекает болтовню братьев своих, напоминая им о том, что лишь теперь для христианской души жизнь подлинная начинается, а в жизни есть и печали, которых мы избегать стремимся, но принимать смиренно должны, и радости есть, которые должны смиренно принимать; едут дальше молча, гроб ухает лишь, автобус скрипит, запах смерти гвоздичный священники водкой безуспешно перебивают, да отец Георгий головой нет да нет выдаёт; водитель катафалка сказал, когда гроб вмещали, что у покойника вид такой, будто голова у него до сих пор болит, редко такое встретишь, обычно они спокойны и даже немного им завидуешь в помыслах своих посюсторонних, а этому нет, ибо вечность теперь с головой болью отбывать ему, а таблеток, должным образом от этого излечивающих, не изобрели ещё и не изобретут уж наверное никогда, на что церкви уповать только и остается в мире современном; на это отец Дмитрий сказал ему, что верующий и неверующий в этом мире равны, да отличаются только тем, что один с Богом живёт, а другой думает, что нет, в то время как Бог никуда от этих помыслов не исчезает; легче верующему, с Богом, да неверующий думает, что он свободней, а на самом деле несвобода или свобода у всех одна; непонятно к чему это отец Дмитрий сказал, известно только, что остальные братья смолчали и правильно сделали, а теперь вот отец Дмитрий на отца Георгия смотрит и отмечает про себя всю меткость водительского замечания про боль головную, да ещё пару обстоятельств, другим неведомых: чрезвычайно величествен отец Георгий в этом болезненном посмертном лике своём, и, кроме того, определяет этот вот отец Георгий дальнейшую жизнь отца Дмитрия, какое-то странное наследство ему, не без помощи патриарха, передаёт, величественное и головной болью отмеченное; кладет отец Дмитрий руку свою с перстнем непонятным на лоб отцу Георгию, а другой рукой берёт покойника за руку, сжимает холодную и тяжелую плоть, на морозе железнее любого железа ставшую, и отказывается от водки, которую в очередной раз протягивает ему отец Василий, и когда отказывается, так иногда выходит, что вместе с отцом Георгием в согласии супротив не соглашается, тот в гробу: нет и нет, а этот над гробом: нет и нет; смотрят на это братья, но ничего не говорят, не повезло отцу Дмитрию и всем это известно, похоже ведь, что дело тёмное и даже будто самоубийство священника в одной из престижных церквей, тень всё это бросает на безупречный свет церкви Святого Иеронима, а отцу Дмитрию вместе с делами отца Георгия тем самым поручается, не гласно, но надежно, со всеми обстоятельствами случившегося разобраться; закрывает отец Дмитрий глаза и голову наверх закидывает, руки отца Георгия не отпуская, и представляет себя в этом катафалке на месте отца Георгия, всё сходится, да только голова в такт движению сама выбивает не: нет и нет, а: да и да. Да, непросто со всем этим разобраться будет, ибо странно выглядел отец Георгий перед этим всем, если смерть можно назвать этим всем, а как же иначе, что же это всё, как не смерть и погибель напрасная; странно выглядел на фотографии этой, журналом модным помещённой в оборот полный, ибо умер отец Георгий в день тот же, и на фотографии этой отец Георгий глядит в объектив неопределённо весьма, и никого рядом нет, и будто там уже голова у него болит, и странно вёл себя, говорят, в фотостудии той, а затем мёртвым дома одного его нашли, и как в этом во всём разобраться, вот и сочувствуют братья отцу Дмитрию искренне и хотят водки ему дать отпить, а тот глаза вон закрыл, отказывается стало быть, будто отмеченный уже роком отца Георгия, который вон, тоже водку не пьет и не предложишь даже, и вон как смотрел отец Дмитрий в мёртвое лицо, и представляют братья на миг, все вместе, и не сговорившись о том никак, каждый про себя, что лежит в гробу уже не отец Георгий, а отец Дмитрий, и становится им немного не по себе, но ничего они сделать с этим не могут, а потому лишь с сочувствием и горечью глядят на отца Георгия, к которому из них никто зла никакого особого не питает, а если и питал обиду какую-то, то настолько она мелкая была, что теперь, перед лицом покойника с головной болью, всё прошлое худое ничем предстало, хотя и хорошего вследствие этого особо не обрелось. Отец Георгий был хорошим человеком, это все знают, в том числе и отец Дмитрий, отец Георгий был лучше отца Дмитрия, но это так, ни к чему говорить, ибо не в чём они уже соревноваться не могут, лишь пред ликом Господним, а пред Ним, как известно даже детям, все равны. И все живы.
Часть вторая
в которой мы узнаем подробности о податливости девушек, изображаемых на винных этикетках, почему не надо баловаться фарами дальнего света, как возбудиться на линию разметки автодороги, о продуктивности тонального крема для утаивания недостатков лица, удалось ли свидание у кота – и кое-что еще