Уит попытался сконцентрироваться. Он уставился куда-то на горизонт и спросил:
- Я вам рассказывал, как мы с Нэнси провели медовый месяц?
- Нет, - ответил отец.
- Ну, слушайте. Мы отправились в Аризону на машине - вот как сейчас. Взяли напрокат здоровенный дом на колесах - ох, сколько бензина эта штука жрала, мать ити, - и покатили по стране. Ну там индейские деревеньки и разные пуэбло. Нэнси накупила у беззубого навахо украшений вроде тех, которые любит Синтия. Сексом мы занимались повсеместно, как-то раз даже в общественном парке. В штате Нью-Мексико я мыл ей голову в ванне на львиных лапах, это был настоящий ёперный театр! Короче, я чувствовал себя гребаным королем!
Путешествие подействовало на Уита расслабляющим образом: теперь он ругался и богохульствовал без всякого стеснения.
- Послесвадебное блаженство, - заключил отец.
- И вот добрались мы до Большого каньона, вылезли из машины и поглядели на него минут пять. Ну, ёперный театр! Знаете, что я увидел?
- Что?
- Декорацию для кино. Плоскую, как блин. Ну, если посмотреть вниз, там было видно еще несколько ослов, не отрицаю. Но все остальное - просто кино. Утром мы потрахались в гостинице, потом выглядываю я в окно - мать ити! А окно-то выходит прямо на каньон. Стало быть, мы трахались прямо над пропастью. Обрыв в девятьсот футов, и кактусы там растут. Ну, потом мы отправились в Тасон, штат Аризона, на самолетное кладбище…
- Куда? - не понял я.
- Там авиабаза, а на ней кладбище для железных птиц, - пояснил Уит.
- Ты хочешь сказать, что вы в медовый месяц поехали смотреть кладбище для самолетов? - спросил я.
- Точно так. И чего там только не было! Старые истребители и бомбардировщики. ДС-10, Б-52, международные лайнеры - КАНТАСы, Тайские авиалинии и так далее и тому подобное. - Уит рассказывал все громче, он словно хвастался своими победами. - Ну, я там побазарил, договорился, и нас повезли на военном джипе на экскурсию, смотреть железных птиц. Я люблю это дело: турбины, крылья, задранные носы бомбардировщиков, ну, вы понимаете. Паренек рассказал нам, как они берегут самолеты от порчи, хотя там в пустыне ничего не ржавеет, ты прикидываешь. Ну и я держу Нэнси за руку и счастлив как младенец. Ей-то, наверное, сразу поскучнело, но она пока не подавала виду, поскольку нашему браку исполнилась всего неделя. И тут подъезжаем мы к здоровой машине, на вид пассажирской, семьсот сорок какой-то "боинг". Смотрю, мать ити: у него на носу - президентская печать. Спрашиваю гида - да, говорит, правильно, перед вами самолет президента Никсона. Не "президентский самолет", а самолет президента. Президентским его называют, только если на борту находится президент, врубаетесь? Ну, я думаю, как бы заглянуть ему внутрь? Спрашиваю парня. Пожалуйста, говорит. Ну, он знал, что я послужил родине там, наверху, поэтому и пустил.
- Пустил вас в президентский самолет? - ахнул я.
- В самолет президента. На экскурсию. Ну, я, конечно, первым делом ломанулся в кабину, уселся, потрогал все ручки. И вот сижу я там, смотрю на циферблаты и стрелки и чувствую - стоит.
- Самолет? А как же он мог полететь? - удивился отец.
- Папа, он имеет в виду - у него в штанах стоит.
- А, вот в чем дело! А то из контекста непонятно.
- Ну, вы понимаете: вокруг самолеты, воздух пустыни, индейские деревни, медовый месяц… Честно говоря, у меня там все время стоял. И чем чаще мы с Нэнси кувыркались, тем лучше он стоял.
- Понимаю, - сказал отец.
- Экскурсовод с нами не пошел, остался покурить в джипе. А я выхожу из кабины и иду по самолету искать Нэнси. А там все сохранилось: берберский ковер, например, тоже с президентской нашлепкой. Отсеки для разных министров, подлокотники из красного дерева, кресла шириной с кровать, да еще и вращаются. И вот я вижу: сидит моя Нэнси в президентском кресле.
- В президентском?
- Ну да… то есть в кресле президента! - поправился Уит.
- Никсона, - добавил отец.
- Волосы у нее от жары и сухого воздуха совсем распрямились. Сидит и вращается в кресле, как, знаешь, королева студенческого бала у стойки бара. Я к ней подхожу, спрашиваю: "А ты знаешь, чье это кресло?" - а она отвечает: "Без понятия". Я-то сразу догадался, потому что оно здоровое, как трон, больше всех остальных, и рядом красный телефон. Тут я обращаюсь к своей молодой жене с такой речью: "Нэнси, ты самая сексуальная штучка на этом кладбище". А она за такие слова пытается заехать мне по морде. И тут мне в голову приходит одна интересная мысль. Такая интересная, мать ити, что никак нельзя от нее отказаться. Становлюсь я прямо напротив Нэнси, упираю руки в боки и всем своим видом выражаю надежду…
- На что надежду? - не понял отец.
- Папа, он захотел орального секса, - объяснил я.
- Ну, я же говорю: нашему браку всего неделя, - продолжал Уит, - так что все еще очень романтично, и не могу я взять и просто попросить ее. Поэтому я просто стою и смотрю в окно - на песок и на блескучие самолеты. И начинаю думать о хорошем, как нас учили перед полетом: если начнется депрессия, думайте о вкусной жратве, или вспомните, как купили свою первую машину, или представьте, что команда из вашего родного города выиграла "Супербоул". Жду так целую вечность и даже начинаю мысленно ее упрашивать: "Нэнси, да расстегни ты эту ширинку, мать ити! Ты что, не врубаешься?" И тут она заговорила.
- И что сказала? - спросил я.
- Говорит мне таким голоском: "Помню, когда Никсону объявили импичмент, я упала с лестницы и сломала лодыжку. Уит, милый, ты представляешь, какое совпадение?" Ну, ёперный театр, а? Такой облом… А дальше слышу - завелся мотор джипа, и я командую Нэнси на выход. А когда она вышла, я сам плюхнулся в кресло этого сукина сына. И представил, как он летит в этом кресле, пересекая часовые пояса, весь такой элегантный, сукин сын. Повертелся немного в его кресле. И тут вдруг понял, что Нэнси меня обязательно бросит. И что все это уже не повторится. В общем, понял я, братцы, что мы с ней женаты.
Я посмотрел на Уита в зеркало заднего вида. Он глядел в окно на проносившиеся мимо сжатые пшеничные поля штата Небраска.
После этого рассказа мы ехали несколько часов в полном молчании. Вдоль дороги попадались березы, сосны, каштаны, а когда они заканчивались, мы видели совершенно пустые поля, иногда заброшенные и заросшие травой.
Для первой ночевки отец выбрал гостиницу, в которой садовая мебель была свалена в бассейн, балконы, казалось, держались на честном слове, а на темно-коричневом ковре виднелись пятна. В нашем номере воняло прелыми полотенцами. На ночь я дал отцу таблетки: выложил перед ним в линию литиево-синюю, тепло-розовую и безопасно-желтую. Он принял их, даже не запив водой: просто заглотил между двумя кусками пиццы. Пока не шел сон, я заучивал лежавшую в номере гидеоновскую Библию. Нам с отцом досталась одна кровать. Он неподвижно лежал на спине. Слышался только хриплый звук, когда он выдыхал, и чувствовалось напряжение в его позе. Я ощущал время, но не физическое и не гибкое психологическое время, которое могло идти быстрее или медленнее, а конечное время дней и часов: я каким-то образом почувствовал количество ударов, которое произведет сердце каждого из нас за жизнь. Дыхание Уита временами переходило в неровный храп.
Отец вдруг заговорил, не открывая глаз:
- Скажи, ты ведь тогда знал ответ?
- Когда - тогда? - спросил я.
- В седьмом классе. Ответ на вопрос об Эйнштейне.
Он говорил о школьной викторине, причем так, словно она происходила сегодня утром. Мне сразу стало холодно.
- Да, знал.
- Я так всегда и думал. Ты это сделал, чтобы мне отомстить?
- Нет.
- А зачем тогда?
- Ну хорошо, в каком-то смысле - чтобы отомстить. Но главное - я не хотел больше сидеть с тобой на кухне и чертить синусоиды. Извини, пожалуйста. Мне хотелось, чтобы ты мог мною гордиться, но я ненавидел, когда на меня давят. Мне казалось, ты все это понимаешь.
- Но мышление… Его же надо приручать, тренировать! - заговорил он неожиданно пылко.
- Отец, ты не такой, как все. И должен это понимать. Я не гений, даже сейчас. Я просто парень, который запоминает вещи, потому что ему треснули по голове и теперь он как-то по-особенному чувствует слова.
- Но ты всегда подавал надежды.
- Я развился настолько, насколько мог.
Отец вздохнул, поправил подушку и сказал:
- Гении появляются ниоткуда, из пустоты. Уравнения Эйнштейна уже существовали в Едином Поле до появления самого Эйнштейна. Мы всего лишь средства для того, чтобы Вселенная могла осознать себя.