Отец был прав, мама действительно презирала "плебейскую еду". Она могла приготовить мясной рулет, но ни в коем случае не гамбургер; жареные куриные палочки - но не просто жареную курицу. Отцу становилось хуже, она проводила все время с ним, забросив свой "Леварт", и ее кулинария из экзотической постепенно превращалась в раннюю американскую. Это была традиционная кухня Новой Англии: отварное мясо, хлебный пудинг, густая похлебка, запеченная треска, запеканка - пища пуритан, боявшихся оскорбить Господа чем-нибудь роскошным. Блюда подавались с белыми льняными салфетками, а посреди стола ставилось украшение из засохших цветов. Отца явно угнетала атмосфера таких обедов. Думаю, он втайне мечтал о пыльной однокомнатной квартире, в которой вечно звучит музыка Джона Колтрейна, а подоконник уставлен рядами банок из-под консервированного супа. Я думаю, что такой образ жизни представлялся ему более честным ввиду скорой кончины: мамины обеды как бы пытались заговорить смерть простотой и праведностью прежних времен.
И вот в один прекрасный день мы с Уитом, рискуя навлечь на себя гнев мамы, буквально похитили отца, чтобы накормить его жареной курятиной. Но нам следовало вовремя вернуться домой: надо было успеть к торжественному ужину, который мама устраивала по случаю моего приезда. Выехали мы около полудня. За рулем сидел Уит. Мы направились в один из пригородов, где никто из нас раньше не бывал: рабочий район между старым шоссе и железной дорогой, по которой когда-то везли грузы из Дулута. На небольшой улочке теснились закусочные и магазины "24 часа". У мастерской таксидермиста оставались незанятыми места для парковки. Напротив высились развалины старого склада с заколоченными окнами и покрытыми граффити стенами.
- Отлично! Получим здесь пищевое отравление! - кивнул отец.
Я начал уже немного привыкать к его язвительным и туповатым шуткам.
- Нет, ты не врубаешься, - покачал головой Уит. - Формула такая: чем хуже выглядит рыгаловка, тем лучше там жарят кур.
- Понятно, - улыбнулся отец. - Значит, ты открыл новый закон Ньютона.
Забегаловка представляла собой выкрашенную в светло-оранжевый цвет деревянную будку. Над ней мигала неоновая вывеска, на которой светились не все буквы: "КУРИНОЕ БАРБЕКЮ И РЕБРА И БАР".
Я показал Уиту место, где можно припарковаться, и мы оставили наш "олдсмобиль" между двумя пикапами - "шевроле" и "фордом". Внутри пришлось подождать, пока освободятся места. Закусочная была набита битком: строительные рабочие, обслуживающий персонал из колледжа, таксисты, работники местной фабрики. К обеденному залу примыкал бар с узкой стойкой и высокими деревянными табуретами. Там стояли биллиардный стол и музыкальный автомат, на стене висело чучело большого окуня. Я спросил у отца, где бы он хотел сесть.
- Вон там, в гуще событий, - показал он на прокуренный бар.
Мы вошли туда. Я, само собой, не выглядел человеком, которому уже исполнился двадцать один год, и потому не мог посещать бары, но тут, похоже, никому не было до этого дела. Бармен с туповатым лицом только раз глянул в нашу сторону, когда мы заняли столик возле музыкального автомата.
Стали читать меню.
- Итак, Сэму курятину, это ясно, - сказал Уит. - Я тоже, пожалуй, погрызу крылышки. А ты что будешь, Натан?
- И я то же самое.
Бармен, словно спохватившись, подошел, чтобы вытереть со стола, а потом принял заказ. Когда он уже уходил, отец крикнул ему вдогонку:
- Еще три пива, пожалуйста!
Бармен критически оглядел меня и спросил:
- А ему есть двадцать один?
- Как раз сегодня исполнилось, - ответил отец. - Мы празднуем его день рождения.
Я порадовался тому, что отец так быстро среагировал, - значит, он чувствовал себя лучше. Но с другой стороны, было в этом и что-то странное: он никогда так не лгал.
Бармен еще раз критически оглядел меня и спросил:
- "Миллер" или "Будвайзер"?
Взрослые переглянулись и поморщились. Я вспомнил, что их объединяло общее увлечение: они много времени провели в подвале, совершенствуя самодельные сорта светлого пива.
- Ладно, тащи "Будвайзер", - решил Уит.
Принесли крылышки и пиво. Мы ели и пили в полном молчании. Когда пиво кончилось, отец заказал еще по бутылке. Я удивился: неужели он хотел напоить нас допьяна? Щеки его разгорелись, он с сердитым видом косился на музыкальный автомат, из которого несся тяжелый металл. Я разбирал отдельные фразы песни: "Ты была заводной деревенской девчонкой… А ну заглоти меня, детка…"
Когда началось гитарное соло, отец вздрогнул.
- Натан, тебе нравится такая музыка? - спросил он. - Это что, такое… веяние времени?
У него осталась пивная пена на верхней губе.
- Ну, не то чтобы нравится… - ответил я.
- Как эта фигня называется? - спросил Уит.
- Тяжелый металл.
- Металл! - рассмеялся отец. - Свинец или золото. Значит, это и есть самая продвинутая музыка. А знаете, что получится, если переложить на музыку квантовую теорию?
- Ёперный театр! - тут же выдал Уит.
- Мне кажется, рэп, - сказал я.
- Ответы неверные, - заключил отец. - Получится звук казу, звучащего в лесу.
- Ты что, выпил лишнего? - спросил я, не скрывая удивления.
Отец, склонив голову набок, дослушал скрежещущее гитарное соло до заключительного аккорда, а затем поднял указательный палец и сказал:
- Вот, слышали? Это была эякуляция. - И он зажал себе рот, сдерживая смех.
- Сэм, держи себя в руках! - сказал Уит.
- Сын, скажи мне, - продолжал отец, не слушая его, - а кто в этом тяжелом металле Телониус Монк?
Я отхлебнул пива и ответил:
- Думаю, там таких нет.
- Вот, видите, - удовлетворенно заключил отец, макая куриное крылышко в соус для барбекю. Затем он отправил крылышко в рот, оставив каплю соуса у себя на груди. - А, черт! Я ранен! - вскричал он, пытаясь оттереть красное пятно.
Мы рассмеялись, и этот смех эхом отозвался у меня в голове, а потом заполнил и оживил весь бар. Я обнаружил, что слышу звуки бильярдного стола, хотя на нем никто не играл: удар кием и стук шаров друг о друга.
- По всей видимости, я пьян, - сказал отец, поднимая кружку. - Такой опытный пивовар мог бы быть повыносливее.
Уит, держа бутылку "Будвайзера" обеими руками, начал отсчет, как перед стартом ракеты:
- Пять, четыре, три, два, один, зажигание. Поехали!
Он осушил бутылку одним глотком и тут же пустился в космические воспоминания:
- Вы, ребята, тут живете и даже не понимаете, как вам повезло. Там, наверху, любая мелочь становится проблемой. Вот как вы думаете: можно в условиях невесомости поссать по параболе? Да ни за что, мать ити! А какое это удовольствие! Я, когда еще жил с Нэнси, бывало, выйду с утра в сад и давай ссать по параболе на ее коллекционерские розы… Но это не со зла, вы же понимаете.
Отец поморщился.
- Вот пожалуйста, - сказал он, обращаясь ко мне. - Самое заветное желание у человека - пописать в саду. Наш Уит просто неандерталец в скафандре. Уит, скажи, ты часто в космосе мастурбировал?
Пошутив, он сам засмеялся резким, дребезжащим смехом. Одному богу было известно, что происходило в его голове - какие-нибудь химические реакции с участием лекарств и пивного хмеля. Такую реакцию, наверное, можно было записать в виде формулы, типа фотосинтеза, и тогда его поведение получило бы объяснение. Глядя на этого болтливого человека с его вульгарными шуточками, я испытывал странное чувство: сожаление об отце, которого у меня не было. Вот такой человек мог бы научить меня играть в бейсбол. Он отпускал бы сальные остроты, завидев на улице симпатичную девушку. Он защищал бы меня от пуританских запретов со стороны матери. Говорил бы ей: "Синтия, а может, надо не кричать, а дать парню побольше свободы?"
Уит, хитро улыбаясь, макнул куриное крылышко в соус. Похоже, ему было важно, чтобы победа в словесном поединке осталась за ним.
- В этом деле своя физика, - сказал он. - Без силы тяжести, я тебе скажу, с этим не всякий справится. Но на Луне, говорят, еще труднее.
Отец не улыбнулся. Лицо его вдруг вытянулось, и он уставился на клеенчатую салфетку, лежавшую перед ним на столе. На ней был изображен цыпленок, убегающий от здоровенного мясника с ножом.
- Я хочу еще выпить, - сказал он, жестом подзывая бармена. Когда тот подошел, отец спросил: - У вас есть скидки для смертельно больных?
Слово "больных" было серо-стального цвета.
Тупое лицо бармена не выразило никакого удивления.
- Скидки только для пожилых, - сказал он, вытирая со стола. - Есть кто старше шестидесяти пяти?
- Понятно, - выдохнул в ответ отец.
Бармен забрал пустые тарелки и вернулся на свое место смотреть футбол по укрепленному на стене телевизору.
- Может, хватит пить? - спросил Уит у отца.
В ответ тот отхлебнул из бутылки и сказал:
- Есть одна вещь, которую я бы хотел сделать, прежде чем умру. Вы мне ничего не должны, но, если бы помогли, я был бы страшно благодарен.
- Какая вещь? - спросил Уит.
число слоев в головном мозге человека - шесть
- Что бы ты хотел сделать? - присоединился я.
И снова я попался в ловушку, подстроенную моим воображением: принял отца за нормального человека с нормальными предсмертными желаниями - совершить полет на "Конкорде" или нырнуть с аквалангом где-нибудь на Большом Барьерном рифе.
Он наклонился к нам поближе и сказал: