- Но с другой стороны, - продолжил он, - если, скажем, сломать ему руку или просто дать по рогам, это же явно пойдет ему на пользу. Он, например, перестанет хамить незнакомым людям.
К счастью, неожиданно открылась соседняя дверь, и на нас опрокинулся поток словоохотливости и любопытства.
Соседи рассказали нам о том, что Владимир Завадский, единственная дочь которого жила с мужем где-то в Штатах, действительно прожил рядом с ними почти пять лет; как нам и сказал Феликс, он работал инженером на одном из оборонных заводов Негева. Он был выходцем из Ленинграда, и после его смерти остались три шкафа ненужных книг. Около года назад его увезла "скорая" с диагнозом "сердечный приступ", и в следующий раз соседи встретились с ним уже на похоронах. Вот, пожалуй, и все.
- У него было больное сердце? - спросил я.
- Да нет, - сказали они, - вроде как никогда не жаловался.
- А как он вел себя незадолго до смерти? - спросил Марголин. - Может, был обеспокоен, возбужден, испуган?
Они задумались.
- Тогда мы этого не замечали, - сказал сосед, - но сейчас, когда вы спрашиваете, похоже, что-то такое и правда было. Волновался он, что ли, да и на улице иногда оглядывался.
- Я думаю, - сказала жена соседа, - он уже знал, что у него больное сердце, и, как всякий одинокий человек, боялся плохого исхода.
Координат его дочери у них не было, и они сказали, что на похороны она не приезжала.
- Три оборванные нити, - сказал Марголин, выходя. - Ну что, у тебя еще есть сомнения?
Они у меня были, и я посмотрел на сверкающее голубизной небо.
Мы молча прошли сквозь несколько неотличимых кварталов и вышли к центру.
- Какая страшная смерть, - сказал Марголин, подумав.
Улеглись на траву прямо посреди города; мимо нас проезжали машины, проходили подростки; потом совсем недалеко уселись несколько школьниц. Я подумал про пустынные холмы по ту сторону унылых улиц Мицпе-Рамона - холмы и скалы, бесплодные и однообразные, скрывавшие не только волшебные цветные пески Каньона Рамон, но и тесные оазисы, разлапистые тенистые деревья и цветы. Чуть позже мы снова встали и вышли на край города, к отвесному обрыву, обнажавшему необъятный и величественный провал пустыни, долину, уже окутанную огромными послеполуденными облаками. Мы просидели там довольно долго, пока солнце не окрасилось в багровый цвет, а одна из гор на юге, на горизонте, стала похожа на задранную голову Нимрода. И тогда я сказал, что пора возвращаться.
Пойманная нами попутка довезла нас до деревни Машабей Саде, а потом уже без нас повернула на запад, в сторону Сектора Газы. Довольно долго дорога оставалась пустой, неожиданно подул холодный ветер, и мы услышали дальнее мычанье; вокруг нас снова лежал Негев - скалистый, темный, таинственный и чудесный. "Это ночь Ура Халдейского, - подумал я, - призрака Авраама". Лежа на спине, я смотрел на черное небо, на яркие сверкающие точки звезд; и чем холоднее был ветер, чуть пыльный и все еще весенний, тем ярче казались ночные звезды. Душа медленно наполнялась покоем, счастьем, пустотой. Замерев от упоения, я незаметно погружался в тишину пустыни; а потом на меня нахлынула волна радости, тайного ликования, как если бы время вздрогнуло и неожиданно остановилось.
- Что-то едет, - закричал Марголин. - Там что-то едет!
За рулем был киббуцник, который и довез нас до Беер-Шевы, прямо до дома Барсука; и на заднем сиденье потрепанной кибуцной "Субару" стоял ящик со сливами.
- Это для вас, - сказал он; а потом, когда мы уже выходили из машины, спросил: - Там что-нибудь осталось?
- Да, - ответили мы, потому что это была правда.
Младшая Стрелка поцеловала меня и сказала, что если я не буду к ней клеиться, она накормит нас замечательными макаронами с соусом "Тысяча островов".
6
- Три оборванные нити, - сказал Марголин, когда мы были в Мицпе-Рамоне, и он ошибся.
Позднее одна из этих нитей получила продолжение довольно неожиданным образом, связавшись не только с нашими домыслами и смутными догадками, но и с долгой традицией вымыслов и мифов, опутывавших копье Лонгина, и с летней ночью - раскаленной и прозрачной, хотя уже и не той незабываемой холодной весенней ночью на обочине дороги в пустыне Негев.
- Ты будешь на "Роге дракона"? - спросил меня Рыжий.
- А когда это будет? - ответил я вопросом.
- В конце августа, - объяснил он.
- Тогда да, - сказал я.
Потом выяснил, что игра будет по "Семи драконам" Джеймса Джарма. Я взял у Рыжего первый и восьмой том цикла и в ближайшую же субботу взялся их читать. Из первых же двухсот страниц я узнал, что герой книги, юный начинающий маг, чьи родители погибли при невыясненных обстоятельствах, живет в городе, разграбленном и частично уничтоженном драконами во время многочисленных набегов; он, как и немногие уцелевшие жители, поначалу ютится по чердакам и подвалам. Позднее, повзрослев, он знакомится с говорящим крыгом по имени Джабагурдуамбурт, сокращенно Джабу, и вместе с ним отправляется искать счастья и магической учености в сопредельное королевство, которое, впрочем, в последнее время тоже все больше страдает от драконов-отморозков, как их называл переводчик, не признающих драконьего закона. Там его усыновляет старый маг, который тоже довольно быстро погибает, а потом принимает на службу князь одного из местных улусов. На этом месте я потерял нить повествования окончательно и заметил, что мои глаза слипаются, а строчки становятся все длиннее и уплывают куда-то в пустоту; я собрался с силами, несколько раз закрыл и открыл глаза и, перелистав еще двести страниц, обнаружил, что нахожусь на военном совете.
- Они будут наступать с запада, - сказал королевский воевода, - на востоке ворота очень узкие, и их крылья будут цепляться за стены.
- Вы не видели их в бою, - ответил я, и Джабу согласно кивнул, - сила удара их крыльев такова, что большая часть башен рушится уже от нескольких ударов.
- Нам нужен великий маг, - сказал король задумчиво, - из тех, что населяли Бугарду в древние времена.
Мастер недовольно хмыкнул.
- Бугарды не существует уже пять тысяч лет, - ответил он с лицемерным поклоном, - и я сомневаюсь, что она когда-либо существовала.
- Ваше Величество, - Гимардус подошел к королю и встал перед ним, опираясь на воздух так, что всем стало понятно, что он опирается на отсутствующий двуручный меч, - только клинки воинов Хвадвобраса защитят наши дома. Позвольте мне трубить общий сбор, и пусть праздные болтуны продолжат говорить до тех пор, пока истинные мужи Дихвамгруса не вернутся с отрубленными лапами и крыльями этой нечисти.
Но король сохранял молчание. И тут, ко всеобщему изумлению, заговорил Джабу.
- Ваше Величество, - сказал он, - я знаю одного отшельника, все еще хранящего тайны Бугарды. Он ненавидит драконов, хотя и не станет воевать против них в одиночку; но если нам удастся убедить его в своей правоте, возможно, он и поможет нам - хотя бы ради памяти покойного Гварасы.
- Я не знал, что крыги умеют говорить, - сказал король изумленно, - и я не знал, что умеешь говорить ты, Джабу. Но, в любом случае, уже поздно, город осажден.
- Это как раз не проблема, Ваше Величество, - вмешался я, - Гвараса научил меня и Джабу незаметно проникать сквозь ряды губуров, а других часовых на левом фланге у драконов пока нет. Единственно, кто может нам помешать, - это вон тот зеленый гаргурбур на вышке.
Гимардус расхохотался.
- Это совершенно дурацкая затея, - сказал он, - никакой тайный отшельник, будь он хоть семи пядей во лбу, нас не спасет, но для старого солдата какой-то там гаргурбур не проблема.
Он натянул лук, и стрела, со свистом проскользнув мимо носа воеводы, пролетела над городом, стенами и долиной, и исчезла в окне сторожевой вышки, построенной драконами.
- Потрясающе, - закричал Джаба, глаза которого были значительно острее моих и к тому же гораздо лучше видели в темноте.
Я позвонил Рыжему:
- Я прочитал уже двести страниц, - сказал я, - не мог бы ты мне кратко рассказать оставшиеся одиннадцать томов?
- Это по телефону не расскажешь, - ответил он. - Приходи, выпьем.
Мы выпили, и уже через пару часов я знал об этом мире, который назывался Гудрубай, по имени пращура всех великих драконов, практически все - все, что меня интересовало.
Я пообещал помочь в строительстве или, по крайней мере, пообещал за ним присмотреть, и уже за сутки до начала игры был в лесу. Мы натащили бревен, срубили несколько сухих деревьев, разметили контуры города на верхушке холма и начали строить ворота. Между двумя деревьями на расстоянии в два с половиной метра друг от друга мы привязали длинное бревно, под ним появились контуры ворот, чуть позже - штурмовой коридор, очертания надвратной башни. Створки ворот, пока еще лежащие на земле, медленно обрастали продольными и поперечными брусьями.
- У локации очень поганое место, - сказал Гаурд, появляясь и распаковывая инструменты. - На нее будут постоянно переть.
- Не думаю, - сказал Хоблин. - На такой холм они хрен полезут.
- А место центровое, - добавил я, - так что игра постоянно будет.
- В центровом месте, - ответил Гаурд, - затрахаемся ворота охранять.
- Открывать такие ворота, - пробормотал Хоблин, выпрямляясь и почему-то вытирая топор о серые матерчатые штаны, - это по-любому хуй знает что. Потайной ход надо строить.
- Ну, блядь, Хоб, ты даешь, - ответил Гаурд. - Если подземный ход засекут, это будет полный пиздец. А вот локацию надо было уносить на хрен.