- Ах, на свете столько туристических поездок, не надо думать, что все толстяки мира поедут вместе с нами, - все-таки молвила мне в утешение Ева, когда он уже не мог нас слышать.
Мы закончили трапезу, а затем вышли в сладостную осеннюю тьму. То был один из последних вечеров, когда Тиволи был еще открыт, и мы решили пойти туда. Ева хотела сначала пойти в Нюхавн. Но я отказалась, заявив, что если уж меня где-нибудь похитят, то пусть это будет в Неаполе, и, подумав хорошенько, Ева признала мою правоту. Жаль, если бы наше путешествие в Италию закончилось, еще даже не начавшись, в Нюхавне.
Ева никогда раньше не была в Копенгагене, так что мне пришлось показывать дорогу в Тиволи. Способность ориентироваться была у меня не на высоте, но это меня ничуть не беспокоило. Я взяла Еву под руку, и мы двинулись туда, где, как я полагала, находится Тиволи. Несколько раз я спрашивала, как туда пройти, но поскольку я обладаю сказочной способностью, задавая подобные вопросы, натыкаться на городских идиотов, то случилось то, что случилось. Мы причалили на узенькой, сумрачной и безлюдной улице, где еще никогда не ступала моя нога.
- Это и есть знаменитый копенгагенский Тиволи, о котором я столько слышала? - спросила Ева. - Развлечения, песни и танцы… - добавила она.
И в самом деле! Из ближайшего дома вырывались развеселые звуки. Открытая дверь вела в какой-то кабачок. Мы осторожно заглянули туда. Там было полным-полно людей, которые, казалось, необычайно веселились. В основном это были дородные матроны и квадратные веселые дяденьки, вертевшиеся на крохотном тесном пятачке. Но там мелькали и молодые люди, и все казалось так весело и уютно!
- Публика здесь не особо элегантная, - сказала я Еве. - Но зато весело! Давай зайдем! Когда приезжаешь за границу, нужно смешиваться с толпой, это-то и создает атмосферу!
И мы нырнули в толпу, чтобы создать себе атмосферу. Деньги за вход в этот примитивный ночной клуб платить явно было не надо. Мы просто вошли туда и расположились за маленьким столиком. В кабачке стало заметно тише. Все смотрели на нас, широко раскрыв глаза.
- Мы, наверное, чуточку слишком элегантны и сенсационно-вызывающе одеты для этого кабака, - сказала Ева, удовлетворенно поглаживая свое платье из фая. - Но они быстро к нам привыкнут.
За всеми остальными столиками пили кофе, а мы всегда, куда бы ни пришли, придерживаемся местных обычаев.
- Официант! - громко окликнула я. - Две чашечки кофе! Будьте любезны!
Да, он хотел оказать нам любезность. Хотя видно было, что вначале жутко колебался.
Танцы продолжались. Мы с Евой уселись поудобней, чтобы сразу же вскочить, как только нас пригласят.
Но нас не пригласили. Никто к нам не подошел.
- Они не осмеливаются, - сказала Ева. - Надо им показать, что мы простые и веселые и ничего не имеем против их примитивных танцев.
Потому что было абсолютно ясно, в какой культурный центр с полькой и старомодным вальсом мы попали: никаких более современных ритмов, которые куда лучше подошли бы нам с Евой. Но мы, как уже говорилось, придерживаемся обычаев тех мест, где появляемся. Заиграли умопомрачительную польку, и я пригласила Еву на танец. Мы пустились в пляс прямо поперек комнаты, стремясь слиться с народным весельем, и все другие пары испуганно шарахнулись в сторону. Приободренные успехом, мы еще больше ускорили темп, - пусть датчане увидят, как танцуют польку в Швеции! Мы пели и подпевали "тра-ля-ля", а иногда Ева выкрикивала душераздирающее "эгей!".
- Не надо больше орать "эгей!", - задыхаясь после восьми кругов по залу, сказала я Еве. - Если они еще и теперь не поняли, насколько мы близки к народу, пусть пеняют на себя!
Совершенно обессиленные, опустились мы возле нашего столика и стали ждать, что будет дальше. Но подумать только, какие тугодумы эти датчане! Они совершенно не оценили наш демократический настрой. Нас так никто и не пригласил! Глубоко возмущенные, мы уже подумывали было удалиться, но тут как раз должно было начаться всеобщее пение.
- Все будут петь - прекрасно! - сказала Ева. - Пение объединяет людей, было бы странно в конце концов не познакомиться поближе с нашим любимым братским народом.
У всех присутствующих были в руках маленькие тетрадки с напечатанным на машинке текстом. И они все вдруг поднялись и запели. Все, кроме одной пожилой дамы, спокойно сидевшей у столика, она, верно, устала, бедняжка! Мы с Евой тоже встали. Никакой тетрадки у нас не было, так что мы заглядывали в текст через плечо милого пожилого дяденьки, стоявшего к нам ближе всех. А он стал вертеться, словно мы причиняли ему беспокойство, и все время, пока пел, бросал на нас косые взгляды, стараясь отодвинуться как можно дальше. Но не тут-то было! Мы с Евой неотступно следовали за ним, упорно заглядывая в его тетрадку… Да, потому что нам необходимо было сблизиться с братским народом.
Мелодия, которую они пели, была такая знакомая: "Тра-лле-ри, тра-лле-ра". Но датский текст, разумеется, был совершенно не похож на тот, к которому мы привыкли.
"Нашей бабушке сегодня исполняется семьдесят… - пели мы с Евой, да так, что только звон стоял: - Тра-лле-ри, тра-лле-ра!"
У Евы было чистое, высокое сопрано, и мой скромный альт был тоже преступно красив. Мы часто изображали "сестер Эндрю", и здесь у нас появилась великолепная возможность проявить наши таланты. Мы так тралялякали, что это привлекло всеобщее внимание. Песня была длинная, в четырнадцать куплетов, так что мы могли развернуться как следует. Каждая строфа начиналась совершенно одинаково: "Нашей бабушке сегодня исполняется семьдесят…" О, песня была в целом такая юмористическая, что я подумывала, уж не ввести ли нам этот текст в Швеции.
Но когда все приступили к четырнадцатой строфе и мы приготовились в последний раз грянуть изо всех сил: "Нашей бабушке сегодня исполняется семьдесят!" - я случайно бросила взгляд на пожилую даму, которая осталась сидеть за столиком. Она мило улыбалась и кивала в такт песне. Рядом с ней на столике лежало множество тортов, украшенных взбитыми сливками. И на одном из них я с ужасом прочитала белоснежную, выведенную сливками надпись: "70 лет".
Тут внезапно и беспощадно мне открылась ужасающая правда: пожилая дама и была та бабушка, которой исполнилось семьдесят лет, и мы попали на совершенно частную вечеринку в честь дня рождения. Я смолкла, и самое последнее "тра-лле-ра", булькнув, замерло у меня в горле. Но Ева, совершенно счастливая, пела так, что стены дрожали.
- Пой же! - прошипела она мне.
Но я дернула ее за платье.
- Ева, осталось несколько секунд! - шепнула я ей. - Бежим изо всех сил! Речь идет о нашей жизни!
И мы так и сделали. Мы рванули в дверь и оказались в безопасности, прежде чем отзвучали последние слова песни, посвященной бабушке. Ева хотела услышать от меня, почему мы бежали так поспешно. И, узнав, в чем дело, прислонилась к стене и захохотала так, что смех перешел в крик. Я втолкнула ее в такси, и мы спаслись в нашем отеле.
- Будьте любезны, разбудите нас завтра утром в половине восьмого! - серьезно сказала Ева портье.
Но секунду спустя она расхохоталась так, что напугала этого несчастного до полусмерти.
- Что случилось? - взволнованно спросил он.
- Я смеюсь потому, что нашей бабушке исполнилось семьдесят лет, - сказала Ева и, икая от хохота, вошла в лифт.
IX

Туристические поездки имеют свои прелести, и нас действительно предупреждали об этом осмотрительные люди (то есть Ян и Альберт), прежде чем мы уехали из дома.
- Туристические поездки… - презрительно фыркнув, сказал Альберт. - Да, если жутко хочется тащиться через сотни церквей с толпой жирных теток в цветастых летних платьях, то лучше туристических поездок ничего не найти.
- А что плохого в цветастых летних платьях? - спросила Ева. - И вообще, с таким маленьким опытом путешествий, как у меня, гид необходим. Я совершенно растеряюсь, если придется пересаживаться из одного поезда в другой.
- Как, ты ведь не раз ездила в Омоль и обратно. И сама техника этого тебе известна, - напомнила я.
Альберт рассказал, что однажды в ранней юности ездил с туристической группой во Францию. Когда он вернулся домой, его товарищи, хитро подмигивая, спросили:
- Ну, что за девочки в Париже?
- Не имею ни малейшего представления, - ответил Альберт. - Но преподавательницы подготовительных классов народной школы в Маркарюде очаровательны.
Альберт уверял, что этим о туристических поездках все сказано.
- У вас не будет никакого контакта с итальянским народом, - предупредил он.
- Ха! - воскликнула я. - Ты не знаешь нас с Евой! Итальянский народ не успеет опомниться, как мы с ним подружимся.